Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О нет, Ретт. Только не такой старомодный, как эти новоорлеанские дома. Я знаю, чего бы мне хотелось. Я хочу совсем новый дом — я видела картинку.., стой, стой… — в «Харперс уикли». Что-то вроде швейцарского шале.
— Швейцарского — чего?
— Шале.
— Скажи по буквам.
Она выполнила его просьбу.
— Вот как! — произнес он и пригладил усы.
— Дом прелестный. У него высокая остроугольная крыша, под ней — мансарда, поверху идет как бы частокол, а по углам — башенки, крытые цветной черепицей. И в этих башенках — окна с синими и красными стеклами. Все — по моде.
— И перила крыльца, должно быть, с переплетом?
— Да.
— А с крыши над крыльцом свешиваются этакие деревянные кружева?
— Да. Ты, должно быть, видел такой.
— Видел.., но не в Швейцарии. Швейцарцы очень умный народ и остро чувствуют красоту в архитектуре. Ты в самом деле хочешь такой дом?
— Ах, конечно!
— А я-то надеялся, что общение со мной улучшит твой вкус. Ну, почему ты не хочешь дом в креольском или колониальном стиле, с шестью белыми колоннами?
— Я же сказала, что не хочу ничего старомодного. А внутри чтобы были красные обои и красные бархатные портьеры и чтоб все двери раздвигались. И конечно, много дорогой ореховой мебели и роскошные толстые ковры, и… Ах, Ретт, все позеленеют от зависти, когда увидят наш дом!
— А так ли уж необходимо, чтобы все нам завидовали? Впрочем, если тебе так хочется, пусть зеленеют. Только тебе не приходило в голову, Скарлетт, что не очень это хороший вкус — обставлять свой дом с такой роскошью, когда вокруг все так бедны.
— А я хочу, — упрямо заявила она. — Я хочу, чтобы всем, кто плохо ко мне относится, стало не по себе. И мы будем устраивать большие приемы, чтобы все в городе жалели, что говорили обо мне разные гадости.
— Но кто же в таком случае будет приходить на наши приемы?
— Как кто — все, конечно.
— Сомневаюсь. «Старая гвардия» умирает, но не сдается.
— Ах, Ретт, какую ты несешь чушь. У кого есть деньги, того люди всегда будут любить.
— Только не южане. Спекулянту с деньгами куда труднее проникнуть в лучшие гостиные города, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко. А уж про подлипал, — а это мы с тобой, моя кошечка, — и говорить нечего: нам повезет, если нас не оплюют. Но если ты, моя дорогая, хочешь все же попытаться, что ж, я тебя поддержу и, уверен, получу немало удовольствия от твоей кампании. А теперь, раз уж мы заговорили о деньгах, мне хотелось бы поставить точки над «i». Я дам тебе на дом столько денег, сколько ты захочешь, и сколько ты захочешь — на всякую мишуру. И если ты любишь драгоценности — пожалуйста, но только я сам буду их выбирать. У тебя, моя кошечка, преотвратительный вкус. Ну, и конечно, ты получишь все, что требуется для Уэйда или Эллы. И если Уиллу Бентину не удастся сбыть весь хлопок, я готов оказать ему помощь и покрыть расходы на содержание этого белого слона в графстве Клейтон, который вам так дорог. Это будет справедливо, как ты считаешь?
— Конечно. Ты очень щедр.
— Но теперь слушай меня внимательно. Я не дам ни цента на твою лавку и ни цента на эту твою дохлую лесопилку.
— О-о, — вырвалось у Скарлетт, и лицо ее вытянулось. Весь медовый месяц она думала о том, как бы попросить у него тысячу долларов, которые нужны ей были, чтобы прикупить еще пятьдесят футов земли и расширить свой лесной склад. — По-моему, ты всегда похвалялся широтой взглядов: тебе, мол, все равно, пусть болтают про то, что у меня свое дело, а ты, оказывается, как все мужчины — до смерти боишься, как бы люди не сказали, что это я ношу брюки в нашей семье.
