Сдвиг времени по-марсиански - Филип Дик

— Наркотики? — Джек рассмеялся. — Фенобарбитурат. Да, принимает.

— Какая она славная девочка, — заметил Лео. — Плохо, что у нее такое нервное напряжение. А она ведь еще помогает несчастной вдове по соседству, как ты говорил.

В гостиной Лео сел в кресло, откинулся на спинку и вздохнул, устроившись поудобнее, чтобы продолжить разговор. Было видно, что ему есть что сказать и молчать он не намерен.

Приняв, как всегда перед сном, сто миллиграммов барбитурата, Сильвия спала. Со двора до нее смутно долетали голоса мужа и свекра; в какой-то момент реплики вдруг стали резкими, и она, встревожившись, села.

«Неужели ссорятся? Дай бог, чтобы нет; надеюсь, прилет Лео ничего не разрушит».

Голоса снова затихли, и она расслабилась.

«Без всяких сомнений, он — замечательный старик. Очень похож на Джека, разве что более решительный».

В последнее время, с тех пор как ее муж начал работать на Арни, он сильно изменился. Дело ему действительно было поручено жуткое. Молчаливый аутичный мальчик пугал Сильвию, и одновременно ей было его жаль. Но жизнь и так достаточно сложна. Мальчик то и дело вбегал и выбегал из дома на цыпочках с таким взглядом, словно видел невидимое и различал не слышимые окружающими звуки. Если бы время можно было обратить вспять и каким-нибудь образом вернуть Норберта Стайнера к жизни! Если бы только…

И в ее затуманенном сознании, как при яркой вспышке, возник продавец-неудачник, отправляющийся с утра со своими чемоданами объезжать покупателей: йогурт и ром с черной патокой.

Может, он до сих пор где-то жив? Может, Манфред, затерявшийся в искаженном времени, как говорит Джек, видит его?.. Впрочем, скорее всего они правы, и он видит будущее, то, что лежит впереди. Они получат то, что им надо. Но почему Джек? Джек, зачем тебе это надо? Родство между тобой и этим больным ребенком, да? О-о-о…

Мысли ее покрыла тьма.

А что потом? Буду ли я тебе снова нужна?

Не может быть родства между здоровым и больным. Ты другой — это-то и мучает меня. И Лео это знает, и я это знаю. А ты? Ты любишь меня?

Она спала.

Высоко в небе кружили хищные птицы. У фундамента здания валялись их экскременты. Он поднял несколько комков — те шевелились и набухали в его руках, и он знал, что внутри них — живое. Осторожно он понес их в пустой коридор здания. Комок раскрылся и вывалился из рук, его волосатый бок треснул. Кокон лежал на боку, и щель в нем так расширилась, что можно было различить скрывавшееся внутри существо.

Какая гадость! Там лежал червь, свернувшийся кольцом, с влажными белесыми складками, настоящий глист. Если бы только птицы увидели его и сожрали!..

Он бросился вниз по лестнице: при каждом шаге ступеньки прогибались, а кое-где доски и вовсе отсутствовали. Сквозь деревянное решето ступеней он посмотрел вниз в угрюмый стылый пролет и увидел, что тот полон древесины, до такой степени сгнившей, что она превратилась в мокрую труху. Гадость.

Взмахнув руками, он взмыл к парящим птицам и полетел, одновременно чувствуя, что падает. Они клевали его голову.

Потом внезапно он оказался на мосту, перекинувшемся через морскую гладь. У самых его ног скользили акулы с острыми плавниками. Одну из них ему удалось поймать на леску, и, появившись из воды с разверстой пастью, она начала приближаться, чтобы проглотить его. Он отступил назад, но мост прогнулся, и вода захлестнула его.

Теперь пошел еще отвратительный дождь. Всюду, куда ни посмотри, была одна гадость. С противоположного конца моста к нему приближалась группа людей. Они не любили его. Когда они приблизились, он увидел в их руках связку акульих зубов. Он был императором. Они водрузили ожерелье из зубов ему на голову, и он попытался поблагодарить их. Но они опустили ожерелье ему на шею и начали душить его. Они затянули петлю, и врезавшиеся в шею зубы срезали голову прочь.

Он опять сидел в темном сыром подвале на гниющей древесной трухе, прислушиваясь к вездесущему хлюпанью воды. В этом мире правила гадость, и у него не было права голоса; акульи зубы навсегда лишили его голоса.

— Я — Манфред, — промолвил он.

— Говорю тебе, когда нам удастся установить с ним контакт, будет потрясающе! — разглагольствовал Арни, возлежа рядом с Дорин на широкой кровати. — Я имею в виду контакт с тем, что происходит у него внутри; тогда мы узнаем будущее, а где, как не в будущем, все и происходит?

Дорин Андертон что-то невнятно пробормотала.

