Сочинения - Александр Грибоедов

Сей чиновник во время персидской кампании был прикомандирован к генерал-адъютанту Бенкендорфу; а в продолжение Дейкарганских и Туркменчайских переговоров деятельно упражнялся в переводах в собственной канцелярии вашего сиятельства, за что и был представлен к годовому окладу и следующему чину; но в отношении его сиятельства вице-канцлера об отпуске чиновникам высочайше пожалованных денег, в награду, имя Шахназарова пропущено. Вследствие чего ваше сиятельство, от 6-го июня нынешнего года, благоволили повторить о нем представление министерству иностранных дел.

Кроме того, он за Джеванбулакское дело произведен в поручики, а при заключении мира в следующий чин, который, однако же, ему не объявлен, о чем и вступил ко мне с просьбою, дабы я исходатайствовал у вашего сиятельства объявление ему утверждения в чине штабс-капитана; а так как он обременен семейством и долгами и нужны ему еще больше издержки для экипировки при отъезде со мною в Персию, то и прошу ваше сиятельство обратить на сего человека благосклонное ваше внимание, для отпуска ему вышеозначенного денежного награждения, которое он в полной мере заслужил старанием и трудами в прошедшую кампанию и в продолжение мирных переговоров.

Булгарину Ф. В., 24 июля – сентябрь 1828*

24 июля 1828.

Биваки при Казанче, на турецкой границе.

Любезный друг, пишу к тебе под открытым небом и благодарность водит моим пером, иначе никак бы не принялся за эту работу после трудного дневного перехода. Очень, очень знаю, как дела мои должны тебе докучать. Покупать, заказывать, отсылать!!!

Я тебя из Владикавказа уведомил о взятии Карса. С тех пор прибыл в Тифлис. Чума, которая начала свирепствовать в действующем отряде, задержала меня на месте; от Паскевича ни слова, и я пустился к нему наудачу. В душной долине, где протекают Храм и Алгетла, лошади мои стали; далее, поднимаясь к Шулаверам, никак нельзя было понудить их идти в гору; я в реке ночевал; рассердясь, побросал экипажи, воротился в Тифлис, накупил себе верховых и вьючных лошадей, с тем, чтобы тотчас пуститься снова в путь, а с поста казачьего отправил депешу к графу, чтобы он мне дал способы к нему пробраться; уведомил его обо всем, о чем мне крайне нужно иметь от него сведения, если уже нельзя нам соединиться, и между тем просил его удержать до моего приезда Мирзу-Джафара, о котором я слышал, что к нему послан из Табриза. Это было 16-го. В этот день я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой, второй том Леночки1, все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойства ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из стола, я взял ее за руку и сказал ей: Venez avec moi, j'ai quelque chose à vous dire[138]. Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я ее усажу за фортепьяно, вышло не то, дом ее матери возле, мы туда уклонились, взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери Прасковье Николаевне Ахвердовой, нас благословили, я повис у нее на губах во всю ночь и весь день, отправил курьера к ее отцу в Эривань с письмами от нас обоих и от родных. Между тем вьюки мои и чемоданы изготовились, все вновь уложено на военную ногу, на вторую ночь я без памяти от всего, что со мною случилось, пустился опять в отряд, не оглядываясь назад. На дороге получил письмо летучее от Паскевича, которым он меня уведомляет, что намерен сделать движение под Ахалкалаки. На самой крутизне Безобдала гроза сильнейшая продержала нас всю ночь, мы промокли до костей. В Гумрах я нашел, что уже сообщение с главным отрядом прервано, граф оставил Карский пашалык и в тылу у него образовались толпы турецких партизанов, в самый день моего прихода была жаркая стычка у Басова Черноморского полка в горах за Арпачаем. Под Гумрами я наткнулся на отрядец из 2-х рот Козловского, 2-х 7-го Карабинерного и 100 человек выздоровевших, – все это назначено на усиление главного корпуса, но не знало, куда идти, я их тотчас взял всех под команду, 4-х проводников из татар, сам с ними и с казаками впереди, и вот уже второй день веду их под Ахалкалаки, всякую минуту ожидаем нападения, коли в целости доведу, дай бог. Мальцев в восхищении, воображает себе, что он воюет.

В Гумрах же нагнал меня ответ от князя Чавчавадзева отца, из Эривани, он благословляет меня и Нину и радуется нашей любви. – Хорошо ли я сделал? Спроси милую мою Варвару Семеновну и Андрея2. Но не говори Родофиникину, он вообразит себе, что любовь заглушит во мне чувство других моих обязанностей. Вздор. Я буду вдвое старательнее, за себя и за нее.