— Вот уж ни у кого никогда не возникнет сомнения насчет того, кто в семье Батлеров носит брюки, — протянул Ретт. — И мне безразлично, что болтают дураки. Видишь ли, я настолько плохо воспитан, что горжусь своей красавицей женой. И я не возражаю: продолжай держать лавку и лесопилки. Они принадлежат твоим детям. Когда Уэйд подрастет, ему, возможно, не захочется жить на содержании отчима и он сам возьмет на себя управление делами. Но ни единого цента ни на одно из этих предприятий я не дам.
— Почему?
— Потому что не желаю содержать Эшли Уилкса.
— Ты что, начинаешь все сначала?
— Нет. Но ты спросила — почему, и я объяснил. И еще одно. Не думай, что тебе удастся провести меня, и не лги и не придумывай, сколько стоят твои туалеты и как дорого вести дом, чтобы на сэкономленные деньги иметь потом возможность накупить мулов или еще одну лесопилку для Эшли. Я намерен тщательно проверять твои расходы, а что сколько стоит, я знаю. Ах, пожалуйста, не напускай на себя оскорбленный вид. Ты бы на все это пошла. Я считаю, что ты вполне на это способна. Я вообще считаю, что ты на что угодно пойдешь, если дело касается Тары или Эшли. Против Тары я не возражаю. Но что касается Эшли — тут я против. Я не натягиваю поводья, моя кошечка, но не забудь, что у меня есть уздечка и шпоры.
Глава 49
Миссис Элсинг прислушалась к звукам, доносившимся из холла, и, убедившись, что Мелани прошла на кухню, откуда донесся стук посуды и звон серебра, обещавшие скорое подкрепление, повернулась и тихо заговорила, обращаясь к дамам, которые сидели полукругом в гостиной, держа на коленях корзиночки с шитьем.
— Лично я не намерена посещать Скарлетт ни сейчас, ни когда-либо впредь, — заявила она, и ее тонкое холодное лицо стало еще холоднее.
Остальные члены Кружка шитья для вдов и сирот Конфедерации быстро воткнули иголки в материю и сдвинули свои качалки. Всех дам буквально распирало от желания поговорить о Скарлетт и Ретте, но мешало присутствие Мелани. Как раз накануне эта парочка вернулась из Нового Орлеана и поселилась в свадебном номере в отеле «Нейшнл».
— Хью говорит, что вежливость требует, чтобы я нанесла им визит: ведь капитан Батлер спас ему жизнь, — продолжала миссис Элсинг. — И бедняжка Фэнни приняла его сторону и сказала, что тоже пойдет к ним. А я сказала ей: «Фэнни, — сказала я, — если бы не Скарлетт, Томми был бы сейчас жив. Это оскорбительно для его памяти — идти туда». А у Фэнни хватило ума заявить мне: «Мама, я же пойду не к Скарлетт. Я пойду к капитану Батлеру. А он все сделал, чтобы спасти Томми, и не его вина, что ему это не удалось».
— До чего же они глупые, эти молодые люди! — сказала миссис Мерриуэзер. — Визиты наносить — как же! — Грудь у нее поднялась горой от возмущения при воспоминании о том, как грубо отклонила Скарлетт ее совет не выходить замуж за Ретта. — И моя Мейбелл такая же глупая, как ваша Фэнни. Заявила, что они с Рене отправятся с визитом: ведь капитан Батлер спас-де Рене от виселицы. А я сказала, что, если бы Скарлетт не раскатывала всем напоказ, Рене никогда бы не оказался в опасности. И папаша Мерриуэзер тоже намерен идти с визитом — послушать его, так он от старости, видно, совсем ума лишился: говорит, что если я не чувствую благодарности, то он безусловно благодарен этому мерзавцу. Клянусь, с тех пор как папаша Мерриуэзер побывал в доме этой Уотлинг, он ведет себя самым постыдным образом. Визиты наносить — как же! Я-то уж, конечно, не пойду. Скарлетт изгнала себя из нашего общества, выйдя замуж за такого человека. Он был уже достаточно мерзок, когда спекулировал во время войны и наживался на нашем горе, а сейчас, когда его с «саквояжниками» и подлипалами водой не разольешь, да еще он в друзьях-приятелях — да-да, в ближайших друзьях — с этим отъявленным мерзавцем губернатором Баллоном… Визиты им наносить — как же!