Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971 - Светлана Бондаренко

Дорогой Борик!

Итак, обручились с «Юностью». Прихожу это я туда, заглядываю к Озеровой, она занята, говорит, подождите минутку. Жду. Коридор узкий, стою на проходе, сотрудники бегают и с холодным недовольством меня оглядывают. Потом одна сотрудница какого-то хмыря к Озеровой провела, опять жду. Через минут двадцать, наконец, захожу. «Садитесь». Сел. «Ну, что?» Я на нее вытаращился. «Виноват, — говорю, — это я хотел спросить вас — ну, что?» Она сморщилась. «Напомните, о чем вы?» Короче, не узнала меня. Да и не мудрено, один раз мы виделись, я бы ее тоже не узнал, если бы это не был ее кабинет. Дальше пошло легче. Она прочла мне рецензию Полевого. Пункты такие: 1. Вещь хорошая. 2. Надо еще много работать. 3. Надо сократить страниц на 40. 4. Надо убрать космополитизм и добавить классовой борьбы. 5. Есть детектив Агаты Кристи, там тоже горный отель и есть даже скандинав, и это надо прекратить. Я понял, что это нам не подойдет, и стал готовиться к отступлению. Так и так, мы бы и рады, но нужны деньги, «Аврора», то, сё. Она мне: «Да, я знаю, Никольский у меня был в прошлую пятницу. Но зачем вам „Аврора“? Вы огорчились отзывом Полевого? Не огорчайтесь. Из всего, что он сказал, значение имеет только требование сократить на 40 стр. Остальное вы без труда уладите с ним при личной встрече. Он очень хотел с вами встретиться, мы вам звонили, но вас не было. Сейчас он в Африке, вернется на той неделе, и все будет хорошо. Вот, прочитайте другие рецензии, а я пойду к Преображенскому насчет договора». Дала она мне пук рецензий, все хорошие, замечания разные и по мелочам, но все единодушно требуют сократить страниц на 40–50: одни прямо и без экивоков, «Юности»-де таку-сяку длинну второплановую вещь не поднять; другие с обоснованиями, затянута-де экспозиция, то-сё. Ладно. Возвращается Озерова и говорит: Преображенский кого-то принимает, но горячо подтвердил ей, что договор будет до Нового года, а вещь пойдет в трех номерах, начиная с июля. Я было стал откланиваться, как вдруг в коридоре зазвучали голоса, и Озерова сказала: «Ага, а ведь это Воронов пришел». И выскочила. Видимо, в коридоре она сказала вслух, что у нее сидит Стругацкий, потому что те самые сотрудники, которые столь холодно меня разглядывали полчаса назад, стали горячо заглядывать в кабинет. И вскочила молоденькая толстушка, которую Озерова отрекомендовала как дочь Лагина и которая, видимо, будет нашим редактором. А затем и Воронов Владимир Ильич подоспел, толстенький молодой человек в очках. «Нечего вам в „Авроре“ делать, — заявил он. — Всё будет у нас. Договор до Нового года при любых обстоятельствах, а непомерные требования Полевого — это не существенно, ибо Полевой — максималист, и у него считается, что надо спрашивать с автора много, тогда автор хоть немножко сделает». С тем я и откланялся. Просили меня позвонить насчет встречи с Полевым и договора в след. понедельник.

Вот такие дела. Оттуда отправился я в ЛитГаз, отдал нашу статью и статью Мишки (у меня такое впечатление, что там ее в глаза не видели) и сказал им, чтобы они Мишкину статью проштудировали, дабы взять на вооружение готовую аргументацию. Мне сказали, что Казанцев ходит и угрожает всякими карами со стороны ЦК, но они якобы не боятся. Пришла к ним еще статья Кагарлицкого. Будут еще статьи, так сказать, для равновесия, без этого они не могут.

Пока всё. Жму, целую, твой Арк.

Поцелуй мамочку, привет Адке.

Да, получил письмо от Кана, сейчас отвечу.

Дорогой Аркашенька!