Потружусь за царя, чтобы было чем детей кормить.

<Начало сентября 1828, Тифлис>

Строфы XIII, XIV, XV.

. . . . . . . . . .

. . . . . . . . . .[139]

Промежуток 1½ месяца.3

Дорогой мой Фадей. Я по возвращении из действующего отряда сюда, в Тифлис, 6-го августа занемог жестокою лихорадкою. К 22-му получил облегчение, Нина не отходила от моей постели, и я на ней женился. Но в самый день свадьбы, под венцом уже, опять посетил меня пароксизм, и с тех пор нет отдыха, я так исхудал, пожелтел и ослабел, что, думаю, капли крови здоровой во мне не осталось.

Еще раз благодарю за все твои хлопоты. Не бойся, я не введу тебя в ответственность за мои долги. Вместе с сим, или вскоре после, ты получишь от дяди Мальцева 15 000 рублей и, следовательно, до 1-го января со всеми расквитаешься.

Изредка до меня доходит «Сын Отечества» и «Северный Архив», «Северная Пчела» довольно регулярно. Но отчего же прочих журналов ты мне не присылаешь? А об иностранных и в помине нет. Сделай одолжение, позаботься об этом. Прощай. Прими поцелуй от меня и от жены.

Амбургеру А. К., 10 сентября 1828*

(Перевод с французского)

Шулаверы. 10 сентября 1828. На пути в Эривань.

Я женился, мой любезный Амбургер, был тяжело болен и скоро присоединюсь к вам. Постарайтесь о том, чтобы приготовили мне помещение, где бы моя жена нашла приют на две, на три недели, которые я проведу в Тавризе. Говорят, что шаха нет в Тегеране, тогда возможно, что я проведу всю зиму в Тавризе, в этом случае я приму свои меры, чтобы устроиться получше.

Я отослал главнокомандующему ваш рапорт и счет вашим экстраординарным расходам1. Но знаете, я боюсь, что вас не одобрят, потому что вы, не имея миссии представительного характера, щедро раздавали подарки в некоторых случаях, как если бы вы были чрезвычайный посланник. Правда, что без этого ничего нельзя сделать в Персии, и я очень надеюсь на доверие, которое генерал к вам питает, но Азиатский департамент производит и обсуждает расчеты совсем иначе2. При нашем свидании я расскажу вам, как бедно содержали меня в этом отношении.

Вообразите себе, что все, что вы получите от меня официального, я уже отослал вам несколько времени тому назад, во время моей болезни, через военного губернатора Тифлиса, в уверенности, что он направит несколько «летучек» в Аббас-Абад и что он знал, какие следует принять меры, чтобы они дошли до вас в назначенный пункт. Ничуть не бывало. Мои чиновники нашли их в гражданской канцелярии губернатора с другими запоздалыми бумагами, газетами и проч.

До свидания. Принимайте курур на условиях, которые вы сумели установить и которые так согласуются с желаниями министерства; это принесет вам много чести.

Весь ваш А. Грибоедов.

Как только я приеду в Эривань, я дам вам знать, когда я двинусь оттуда, для того, чтобы ваш мехмендар3 напрасно бы меня не ждал.

Паскевичу И. Ф., 14 сентября 1828*

14 сентября 1828. Хамамли

Почтеннейший и бесценный мой покровитель граф Иван Федорович.

Пишу к вам в холод и ветер ужаснейший, палатки едва держатся. – Здоровье мое мне еще не позволяло выехать из Тифлиса; но последние известия, полученные мною из Персии, не дозволили мне долее медлить. Пишут, что бунт в восточной стороне государства увеличивается день ото дня, и сколько долг службы, столько и любопытство побудило меня к сближению с театром такого важного происшествия. Благодаря Сипягину я имею доктора до Эривани1, оттудова возьму другого до Табриза2. Впрочем, дорога мне как будто полезна. Я себя лучше чувствую, нежели в Тифлисе.

Коль скоро узнаю что-либо новое и решительное, и, вероятно, уже в Эривани, о персидских делах – донесу вам с точнейшею подробностию.

Тесть мой зовет меня в Баязет, а я его в Эчмядзин. Вероятно, однако, что мы на нынешний раз с ним не увидимся3. Зураб Чавчевадзе (о котором князь Александр меня просит, чтобы вашему сиятельству его отрекомендовать для отправления с известием, а я не прошу, потому что не знаю на этот счет вашей воли) встретился мне с знаменами Баязета на самой вершине Базобдала. Вот и еще пашалык в руках наших, и без крови4. Бог вам, видимо, покровительствует. Иностранные газеты провозгласили вас покорителем Трибизонда.