Белые волки Перуна - Сергей Шведов

- Всё равно когда-то придётся начинать, а иначе не устоять нам в этом мире. То радимичи поднимутся на Великого князя, то древляне, то вятичи, то новгородцы, а то и между собой воевать начнут. Это ведь и ранее бывало и сейчас есть, и впредь будет, если ничего не менять в мире. А менять нужно. Живое должно двигаться, старое отмирать, а новое нарастать.

Ладомира слова князя заставили призадуматься. Выходит, не только своеволие двигало Владимиром, когда он шёл вразрез с дедовскими обычаями. Была за Великим князем своя правда, которой ещё предстояло утвердиться на землях Руси. И какой будет эта правда, пока не знает никто, её ещё предстоит вырастить, но уже сейчас Ладомиру ясно, что взрастать она будет в муках и на крови. Наверное, таков удел всего нового, прихода которого ждут, но которое радует далеко не всех.

- За младшую жену Куцая хотел замолвить перед тобой слово, князь Владимир. Воевода Куцай, я думаю, не заслужил, чтобы его нарожденное пока чадо сгинуло в нищете и бесчестии.

- Куцай был женат на дочери Всеволода? - проявил осведомлённость Владимир.

- А что с того? - удивился Ладомир. - Жёнка-то ни в чём не виновата.

Владимир некоторое время с интересом разглядывал воеводу, и в глазах его вспыхивали весёлые искорки:

-Помнится, в Полоцке ты тоже просил за чужого ребёнка, а потом я стороной узнал, что ребёнок тот от тебя рождён.

Ладомир засмеялся:

- Не всякому слуху можно верить, Великий князь. А что касается Куцаевой Забавы, то она непраздна уже более трёх месяцев.

- Ну, а коли женщина не твоя и ребёнок чужой, то зачем просишь за них?

Ладомир с удивлением глянул на Владимира:

- Если не я, воевода, и не ты, Великий князь, то кто тогда похлопочет о беззащитных? Уж если растить новую правду, то начинать следует с этого. Мир не может стоять без заботников, это я знаю по своему детству.

Владимир не то, чтобы смутился, но построжал лицом:

- О Куцаевой жене спору нет. Вели ей, чтобы пришла на моё подворье. Здесь и решим.

Князь взял с поставца золотую птичку и, повертев в руке, протянул воеводе:

- Узнаёшь? Грек Анкифий выкупил её у расторопного мечника и приподнес мне. Через десятки рук она прошла и вновь ко мне вернулась. Передай её Забаве, по ней моя челядь опознает женщину.

Ладомир вспомнил птичку, держал он её в руках на полоцком гостином дворе. Рогнеде, дочери князя Рогволда, она счастья не принесла, упорхнула из её рук во время кровавой усобицы. Впрочем, сама Рогнеда избежала участи отца и братьев и ныне пребывает в жёнах Великого князя если не в радости, то в чести.

А для Куцаевой Забавы в этом верный знак, что не будет с неё спроса за отца. Об этом и сказал Ладомир жёнке, возвратившись на Блудово подворье. Радимецкая вила стрельнула в воеводу глазами и золотую птичку взяла с охотою. А Ладомир подумал, что Забава не пропадёт при Великом князе и свою выгоду сумеет извлечь даже из его мимолётного внимания.

- Если приглянешься князю, то проси у него не только за себя, но и за младших братьев. Пусть вернёт им отцовы земли и нажитки, а я не буду чинить этому препятствий. И запомни, княжья блажь быстротечна, а братья, если встанут на ноги, будут тебе опорой всю жизнь. Поняла?

- Поняла, - Забава подняла на Ладомира горячие очи. - А чем мне тебя отблагодарить, воевода?

- Иди, - усмехнулся Ладомир. - С князем сочтешься. Птичка-то его.

Всё-таки удачно спихнул он на князя эту заботу. Радимицкая вила не слезла бы так просто с Мечислава и здорово могла бы подпортить ему жизнь. А князь если и потопчет маленько, то безмужней жёнке в этом убытка нет. К тому же Владимир человек заботливый, глядишь, и пристроит потом за своего ближника.