Итак, все кончено: с «Авророй» я расстался. Они было ко мне с упреками, но я пук![178] — а с Евтушенкой сразу договор заключили, а?.. Кстати, любопытная деталь: Колченог наш немедленно отмежевался и заявил, что сам в первый раз слышит о «Юности» (это — не мне, конечно, а редактору, который ему жаловался). Ну да ладно, лишь бы у тебя все кончилось благополучно.

Был я на Ленфильме, сидел с редактором. Не особенно, впрочем, сидел: было не до того. Дело в том, что под марку сокращения управленческих штатов начальство пытается разогнать 3-е объединение (то, где мы), как наиболее прогрессивное и несдающееся. Нас это мало касается, свои проценты мы получим (если нам вообще суждено их получить), но сам по себе факт малоприятный. 3-е объединение сделало не так уж много (но в том числе такой отличный фильм, как «Города и годы»[179]), но оно собрало вокруг себя отличные авторские и режиссерские силы — здесь и Окуджава, и Войнович, и Володин, и Лешка, и Соколов, который ставил «Города и годы». Мы вот там прижились было. Грустно будет, если разгонят. Впрочем, акция это незаконная, и они надеются отбиться.

Звонили из «Строительного рабочего», извинялись, что пропихнуть ДоУ не удалось, а на другой день звонили из газеты фирмы «Скороход», просили что-нибудь небольшое по размерам, а что я могу дать? Пришлось зарубить…[180] то бишь отказать. Кстати, прислал бы мне «Бедные, злые»: я обещал какой-нибудь рассказик «Авроре» — в виде неустойки.

Я привел в божеский вид ДоУ для представления в Лендетгиз, а также ответил на твои письма. К сожалению, я забыл у тебя взять то, что намерен был взять, но зато второпях набрал кучу писем, адресованных лично тебе, да еще вдобавок не имеющих обратного адреса.

Вот, пожалуй, и все мои дела. Читаю новую повесть Меерова — ничего себе, лучше «Кристалла». иностранцы, впрочем, в изобилии какие-то.[181]

Пока всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Дорогой Борик.

Не писал долго, потому что ждал событий — беседы с Борисом Николаевичем[182] и возвращения Нины из Малеевки.

1. Вчера, наконец, встретился с Борисом Николаевичем. Должен признаться, впечатление он производит не ахти. Сначала он долго гундел, что ДоУ напоминает ему какой-то детектив, не то Сименона, не то Кристи, и что это надобно прекратить. Затем утверждал, что его неприятно поразили сексуальные моменты, связанные с половой неопределенностью Брюн. При этом он все время хвастался, что читает много западных детективов и что сам по себе он вовсе не ханжа. Затем он потребовал, чтобы был внесен социальный момент, иначе вещь получается безделушкой, ни о чем, пустышкой и пр. Наконец, что вещь надо сократить: в отдельное издание она ложится вполне, а в журнале ее надобно урезать. Тут же присутствовал его заместитель Воронов, который ему поддакивал во всем, за одним важным исключением: там, где Б. Н. предупреждал, что это все потребует серьезной работы, Воронов быстренько замечал, что здесь один-два штриха, за часок сделаете. Моя ответная речь — отрицание связи с любимым детективом и утверждение наличия главного социального элемента: неспособности буржуазного мышления справиться с новыми явлениями — для Б. Н. прошла впустую, он словно бы и не слышал. Но Воронов меня поддерживал, а когда я сказал о превращении гангстеров в неонацистов, это как будто и решило дело: Б. Н. вздохнул с облегчением, величественно подал мне руку и заверил меня, что он сам нас читает и его младший сын (студент) тоже нас читает. На сем я торопливо потребовал денег, в ответ на что он дал указание Воронову немедленно после Нового года заключить договор, ибо — объяснил он уже мне — сейчас в изд-ве «Правда» ревизия, и никто там журналом сейчас заниматься не будет. Мы с Вороновым вышли, и там он сказал мне: зайти 4 января с заявлением (это вроде заявки), тут же на месте будет составлен договор, печатать намерены, начиная с июня, переработанную рукопись представить не позже середины февраля. Сейчас они сдают мартовский номер. Так что придется нам с тобой посидеть над этим делом в январскую встречу в Комарове.