Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Делль Виктор Викторович

Первый вспомнил, как переносили точку из Степнянской тюрьмы. Прочесывали все окрестности в поисках подходящего места, ломали голову над планом города, несколько раз осматривали тир Центрального райотдела… А объекты накапливались, камеры переполнялись, тогдашний начальник КТ-15 строчил рапорта все выше и выше… Когда наконец обустроились и стали работать, пришлось пропустить всех за неделю, бр-р-р, настоящая мясорубка…

Первый, незаметно для себя, брезгливо скривился.

— Что это вы? — удивился Буренко. — Живот схватило? А «тройку» к «пятерке» зачем притуливать?

Исполнитель молча переходил и постарался отогнать навязчивые мысли. «Обсудим с Викентьевым и все обрешим, — подумал он. — Здесь-то с кем говорить? Григорьев за приговором надзирает, замки его не интересуют. Буренко вообще от наших дел отстраняется. Не с сержантом же советоваться! Что-то он хмурый, будто боится в штаны наложить. С чего бы?!»

Действительно, кряжистый, с цепким взглядом Шитов был не в своей тарелке. Дело в том, что под предлогом ремонта и восстановления «Волги» для спецопергруппы он «захимичил» новый аккумулятор, два ската и ремонтный набор двигателя. Все это хранилось в гараже «уголка». Если Викентьев что-то заподозрил, то проникновение в гараж могли осуществить ребята из инспекции с вполне определенной целью: задокументировать факты и взять его на такой крючок, сорваться с которого не удастся даже столь ловкому и изворотливому парню, каким он считал себя.

— Рыба! — объявил Буренко и, забывшись, откровенно выдохнул сивушный дух в сторону первого номера.

Тот встрепенулся.

— Слушай, Петро, а спирт у тебя там так и стоит? — спросил он. — Может, это Титков нырнул по старой памяти? Он сейчас все время ищет, где врезать. А ключ от ворот когда-то терял — может, нашел, когда понадобился?

— И вправду, — облегченно вымолвил Шитов и вскочил. — Пойду взгляну…

— Давай вместе, — поднялся следом врач, быстро взглянул на Григорьева и, ни к кому не обращаясь, пояснил:

— Делать-то все равно нечего. И где они ездиют?

Вернулись Буренко с Шитовым только минут через двадцать.

— Баллон на месте, — торопливо доложил младший сержант и, пройдя в угол, завозился у старого шифоньера. — Чуть-чуть не полный. На полстакана.

— На стакан, — уточнил Буренко. — Выдохся, он же летучий… — И без всякого перехода спросил:

— Сколько можно ехать?

В комнате наступила тишина тревожного ожидания. Привычный график нарушался, обсуждать возможные причины никому не хотелось.

— Пойду встречать. — Шестой номер, обойдя прокурора и старательно отворачиваясь от исполнителя, вышел во двор. Громко хлопнула дверь.

— Забьем еще раз, что ли? — спросил Буренко, стряхивая рукой капли пота со лба.

Хлебный фургон проехал по Магистральному проспекту, свернул в темный тупиковый переулок и через пару минут затормозил перед зелеными воротами точки. В кузове мигнул сигнал плановой остановки. Путешествие подходило к неизбежному концу. У Попова пересохло в горле. Удав, наоборот, приободрился: он слышал звуки трамвая, значит, менты не соврали — какой смысл везти человека из захолустья в большой город, если хочешь его расшлепать?

Ворота раскрылись сами собой, фургон въехал на территорию «уголка».

— Горячий хлеб заказывали? — спросил улыбающийся Федя Сивцев у хмурого Шитова.

— Заезжай, — мрачно ответил младший сержант. — Где тебя черти носили?

Двери третьего бокса были открыты. После нескольких маневров пятый номер вкатил машину в гараж, как делал много раз до этого. А шестой номер запер ворота и привычно закрыл бокс снаружи. Все шло как обычно, по отработанной схеме. Кроме одного: сейчас за происходящим наблюдали чужие глаза.

Посторонний человек находился на территории «Прибора» и смотрел в щель между плитами забора. Руку он держал на изогнутой рукоятке старого «нагана».

— Приехали наконец! — объявил Буренко, хотя шум мотора слышали, конечно, и прокурор с исполнителем. — За работу, товарищи!

Последние слова он произнес с явной издевкой.

