ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ - ДЖОРДЖО ВАЗАРИ

Луки Питти, Диотисальви Нерони, Джулиано деи Медичи, отца папы Климента VII, а возле каменного столба – Герардо Джанфильяцци Старшего и мессера Бонджанни, кавалера в голубом камзоле с ожерельем на шее, а также Якопо и Джованни из того же семейства. Рядом с ними – Филиппо Строцци Старший и астролог из Поццо мессер Паоло Тосканелли. На своде он изобразил четырех патриархов, а на образе, написанном на дереве, – Троицу и св. Иоанна Гвальберта, коленопреклоненного вместе с другими святыми. Все эти портреты очень легко узнать, судя по их сходству с гипсовыми или живописными портретами тех людей, которые можно увидеть главным образом в домах их потомков. На эту работу Алессо употребил много времени, так как был весьма терпеливым и любил выполнять свои работы вольготно и с удобством. Рисовал он очень хорошо, о чем можно судить в нашей книге по мулу, нарисованному с натуры, где завитки шерсти по всему телу изображены с большим терпением и с отменным изяществом. В работах своих Алессо был весьма прилежным и старался воспроизвести все мелочи, какие умеет создавать мать-природа. Манерой он обладал несколько сухой и жестковатой, в особенности в изображении тканей.

Он очень любил писать пейзажи, изображая их с натуры точь-в-точь как они есть в действительности. Поэтому на картинах его мы видим реки, мосты, камни, травы, плоды, дороги, поля, города, замки, песчаные отмели и бесчисленное множество подобных вещей. Во флорентийской Нунциате во дворе, позади как раз той стены, где изображено Благовещение, он писал историю по-сырому и прошелся по ней посуху, изобразив в ней Рождество Христово с такими тщательностью и старанием, что на навесе, который там изображен, можно было бы пересчитать стебли и узелки соломы. Там же он воспроизвел в развалинах дома камни, заплесневевшие от дождя и потрескавшиеся и осыпавшиеся от мороза, с толстым корнем плюща, частично закрывающим стену, где следует обратить внимание на то, с каким великим терпением он одним оттенком зеленого цвета написал лицевую сторону листьев, а другим – оборотную, не больше и не меньше как в природе, и, кроме пастухов, изобразил змею или гадюку, ползущую по стене естественнейшим образом.

Говорят, что Алессо приложил большие усилия к тому, чтобы найти настоящий способ мозаики и что у него все не получалось ничего стоящего, до тех пор пока не попался ему некий немец, шедший в Рим за отпущением грехов, и будто бы, приютив его, он полностью узнал у него способ и правила, как это делать, так что после этого, смело принявшись за работу, он выполнил в Сан Джованни над бронзовыми дверями с внутренней стороны в арках несколько ангелов, которые держат голову Христа. Показав этой работой хорошую свою сноровку, он получил заказ от консулов купеческого цеха на обновление и очистку всего свода храма, который был расписан, как уже говорилось, Андреа Тафи; ибо во многих местах свод испортился и нуждался в восстановлении и починке. Алессо выполнил это с любовью и тщательностью, пользуясь при этом деревянными лесами, сооруженными для него Чеккой, который был лучшим архитектором того времени. Мозаичному мастерству у Алессо обучился Доменико Гирландайо, который позднее изобразил его рядом с собой в капелле Торнабуони в Санта Мариа Новелла на той истории, где Иоахим изгоняется из храма, в образе бритого старика с красным капюшоном на голове.

Прожил Алессо восемьдесят лет и, когда стал приближаться к старости, желая получить возможность со спокойной душой предаться занятиям своей профессией, Удалился, как это часто делают многие, в приют госпиталя Сан Паоло. А для того, возможно, чтобы его приняли там охотнее и обращались с ним лучше (а может быть, это вышло и случайно), он велел внести в свои комнаты в названном приюте большой сундук, делая вид, что там находится большая сумма денег; ибо он полагал, что таким образом заведующий и остальные служащие, знавшие, что он завещал приюту все, что останется после его смерти, ублаготворят его превыше всех на свете. Когда же Алессо умер, в сундуке оказались лишь рисунки, набросанные на бумаге, и книжечка с наставлениями, как приготовлять для мозаики камни, как замешивать гипс и как производить работы. И не удивительно, как говорят, что денег там не оказалось, так как он был человеком настолько добрым, что у него не было вещи, которую друзья его не могли бы считать своей. Учеником его был флорентинец Граффионе, который над дверью Воспитательного дома написал фреской Бога Отца с теми ангелами, которых и теперь там можно видеть. Говорят, что великолепный Лоренцо деи Медичи, беседуя однажды с Граффионе, который был человеком взбалмошным, сказал ему: «Хочу, чтобы мне сделали из мозаики и лепнины все внутренние ребра купола». На что Граффионе ответил: «У вас нет таких мастеров». На это Лоренцо возразил: «У нас денег столько, что мы их создадим». Граффионе тотчас же возразил: «Э, Лоренцо, не деньги делают мастеров, а мастера делают деньги». Был он человеком чудным и странным: у себя дома он никогда не ел за столом, который предназначался лишь для его картонов, и спал не в постели, а в сундуке, наполненном соломой, и без простынь.

