Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

старшие из которых были примерно одного с ним возраста. На улице они вечно пытались вести себя как тайлары. Носили тайларские рубахи и платья, ели тайларские блюда, дразнили чужаков и рабов, и даже молились на показ тайларским богам. Да только другая детвора их за своих не признавала и регулярно била, когда те просились в общие игры. Но помогало это ненадолго и через пару дней они приходили вновь. Снова и снова, раз за разом.

И таких в Кадифе были сотни, если не тысячи. Город полнился рабами, и не удивительно, что некоторые из них, даже получив свободу, совсем не стремились его покинуть, а напротив, отчаянно пытались доказать всем вокруг и себе в первую очередь, что они стали его частью.

Мысли Мицана прервал звук открывающейся двери. В таверну, громко хохоча и толкаясь, ввалилась компания подвыпивших солдат. Судя по их лицам – обветренным, испещренным морщинами и шрамами, это были ветераны недавней войны, коими сейчас полнился город и все питейные места, в которых воины, к великой радости их владельцев, оставляли захваченные ими сокровища северной страны.

Пройдя внутрь, солдаты тут же сдвинули несколько столов и рассевшись по лавкам, громко замолотили кулаками, вызывая прислугу. Она появилась почти сразу, нацепив на свое покрытое веснушками лицо некое подобие учтивой улыбки.

– Что изволите, доблестные воины?

– Вина! Так много вина, чтобы залиться под завязку и через край полилось! – прорычал почти полностью седой и плечистый мужчина, который в отличие от остальных был одет не только в красную солдатскую рубаху, но и кожаный нагрудник с нарисованным на нем черным быком. На сколько помнил Мицан, такие обычно носили командиры знамени.

– А из еды?

– Мяса давай. Нам три, хотя нет, лучше четыре дюжины ребер в пряных травах и ещё пару подносов лепешек. Только смотри, чтобы они были из пшеницы, а не ячменя. Я его на всю жизнь вперед за войну наелся. Ну и протертой брынзы со сметаной и кинзой подай. Сразу корытце. И принеси-ка нам побольше чашек, да сразу посчитай – мы как напьемся, точно бить их будем.

На этих словах воины одобрительно загудели, явно давая понять, что они всецело поддерживают план своего командира.

Неожиданно один из них – высокий и тонкий словно жердь, с обритой наголо вытянутой головой и мутными глазами, медленно развернулся и замер. Хотя Мицан и сидел довольно далеко, он увидел, как наливаются злобой его глаза, а губы растягиваются в недоброй ухмылке.

– Слышь, фалаг, да тут оказывается косматые сидят,– сказал он, указывая пальцем прямо на притихшую компанию вулгров.

– Что, где? – встрепенулся седой.

–Да вон, целое племя сидит. Эй, служанка, ты хоть знаешь, кого сюда пустила?

– Посетителей. Таких же, как и вы,– вольноотпущенница явно была привычна к ссорам, крикам и, должно быть, дракам среди гостей таверны. Она стояла спокойно скрестив руки на груди и смотрела прямо в мутные глаза солдата.

– Как мы? Да ты ни как мухоморов объелась, дикая. Мы – доблестные воители государства. И мы только вернулись после долгой и кровавой войны с дикарями, что сотню лет наши границы разоряли. А эти твои «посетители» – его палец вновь дернулся в сторону – суть предатели и мародёры, которые только и делали, что помогали своим клавринским родственничакам!

– Это ложь! – выкрикнул один из вулгров.

– Ложь? Да? Ты уверен, косматый? Да ваша союзная конница единственное чем занималась во время войны, так это грабила наши обозы и в тихую освобождала пленников! Видят боги, вы были бы рады нашему поражению и все для этого делали. Да только мы назло вам, скотам косматым, ваших единокровных родичей на колени то поставили и кровью умыли!

– Ага, набрали себе невольников из детей и девок и разграбили ещё одну чужую страну, как когда то нашу! – огрызнулся усатый толстяк, порывавшийся встать, когда служанка говорила с Мицаном.

– Закрой свою вонючую пасть, косматый дикарь, не то я тебя твоим же языком придушу! – крикнул сидевший рядом с лысым воин, чей левый глаз закрывала черная повязка, а вместо левого же уха был лишь уродливый шрам.– Не, командир, Меро прав. С косматыми под одной крышей пить – себя не уважать.

– Так мне нести вам вино или уже не нужно? – сухо проговорила рыжеволосая.– Если хотите пить – пейте. А если кулаки чешутся – так за этим на улицу.

– Слышь, дикарка, мы не для того кровь проливали два года, чтобы косматые тут себя как дома чувствовали! Понимаешь тайларен, а? – прошипел лысый солдат.

– Не хуже твоего. Я родилась тут, в Кадифе! – гордо подняв голову, проговорила женщина, но воин лишь язвительно фыркнул в ответ.

– Рожденная в конюшне мышь лошадью не станет. Знаете, что парни, я не стану пить под одной крышей с косматыми. Хотя бы из уважения к памяти Беро, которого такие вот уроды сожгли живьем в плетенной клетке. Но разорви гарпии мою печенку, если я уйду из таверны в собственном городе!

Сказав это, он с размаху швырнул в сторону вулгров стоявший рядом табурет. К счастью для них, глаз или плескавшееся в животе вино, подвели старого солдата, и пролетевший ровно над головами предмет мебели ударился об стенку. Вулгры вскочили со своих мест. Следом за ними повставали с лавок и солдаты, и две компании, обмениваясь руганью и проклятиями, начали сближаться, полностью игнорируя отчаянно вопившую на них прислугу.

Но увидеть чем кончится эта перебранка, Мицану было не суждено. В этот момент двери таверны вновь распахнулись и внутрь вошел Лифут Бакатария, а вместе с ним ещё семеро бандитов. Хотя все они были одеты в черное и носили черные накидки покрывающие головы, в двоих из вошедших юноша сразу опознал Арно и Сардо. При виде сошедшихся вулгров и солдат, командир клятвенников улыбнулся своей хищной улыбкой, оглядел зал питейного заведения и столкнувшись глазами с Мицаном, кивком приказал следовать за ними.

Обогнув начавшуюся драку, они прошли на кухню, а оттуда сразу начали спускаться в подвал. Мицан шел последним и в щелку закрывающейся двери успел увидеть, как один из вулгров, тот самый усатый толстяк, схватив табуретку разбил её о голову лысому солдату.

– Надеюсь, наши парни дадут жару этим проклятым варварам,– весело проговорил идущий прямо впереди Мицана Сардо.– Проклятье, да пусть Мерката иссушит мои чресла, если бы не наше дело, я и сам бы бросился им на помощь!

– Там и без тебя есть кому вулгров отхерачить,– проговорил Лифут без малейшего намека на веселье. Мицан хорошо знал, что когда он шел на дело, то становился