Мужчины свои и чужие - Кэти Келли

Они пошли в маленький итальянский ресторан, где ели спагетти, запивая еду прекрасным красным вином, и закон­чили трапезу рюмками граппы, которой их угостил хозяин заведения. Кирстен весь вечер кокетничала с ним, он раста­ял, подвинул к ним стул и смотрел на Кирстен коровьими глазами.

Когда Эмма, пошатываясь, возвращалась к столику после посещения дамской комнаты, она услышала разговор между Кирстен и Питом, которые ждали счета.

– Знаешь, иногда мне хочется набить ему морду, , – гово­рил Пит с необычной для него злостью. – Когда я вспоми­наю, сколько времени Эмма проводит с матерью, делает там все, черт побери… Ради нее я всегда молчал – считал, она вполне обойдется без еще одного наглого босса в своей жизни. Но когда-нибудь я обязательно скажу твоему отцу, что я о нем думаю!

– Из-за меня не отказывай себе, – беспечно сказала Кирстен. – Уж я ему цену знаю. Но дело в том, что Эмма должна воспротивиться ему сама. Не понимаю, почему она этого не сделала много лет назад.

Несмотря на вино и граппу, Эмма снова почувствовала себя несчастной. Алкоголь не в состоянии ей помочь. Она должна все сказать отцу. Но ему так много приходится сей­час переживать, что слишком жестоко еще ей ссориться с ним. В конце концов, не его вина, что у нее не хватило сме­лости остановить его много лет назад. А сейчас не время.

– Может, мне подольше посидеть в туалете, чтобы вы могли обо мне поговорить? – спросила она, подходя к столу и целуя Пита в лысину.

– Прости, радость моя, мы говорили только о вашем чертовом папаше, – виновато сказал Пит. – Я знаю, ты не хочешь, чтобы я вмешивался, но он не имеет права так с тобой обращаться. Ты для него вроде служанки, и я больше не стану это терпеть.

– Ох, Пит, – вздохнула Эмма, – у бедного папы сейчас столько забот. Не надо ничего говорить. Я сама, хорошо?

Кирстен и Пит одновременно пожали плечами.

На следующий день Эмма очень неохотно поехала к ро­дителям. День выдался солнечным, на небе ни облачка. Как раз в такие дни они с Питом любили сидеть в своем садике величиной с носовой платок, греться на солнышке, читая воскресные приложения к газетам и довольствуясь какой-ни­будь примитивной едой вроде яичницы. Вместо этого ей придется часа четыре присматривать за матерью, потому что у отца была назначена встреча с приятелем. Она с ужасом ду­мала о том, что ее ждет, и чувствовала себя от этого винова­той.

Отец уже ждал ее у дверей, держа в руках пиджак и ключи от машины.

– Ты опоздала, – заявил он, проходя мимо. – Учти: я ее не кормил. У нее скверный день.

Оказалось, что это еще слабо сказано. Эмма обнаружила мать в спальне в окружении куч одежды, вытащенной из всех шкафов и ящиков. Носки, рубашки, блузки, брюки, платки грудами лежали вокруг нее. На ней самой ничего не было, кроме колготок. Она складывала вещи одну на другую, пока вся куча не рассыпалась, и тогда начинала снова. Длинные, когда-то ухоженные волосы были спутаны и немыты, лицо не накрашено, хотя раньше мать очень следила за собой.

Эмма почувствовала, как глаза наполняются слезами.

Через два часа, после нескольких истерик ей удалось вы­мыть мать, подкрасить и надеть на нее синее платье. Настро­ение Анны-Мари сразу улучшилось. Она любовалась собой в зеркале, пока Эмма варила макароны на обед, и даже начала напевать высоким голосом, пританцовывать и мило улыбать­ся дочери. Они пообедали, потом переместились в гостиную, и Эмма включила телевизор, где показывали старый мюзикл. Мать послушно села рядом. Теперь она редко смотрела теле­визор, но старые фильмы любила. Она уютно свернулась рядом с Эммой, иногда поглядывая на экран.

Эмма подумала, что если бы кто-нибудь видел их в этот момент, то умилился бы такой картине: мать и дочь вместе смотрят телевизор. Насколько же по-другому все было на самом деле. Будет ли у нее когда-нибудь собственная дочь, с которой она сможет смотреть телевизор? Наверное, нет…

Но почему нет? Эмма выпрямилась. Что ей мешает? Она ведь не знает точно, бесплодна она или нет. Зачем горевать заранее? Жизнь слишком драгоценна и коротка, чтобы изво­дить себя без веских оснований. Именно сейчас, ухаживая за безнадежно больной матерью, она почувствовала это особен­но остро.

Эмма решила, что она не позволит себе зря растрачивать свою жизнь, и внезапно ей захотелось рассказать об этом Питу.

Он не сразу снял трубку.

– Заснул над газетой, – признался он. – Очень устал. Что-нибудь случилось, Эм?

– Помнишь, мы говорили насчет анализов, которые сле­дует сделать, чтобы выяснить, почему я не беременею?

– Да, – нерешительно сказал Пит.

– Ты все еще готов пройти через это? – спросила Эмма с бьющимся сердцем.

– Разумеется.

– Тогда первым делом в понедельник я иду к врачу! – объявила Эмма. – Я хочу ребенка, Пит. Я сделала глупость, что так затянула, но мне казалось, что не время, раз мама бо­леет. Но теперь я знаю: сейчас самое время!

– Господи, Эмма, я так люблю тебя! – воскликнул Пит. – Почему ты вдруг решила?

– Это от сидения с мамой, – объяснила она. – Ее жизнь уходит, а я зря трачу свою, потому что боюсь посмотреть правде в глаза. Если у нас не может быть ребенка, мы усыно­вим чужого. Какой же я была дурой.

– Ну, не надо так расстраиваться, – пробормотал он.

– Но я потеряла столько времени. Мы уже давно могли бы встать в очередь на усыновление.

– Давай сначала убедимся, что у нас не может быть соб­ственного ребенка. Я тут читал про искусственное осемене­ние. Высокий процент удач, так что, если не получится с первого раза, можно повторить.

– Это дорого, – заметила Эмма.

– Даже если мне придется продать самого себя, я это сделаю, – пошутил Пит. – Правда, солнце мое, мы спра­вимся. Ведь это для нас сейчас самое главное. Займем, если придется.

– Ты просто прелесть, – сказала Эмма.

– Согласен. Приходи скорей домой, мы еще потрениру­емся.

Джимми вернулся значительно позже семи. Эмма устала, ей не терпелось попасть домой, чтобы все подробно обсудить с Питом. А Джимми к тому же был в дурном настроении.

– Ты что, мне ужин не приготовила? – прорычал он, об­наружив, что в духовке его не ждет ничего вкусного.

Эмма не могла поверить тому, что слышит.

– Нет, – холодно ответила она. – Я не приготовила ужин, потому что полагала, что ты придешь значительно раньше.

– Замечательно! Я тебя вырастил, а ты мне даже поесть не приготовишь. Послушай меня, моя девочка…

– Нет, – резко перебила Эмма, – это ты меня выслу­шай. Я полдня тут просидела, ухаживая за мамой, а ты начи­наешь кричать на меня, едва войдя в дверь. Так не пойдет.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном! – заорал Джимми.