Врата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт

моя собеседница хмелела, потягивая веселое местное вино. Она рассказала анекдот, странным образом напомнивший мне Бавель. «Король прибыл в четверг вечером к принцу Конде в Шантийи. Был подан ужин, но на каком-то из столов не оказалось жаркого. Отыскали повара, человека недюжинных способностей. Он несколько раз произнес: „Я потерял честь. Такого оскорбления мне не вынести. У меня голова идет кругом, я не спал двенадцать ночей“. Он всех накормил, но на одном столе – нет, не королевском, а на двадцать пятом – жаркого не было, и это не давало ему покоя. Наутро, в четыре часа, он подозвал мальчишку-поставщика, который принес ему только две корзины утреннего улова. Повар его спросил: „И это всё?“ – „Да, сударь“, – ответил мальчик, не зная, что повар отправил посыльных во все морские порты. Повар прождал некоторое время. Остальные поставщики всё не возвращались. Его бросило в жар. „Такого бесчестья мне не пережить“. Он ушел к себе в комнату, приставил шпагу к двери и проткнул себе сердце – но первые два удара оказались неточными, и лишь третий стал смертельным. Улов прибыл, когда повар уже испустил дух». В довершение рассказа надо сказать, что королем был Людовик XIV, поваром – Ватель, а моей собеседницей – маркиза де Севинье, чьими письмами читатели наслаждаются и многие века спустя после их сочинения.

86

В противоположность современной эпохе жители Месопотамии не придавали значения своим открытиям и прогрессу. Едва появлялось техническое новшество, они приписывали его воле какого-нибудь Бога, который якобы его даровал, – так было и с письменностью. Может, эта тенденция все объяснять божественным вмешательством позволяла им прочно укорениться, прогнать тревогу, сопутствующую тем, кто покидает известное и устремляется в неизвестность? Утратив земные корни, они стали находить небесные. Свой образ жизни они оправдывали божественным. Несмотря на постоянные нововведения, они отрицали движение вперед и придерживались представления о циклическом, неподвижном времени.

Люди нового времени, напротив, выдвигают вперед идею прогресса. Научные достижения, упоение технологиями и особенно капиталистическая система с ее консьюмеризмом внушают населению неистовую страсть к новинкам. Новизна приобретает свойства товара.

Итак, на пути сквозь века я встретил три способа самовосприятия человека: архаическая эпоха видит в человеке творение природы, религиозная – творение Бога, антропоцентрическая – творение человека. Глядя на эту последовательность, я не могу наивно верить в прогресс…

87

Одна из причин написания месопотамских воспоминаний – это забвение некоторых фактов. За три тысячелетия о Бавеле упоминалось в сотнях книг, но лишь в одной сохранилась важная деталь: присутствие Авраама и двенадцати его помощников. Около 70 года нашей эры один автор, Псевдо-Филон Александрийский, перевел на латынь иудейскую хронику, близкую к теологии, выработанной в Кумране, и повествующую о патриархе и его двенадцати сподвижниках, которые отказались работать на строительстве Башни и были за то приговорены к сожжению на костре. Бог их спас, разрушив печи для обжига кирпичей, в результате чего воспламенились смоляные склады, начался грандиозный пожар и рухнула Башня. Погибли восемьдесят три тысячи пятьсот человек. Разумеется, Псевдо-Филон Александрийский приукрашивал, особенно когда сообщал подробности – число умерших, – но его заслуга состоит в упоминании противостояния Нимрода и Авраама.

88

В ходе истории я сталкивался с заботой обеспечить прошлому долгую жизнь, сохранить следы минувшего насилия, чтобы избежать насилия в будущем. Вместо того чтобы разобрать обломки или восстановить постройку, люди подчас предпочитали сохранять и поддерживать руины. После битвы греков с персами при Платеях в 479 году до Рождества Христова греки решили не восстанавливать разрушенные персами храмы. В XX веке французы не стали отстраивать деревню Орадур-сюр-Глан, сожженную немецкими солдатами (при этом ее жители были уничтожены). Подобным образом в 1945 году международное сообщество постановило не стирать с лица земли лагерь уничтожения евреев Освенцим, но сохранить этот зловещий и возмутительный объект, чтобы поддерживать в потомках жар негодования. Но стареют и руины, они тоже уступают натиску времени. Несколько тысячелетий спустя я вновь бродил по этим восточным землям и увидел, что ветер и песок взяли верх над тамошними развалинами. От Бавеля осталось лишь имя. И я почувствовал себя еще более одиноким…

Силы природы торжествуют над притязаниями человека. Руины неизбежно обращаются в обломки, затем в пыль, в безликую материю. Материал берет верх над формой, которую мы пытаемся ему придать. И жизнь продолжается… В лоне природы нет развалин, есть бесконечное обновление, состоящее из смертей и рождений. Это колесо никогда не останавливается. В отличие от цивилизаций, которым свойственны затухания и паузы, природе свойственна непрерывность движения.

89

Библия – это книга, написанная маленьким кочевым народом, который был напуган развитием городских цивилизаций: первые города Среднего Востока его терроризировали. Если жители Месопотамии развивали новую концепцию общества, прикрепляясь к земле и живя скученно, то евреи продолжали жить как встарь: кочевой образ жизни, отказ от владения землями, сведение деятельности к простейшим бытовым заботам. В Библии всякий раз, когда возникает новый город, его упоминание сопровождается уничижительным суждением, а то и дьявольскими подтекстами: Содом, Гоморра, Ниневия, Вавилон, Иерусалим. Однако позднейшие редакторы стали защищать один из них, Сион, Новый Иерусалим, воплощавший окончательный триумф божественного порядка, – эту тему позднее разовьет христианин святой Августин, введя название «Небесный Иерусалим»; то есть речь идет о городе будущего, городе идеальном, эсхатологическом.

В глазах пастухов город означал разделение: возведение крепостных стен – это разрыв с окружающим пространством; жизнь в каменном лабиринте – это разрыв с временами года; построение искусственного мира – это разрыв с природой; выработка своей идентичности внутри каменной ограды – это разрыв с остальным миром. Город в их представлении становился распылителем духовности, хоть и был средоточием индивидуумов. Бавельцы возомнили себя пупом земли и предавались самолюбованию. Пастухи признавали Бавель творением рук человеческих, но в духовном плане видели в нем разрушение. Такое овладение

миром не приближает людей к божественному, но бросает ему вызов, если не подменяет вовсе.

Библия, составленная на излете месопотамской цивилизации, новой идеологии не разрабатывала: она мечтала о временах праотцев, старое предпочитая новому. Конечно, пастухи уже не были охотниками и собирателями, они не верили в малых Богов, Духов и Нимф, но сохраняли вкус к простой жизни и гармонии с космосом.

90

Эта фраза странствовала долго, и каково же было мое удивление, когда я услышал ее из уст Иисуса! (Лк. 9: 58)

91

На Авраама ссылаются