Врач первым вышел из бывшей диспетчерской, за ним последовал прокурор со своей папкой, последним озабоченно шаркал исполнитель. Гуськом они направились к третьему боксу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Подполковник Викентьев пружинисто выпрыгнул из спецавтозака и подошел к массивной стальной двери, заподлицо вделанной в кирпичную стену. Ключ от нее имелся только у одного человека — у руководителя спецопергруппы «Финал». Подполковник отпер массивный замок, и Шитов с Сивцевым, не дожидаясь указания, спустились в открывшийся зев подвала, внизу вспыхнул свет, упало что-то тяжелое, потом это тяжелое протащили по полу.

— Скоро вы? — раздался сзади недовольный голос.

Викентьев обернулся и увидел кислое лицо прокурора.

— Сейчас, брезент готовят…

— А пошли-ка и мы готовиться, — сказал исполнитель и первым ступил на крутые ступеньки. — Ты мне сейф-то отомкни…

В кузове спецавтозака было душно, и Попов испытал облегчение, когда дверь распахнулась.

— Давайте, — сухо бросил Викентьев. И Сергеев лязгнул замком камеры: «Выходи!»

Неопределенно усмехающийся Удав, наклонив голову, осторожно полез из узкого отсека. В этот момент Сергеев сделал два быстрых движения, и лицо смертника перехватили тугие резиновые повязки: одна закрыла рот, вторая — глаза.

Попов много раз использовал наручники, однажды присутствовал при надевании смирительной рубашки, это называлось «мерами безопасности» и тщательно регулировалось согласованными с прокуратурой приказами. Но черные широкие полосы никакими инструкциями не предусматривались, им не было места в системе отношений государства с проштрафившимися гражданами, даже в ряду резиновых палок и водометов, слезоточивых и нервно-паралитических газов, пистолетов Макарова и автоматов Калашникова… Они не существовали в юридическом смысле, а следовательно, применение их к любому, самому отпетому, преступнику являлось недопустимым. И то, что майор Сергеев уверенно и привычно накинул на подконвойного зловещие атрибуты предстоящего исполнения, наглядно демонстрировало: осужденный Кадиев уже не является ни гражданином, ни личностью, он находится за чертой человеческих отношений, хотя физически еще существует, так же как не имеющие официального наименования повязки, придающие ему сходство со скотиной перед убоем и служащие для того, чтобы облегчить неизбежную формальность перевода смертника из нынешнего состояния в то, в каком ему надлежит находиться.

Мощным рывком за шиворот Сергеев выбросил Удава из стального кузова, Викентьев не очень бережно его подхватил, майор прыгнул следом, Попов, словно во сне, последовал за ним. Он не сразу понял, где оказался: бетонный пол, старая кирпичная стена, дверной проем, ступени, обмякшее тело Удава, который тряс головой и пытался что-то кричать, но раздавалось только глухое мычание, и человек с «наганом», притаившийся на территории «Прибора», конечно, ничего не услышал.

Ступени кончились. В небольшой комнате с голыми кирпичными стенами за непокрытым, давно списанным канцелярским столом сидел усталый человек в костюме и галстуке, лицо его перекосила болезненная гримаса. Чуть в стороне притулился на расшатанной табуретке грузный мужчина с отвислыми щеками и стекающим на грудь подбородком, в легкомысленной и даже неуместной здесь клетчатой рубахе. Он поминутно утирался платком и зевал. Попову показалось, что сзади есть еще кто-то, но обернуться он не успел: Викентьев содрал с Удава обе повязки, и четвертый номер приготовился к выполнению своих обязанностей.

— Фамилия, имя, отчество, год рождения, — бесцветно спросил Григорьев, лишь на миг оторвавшись от бумаг, чтобы сверить внешность Кадиева с фотографией на личном деле.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сейчас выражение недовольства и отвращения на лице совершенно определенно относилось к предстоящей процедуре и своей роли в ней. Это ни для кого из присутствующих не было секретом: все знали, что Григорьев ни разу не получал доплату за участие в исполнениях, ставя своим отказом главбуха в тупик, — ведь списать заработанные деньги еще труднее, чем начислить незаработанные. Дело доходило до конфликтов, бухгалтер апеллировал к прокурору области, но Григорьев был непреклонен: «За кровь я деньги брать не буду…»