— Не засыпай. — Арни наклонился, чтобы прикурить следующую сигарету. — Представляешь, сегодня с Земли прибыл крупный торговец недвижимостью. У нас есть на космодроме свой парень, и он узнал его, хотя, естественно, тот зарегистрировался под вымышленным именем. Впрочем, торговец сошел с транспортера и улизнул от нашего парня. Я же предсказывал, что они появятся! Как только мы услышим маленького Стайнера, никаких секретов не останется. Понятно? — Арни потряс спящую Дорин. — Если ты будешь спать, я тебя сейчас скину пинком под зад с кровати… и можешь пешком отправляться к себе домой.

Дорин застонала, перевернулась и села. В матовом свете спальни ее тело будто светилось. Она откинула с глаз волосы и зевнула. Бретелька ночной рубашки соскользнула с плеча, и Арни восхищенно замер, увидев высокую упругую грудь с ровно посередине расположенным соском.

«Черт, вот это девка! — подумал Арни. — Действительно стоящая. И она неплохо поработала, удержав Болена, не дав ему ускользнуть, как это водится с тупоумными шизофрениками. Их же нельзя удержать на приколе — совершенно безответственные люди, витают в облаках. Взять хотя бы Болена — ученый идиот, идиот, который умеет делать вещи, так что придется нам смириться с его идиотизмом и дожидаться результата его трудов. Этих ребят невозможно заставить; вот я и не заставляю».

Арни взялся за одеяло и откинул его в сторону, с улыбкой глядя, как Дорин натягивает рубашку на свои обнаженные колени.

— От чего ты могла устать? Ты же ничего не делала, только лежала. Разве нет? Разве лежать так уж тяжело?

— Все, — пристально взглянув на Арни, ответила Дорин.

— Ты что, шутишь? — возмутился он. — Мы же только начали. А ну снимай рубашку! — И, ухватившись за оборку, одним рывком сдернул ее с Дорин и положил на стул рядом с кроватью.

— Я хочу спать. — Дорин закрыла глаза. — Так что не обессудь.

— А я и не возражаю — рассмеялся Арни. — Ты же здесь, не так ли? Спишь ты или бодрствуешь, тело твое на месте, а мне только того и надо.

— О-о-о.

— Прошу прощения. — И он поцеловал ее в губы. — Не хотел сделать тебе больно.

Голова ее откинулась назад — она действительно собиралась спать. Арни почувствовал себя обиженным. Хотя какого черта — она никогда не проявляла особого энтузиазма.

— Когда закончишь, надень на меня рубашку, — пробормотала Дорин.

— Но я еще не закончил.

«Я могу еще час, а то и два, — подумал Арни. — Так меня тоже вполне устраивает, даже нравится. Спящая женщина хоть не разговаривает. Хуже нет, когда они начинают болтать, — это все портит. Или еще стонут». Он терпеть не мог этих стонов.

«Поскорее бы получить результаты от Болена, — думал Арни. — Я знаю, что нас ждут потрясающие новости, когда мальчишка заговорит. Замкнутый мир аутичного ребенка: подумать только, какие он может таить в себе сокровища! Наверное, как в сказке — сплошная красота, чистота и истинная невинность».

Дорин застонала в полудреме.

Глава 9

Джек вложил в руку Лео Болена большое зеленое семечко. Лео внимательно рассмотрел его и протянул обратно.

— Что ты видел? — спросил Джек.

— Семя, конечно.

— С ним что-нибудь произошло?

Лео задумался, но ничего не мог припомнить.

— Нет.

— А теперь смотри. — Джек уселся за кинопроектор.

Он погасил свет, проектор зажужжал, и на экране появилось изображение. Это было то же семечко, но уже посаженное в землю. На глазах у Лео оно треснуло, из него проклюнулись два росточка: один начал проталкиваться вверх, другой разделился на тончайшие волосинки и ощупью пополз вниз. Семечко перевернулось, из верхнего ростка появились многочисленные ответвления.

Лео смотрел, затаив дыхание.

— Послушай, Джек, это ваше марсианское растение? Ты только посмотри, как оно растет! Господи, как сумасшедшее!

— Это обыкновенная фасоль, — ответил Джек. — Точно такая же, как я тебе только что давал. Просто ты все видишь в ускоренном виде: пять дней спрессованы в несколько секунд. Благодаря этому можно наблюдать процессы, происходящие в прорастающем семени; они идут так медленно, что мы их обычно не замечаем.

— Послушай, Джек, это действительно здорово, — воскликнул Лео. — Значит, мальчик воспринимает время с такой же скоростью, как мы сейчас видели на экране. Понимаю. А то движение, которое воспринимаем мы, кажется ему ускоренным до такой степени, что он его вообще не замечает. Зато верно видит такие замедленные процессы, как прорастание семени: может выйти во двор, сесть и смотреть, и пять дней покажутся ему все равно что десять минут для нас.