Хрустальный грот - Мэри Стюарт

Я руководствовалась прежде всего желанием сделать книгу удобочитаемой. Я старалась по возможности избегать постоянных отсылок к глоссарию, когда читатель вынужден либо постоянно отрываться от чтения, чтобы заглянуть в список имен, либо просто махнуть рукой на глоссарий и читать подряд, совершенно утратив ориентацию. А иностранцам и того хуже: они ищут в глоссарии слово «Каляева», узнают, что теперь это Сильчестер, и по-прежнему пребывают в недоумении, до тех пор пока не заглянут в карту. Так или иначе, книга от этого проигрывает. Поэтому в том случае, когда у меня был выбор, я использовала то название, которое быстрее всего вводит читателя в суть дела. Для этого я иногда заставляла рассказчика перечислять все названия, вставляя даже современные, там, где они не выглядят неуместными, например: «Маэсбели, близ Конановой крепости, Каэрконана, который люди иногда называют еще Конисбург». Иногда я позволяла себе еще большие вольности. Разумеется, в английском тексте, который читателю должен представляться латынью или кельтским диалектом Южного Уэльса, было бы педантизмом называть Лондон «Лондиниумом». Я использовала также современные названия таких мест, как Гластонбери, Винчестер, Тинтагел, поскольку эти названия, будучи средневековыми по происхождению, так наполнены ассоциациями, что они вполне подходят к контексту, где современные образы, скажем, Манчестера или Ньюкасла выглядели бы неуместными. Эти «правила», разумеется, излагаются здесь отнюдь не в укор другим писателям; каждый использует то название, какого требует его работа. И поскольку этот роман является плодом воображения и никто не станет воспринимать его как изложение реальных исторических событий, я позволила себе руководствоваться законами поэзии: лучше всего подходит то, что лучше и живее всего выражает замысел автора и приятнее на слух.

Тот же самый принцип относится и к языку. Повествователь, рассказывая свою историю на валлийском языке пятого века, употребил бы не меньше разговорных слов и выражений, чем использовала я в своем романе; слуги Кердик и Кадаль изъяснялись бы на неком диалекте, в то время как короли говорили бы неким «высоким штилем», как и прорицатели, произносящие пророчества. Я намеренно допускала кое-какие анахронизмы там, где они звучали наиболее выразительно, и местами сдабривала это жаргоном, чтобы оживить текст. Короче, я всюду проверяла свой текст на слух, придерживаясь принципа, что для произведения, являющегося плодом чистого воображения, приемлемо все, что хорошо звучит.

Ибо «Хрустальный грот» — не более чем плод воображения. Это не научный труд, он не может претендовать на звание серьезного исторического исследования. Да серьезные историки и не дочитали бы до этого места. Они сразу поняли бы, что главным источником моего сюжета была «История королей Британии» Джеффри (Гальфрида) Монмутского.

Серьезные историки слышать не могут самого имени Гальфрида. Сидя в своей оксфордской келье в XII столетии, он сотворил длинное и живое повествование, «историю» Британии от Троянской войны (в которой участвовал Брут, «король бриттов») до седьмого века после Рождества Христова, подгоняя факты под общую линию повествования, а там, где фактов недоставало (а это случалось на каждом шагу), он на ходу присочинял новые подробности.

С исторической точки зрения «Historia Regum Britanniae» ужасна, но как художественное произведение она великолепна. И она была источником вдохновения для множества произведений, относящихся к так называемому «Артуровскому циклу», — от «Смерти Артура» Мэлори до «Королевских идиллий» Теннисона, от «Парсифаля» до «Камелота».

Центральный персонаж «Истории» — Артур, первый король объединенной Британии. Артур Гальфрида — это легендарный герой, но нет сомнения, что Артур существовал на самом деле, и я думаю, что то же самое относится к Мерлину, хотя в этом имени сошлись по меньшей мере четыре личности: принц, пророк, поэт и механик. Впервые он появляется в легенде юношей.

Мое вымышленное повествование о его детстве было вдохновлено фразой из Мэлори: «источник Галапаса (так иногда переводят слова «fontes galabes»), который он имел обыкновение посещать» и упоминанием об «учителе моем Блезе», который у меня превратился в Белазия. Легенда о Мерлине в Бретани не менее популярна, чем в Британии.

И наконец, еще пара коротких замечаний.

Я назвала мать Мерлина Нинианой, потому что так звали девушку (Вивиана/Ниниана/Нимуэ), которая, согласно легенде, соблазнила великого чародея под старость и лишила его силы, заточив его в гроте, где он будет спать до конца времен. Другие женщины в связи с ним не упоминаются. В легендах (и в истории) связь между безбрачием, целомудрием и магической силой столь сильна, что я сочла необходимым подчеркнуть целомудрие Мерлина.

Митраизм много лет таился под землей (буквально). Я сочла нужным в повествовательных целях предположить восстановление местного культа, и причины, какие приводит Амброзий, кажутся мне вполне разумными. Судя по тому, что нам известно об Амброзии, он был в достаточной степени римлянином, чтобы поклоняться «солдатскому богу»[1].

О древних друидах известно так мало, что, по словам известного ученого, с которым я советовалась, их можно считать «легкой добычей». То же касается мегалитических сооружений Карнака (Керрека) в Бретани и Хоровода Великанов в Стоунхендже близ Эймсбери.

Стоунхендж был возведен около 1500 г. до P. X., так что я позволила Мерлину привезти с горы Килларе лишь один камень. Один из камней Стоунхенджа, самый большой, действительно отличается от остальных. По словам геологов, он происходит из местности близ Милфорд-Хейвена в Уэльсе. И могила действительно расположена внутри круга; она находится не в самом центре, поэтому я использовала зимнее солнцестояние, а не летнее, на которое на самом деле ориентирован Хоровод.

Все описываемые мною места — такие, как они есть на самом деле.

Единственное существенное исключение — пещера Галапаса. Впрочем, если Мерлин действительно спит там «средь сияния и блеска», неудивительно, что никто не может его найти. Но на Брин-Мирддине действительно есть источник, а на вершине холма — погребальный курган.

Похоже, слово «мерлин» как название сокола columbarius появилось лишь в Средние века, и возможно, что слово это французское. Но точное происхождение его неизвестно, и это вполне оправдывает автора, чье воображение успело создать множество образов, основанных на этом имени, еще до того, как книга была начата.

Там, где Мерлин упоминает знак горшечника, «А. С.», на самом деле стояло «А. М.» «А», видимо, начальная буква имени горшечника или торговый знак, а «М» означает «Manu», буквально — «рукой» (такого-то).