Людмила на рассуждения Ладомира только фыркнула недовольно. Ещё бы, если мужа целовать грех, то чужого дядю и подавно, даже если этот дядя - Великий князь. Но перечить Ладомиру Людмила не стала, и не потому, что Бог велит ей почитать мужа, а потому что своя рубаха ближе к телу. Мечислав-то начал потихоньку присыхать к Забавиному подолу, а от этого всем его родовичам могла выйти большая докука.

Рвался молодой боярин проводить Забаву на княжий двор, но Ладомир его придержал, а послал с Забавой Пересвета, дабы не обидели женщину по дороге. Вернулся Пересвет уже один и подмигнул Ладомиру - свершилось всё, как задумывали. Мечислав эти перемигивания увидел и затаил на Ладомира обиду. Торчал на крыльце грозовой тучей и отгонял витенем мух с сапог. Ладомир, греясь на приступке в солнечных лучах, лениво переругивался с Пятерей, который взялся коня чистить да не дочистил, а спёкся втихую на сеновале и проспал чуть не до вечера. Отчитав Пятерю, Ладомир обернулся к Мечиславу:

- Ты Веснянке слово давал?

- А я того слова назад и не брал.

- Тогда с какой стати заглядываешь под присухин подол? Раз твой бог не велит иметь двух жён, то нечего и замахиваться. У неё сын может родиться от Куцая, наследник не последнего в Киеве боярина. А права Куцаева сына только Великий князь может отстоять. При князе она наложница, а при тебе кем бы была - приблудой? Через год-два угаснет в тебе пыл, и жёнку с глаз долой. Ты Мечислав не о судьбе Забавы думаешь, а о том, что она целует сладко. Сладости этой ты ещё накушаешься до отрыжки, но и горестей в жизни тебе тоже хватит с избытком. А ныне горесть не та, чтобы вешать нос и смотреть на всех обиженным сычём. Готовься лучше к свадьбе, через день-два пригребёт на ладье Бречислав и привезёт Веснянку. Пора уже вас окрутить, чтобы у тебя не разгорались впредь глаза на гулявых вил.

Пересвет, сидевший рядом, хоть и хмыкал в усы, но слова Ладомира явно одобрял. О матери и говорить нечего, она уже который день твердит о том Мечиславу, да и сам молодой боярин понимает, что Ладомир, скорее всего, прав, но от этого понимания обида не проходит, а горечи в душе ещё прибавляется. Одно, наверное, спасение для Мечислава - свадьба, о которой говорит воевода. Чуть не полгода он уже не виделся с Веснянкой, оттого и поблек в памяти и сердце её облик. А ведь ещё два месяца назад казалось, что краше её никого нет на свете. Выходит, что и здесь прав Ладомир - через полгода он и не вспомнит о Забаве. Вот как подловато устроен человек. А вдобавок ещё и не чует за собой вины, а всё норовит укорить других. И Мечислав такой же. Взять ту же Забаву - если помочь хотел попавшей в беду женщине, то зачем миловался? Выходит, плату вперёд взял. А того же князя коришь, и Ладомира коришь, и того же Пересвета коришь, который здесь и вовсе ни при чём. А в жёны брать Забаву Мечислав не хотел, и не в Христовом запрете тут дело, потому что даже если можно было взять, то, скорее всего, не взял бы.

Боярина Изяслава Мечислав не видел уже давно, с того самого дня как уехал он из Плеши, а, увидев на родном подворье, узнал не сразу. Совсем молодым был тот, плешанский Изяслав, и всё хмурил брови в дело и без дела, а этот, нынешний, улыбался во весь рот, показывая белые крепкие зубы. Правда, глаза при этом щурились не слишком дружелюбно. И в росте, кажется, прибавил боярин, и плещеистее стал, - словом муж в силе и славе, как назвал его с усмешкой Пересвет.