Возвратимся, однако, к Алессо: завершил он свое искусство и свою жизнь в 1448 году и был своими родственниками и согражданами погребен с почестями.

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ВЕЛЛАНО ИЗ ПАДУИ СКУЛЬПТОРА

В воспроизведении чего-либо с любовью и рвением бывает заключена такая сила, что если кто-нибудь хорошо подражает манере одного из наших искусств, увлекаясь чьими-нибудь работами, то произведение, в котором он подражает, в большинстве случаев становится настолько сходным с тем, которому оно подражает, что лишь тот, у кого уж очень верный глаз, сможет заметить какое-либо различие; и редко случается, чтобы преданный ученик не воспринял, хотя бы в большей части, манеру своего учителя.

Веллано Падуанский старался с таким рвением воспроизвести манеру и почерк Донато в скульптуре, и главным образом в бронзах, что остался в Падуе, на своей родине, наследником доблести флорентинца Донателло, о чем свидетельствуют работы его в Санто, которые ежедневно обманывают почти каждого, незнатока, полагающего, что они принадлежат Донато, если он только не предупрежден. Воспламененный многочисленными восхвалениями, которые, как он слышал, доставались Донато, флорентийскому скульптору, работавшему тогда в Падуе, а также стремлением к пользе, которая за высокое качество их произведений достается хорошим художникам, он договорился с этим самым Донато о том, чтобы обучаться у него скульптуре, и настолько в ней преуспел при помощи такого мастера, как Донато, что в конце концов достиг своей цели. И вот, перед тем как Донато уехал из Падуи по окончании своих работ, он настолько овладел своим искусством, что учитель уже возлагал на него большие надежды и ожидал от него многого. Веллано заслужил себе этим то, что учитель оставил ему материалы, рисунки и модели историй, которые нужно было выполнить из бронзы вокруг хора в соборе в этом городе. И это послужило причиной тому, что после отъезда Донато вся эта работа в его родном городе официально была передана Веллано, к великой его чести. Итак, он и выполнил все бронзовые истории, находящиеся в хоре собора с внешней стороны, там, где, между прочим, есть история, на которой Самсон, обхватив колонну, обрушивает храм филистимлян, где мы видим, как друг за другом падают обломки крушения, гибель многих людей и, помимо того, дивно выраженное Веллано разнообразие многочисленных положений умирающих либо от крушений, либо от страха. Там же находится несколько восковых моделей этих вещей, а также несколько бронзовых канделябров, выполненных им же с большим вкусом и изобретательностью. И, как мы это видим, у художника этого было крайнее стремление достичь уровня Донателло, однако он этого не достиг, ибо тот поднялся слишком высоко в этом труднейшем искусстве. А так как Веллано занимался также и архитектурой и проявил себя в этом деле более чем толково, то, отправившись в Рим во времена папы Павла, венецианца, в 1464 году (архитектором этого папы в ватиканских постройках был Джулиано да Майано), был и он привлечен ко многим работам, и, между прочим, им собственноручно был выполнен герб этого первосвященника с его именем, который там можно видеть. В палаццо ди Сан Марко он выполнил также много украшений этого здания для того же папы, голова которого работы Веллано помещена наверху лестницы. Для того же места он составил проект изумительного двора с удобными и приятными лестничными подъемами, однако все это осталось незавершенным из-за приключившейся смерти папы. Во время пребывания своего в Риме Веллано сделал для названного папы и для других много мелких вещей из мрамора и бронзы, однако мне не удалось разыскать их. Он же сделал в Перудже бронзовую статую, превышающую человеческий рост, в которой он изобразил с натуры названного папу восседающим в первосвященническом облачении, у ног же его поместил свое имя и год, когда она была сделана; фигура эта поставлена с наружной стороны двери Сан Лоренцо, собора этого города, в нишу из камня нескольких сортов, обработанного с большой тщательностью. Он же выполнил много медалей, некоторые из коих можно увидеть и теперь, и в частности медаль названного папы, а также двух его секретарей – Антонио Розелло, аретинца, и Баттисты Платины.