Память (Книга вторая) - Владимир Чивилихин

Возносится надо всем и все освящает семинедельная оборона города, слава и гордость русского средневековья! И совсем будто недавно побывали здесь Жуковский и Гоголь, Апухтин и Алексей Толстой, братья Киреевские и Тургенев, Аполлон Майков и Афанасий Фет, Федор Достоевский и Лев Толстой, а в наши, можно сказать, дни — воин и писатель Дмитрий Фурманов, писатель-поэт Михаил Пришвин, великий ваятель Сергей Коненков… Каждый из них жил своими страстями, служа своей эпохе, но, наверное, каждый думал в Козельске об истории, о тайне маленького великого городка, затаившейся в глуби веков. Может, частично именно потому, что время надежно сокрыло эту тайну, никто из них ни слова, ни строки нe написал о давнем подвиге предков?

И все-таки в необъятной русской литературе, если хорошо поискать, можно найти поэтические и прозаические интерпретации необыкновенного ратного события 1238 года. Жил на свете такой поэт и прозаик Александр Степанов, отец знаменитого карикатуриста «Искры» Николая Степанова. Выпускник Благородного пансиона при Московском университете, офицер штаба Суворова и участник альпийского похода, позже написавший огромную-в двести с лишним страниц — патриотическую поэму «Суворов». Был первым красноярским губернатором, покровительствовал декабристам. Выпустил двухтомный научный труд о своей губернии, романы «Постоялый двор» и «Тайна», посвященный, однако, не тайне Козельской обороны.

Доживал свои дни Александр Степанов неподалеку от Козельска, в селе Троицком, куда я тоже не смог проехать, хотя так хотелось побывать у его могилы, пока она не исчезла совсем. Храню много лет снимок ее, дошедший до меня кружным путем, из Сибири, — обитый со всех сторон кусок черного мрамора с буквами, по которым уже не узнать, кто упокоился под этим донельзя изуродованным надгробьем…

Так вот, есть у Александра Степанова поэма, где описывается вече козельцев и их последнее сражение:Природа думает спокойноПод черным пологом уснуть.Лишь осажденные сомкнутьНе думают очей и стройно

Из града на врагов пошли;Оставили тихонько гору,Приблизились без шума к бору,Батыя сонным обрелиИ ринулись к врагам,Как брошены каменьяВ покрыто поле саранчи.Ударил час сраженья!

Все было, однако, не так в реальности, но мужество и порыв земляков поэта угаданы верно. Много позже другой малоизвестный русский поэт Александр Навроцкий, умерший незадолго до революции, написал поэму «Злой город». Седой старик говорит на вече:

Докажем, что взять нас в неволю нельзя,Пока у нас жизнь не отнимут.Припомним завет Святослава, друзья,Что мертвые срама не имут…

Затем поэт вообразил штурм города ордой:

Полдня нападали на город ониИ лезли на крепкую стену.Когда уставали иль гибли одни,Другие являлись на смену.Но, стойко врага отражая удар,Как львы, осажденные бились,И многие сотни погибших татар,Как мусор, со стен их валились.

Романист В. Ян тоже очень приблизительно описал события в соответствующем месте своей исторической трилогии. У него слишком ошибочный маршрут основных сил орды от Игнача креста, нет подробностей подхода к Козельску и штурма города, если не считать множества условно-литературных и совершенно неправдоподобных деталей.

Осаду города будто бы начал со своим отрядом Гуюк-хан. Увидев, однако, что «татарские отряды проходили мимо», отправляясь в Кипчакские степи неведомо каким путем, решил было «снять осаду».

«Об этом узнал Бату-хан и сейчас же примчался», также неизвестно откуда, но если судить по предыдущим страницам романа «Батый», то примчался он через нехоженые леса и разлившиеся воды за триста верст из… Рязани! И вот «бешеные» Субудай-богатура «загородили отступление отряду Гуюка и погнали его обратно к стенам Козельска».

Рашид-ад-Дпн, коротко сказав о безуспешной двухмесячной осаде Козельска Батыем, совсем не упоминает Гуюка, зато будто бы Кадан и Бури, подойдя со своими отрядами, в «три дня» взяли город. Не будем судить о достоверности этого сведения, однако примем его в качестве подспорной гипотезы — не всё же писцы Рашид-ад-Дина, в самом деле, выдумывали, а через два поколения пересказчиков именно такая мелкая подробность могла дойти до них и сохраниться хотя бы потому, что она подтверждает сомнения в полководческих способностях Батыя, которому персидский историк, служивший чингизидам, отпустил по разным поводам немало комплиментов.

Декабрист Никита Муравьев писал: «Мы признаем одну только преграду завоевателям — дух народа». Русский летописец объясняет феномен Козельской обороны «крепкодушием» его защитников. Но неужто они были более крепкодушными, чем, скажем, владимирцы, которые, после того как орда на пятый день пробила во многих местах стены и прошла на них по переметам, целый день до вечера сражались в проранах и на забралах! Или новоторы, выдержавшие двухнедельный штурм? Насмерть стояли рязанцы, коломенцы, москвичи, тверяки, но почему именно козельцы держались более полутора месяцев? Чудес на свете не бывает, и неоспоримая реальность этого необычайного исторического факта давно требует реалистического объяснения.

Любознательный Читатель. Неужто никто из историков никогда над этим не задумывался?!

— Задумывались они или нет — не знаю, только их размышлений или даже предположений на сей предмет мне найти не удалось…

В 1776 году высочайше утвержденный герб Козельска геральдисты сопроводили такой «исторической» справкой:

«Во время нахождения Батыя на Россию, сей град, быв уделом малолетнего князя Василия Титыча, был осажден татарскими войсками, и хотя малолетство князя являлось бы долженствовать ослабить его жителей, но верность их Государю превозмогла в них все другие чувствия; они разсудили сделать вылазку и обще с князем своим малолетним погибнуть или спастися. Сие ими исполнено было, но от превосходящего числа татар были все побиты и с князем засвидетельствовали свою верность. В напоминание сего приключения герб им полагается, в червленом поле, знаменующем кровопролитие, накрест расположенные пять серебряных щитов с черными крестами, изъявляющими храбрость их защищения и несчастную судьбину, и четыре златые креста, показующие их верность».

Позже и до наших дней историки даже не пытались проникнуть в тайну столь длительной обороны Козельска, и я для экономии читательского времени не стану цитировать их, лишь констатирующих общеизвестный летописный факт его беспримерной стойкости. Ничего не проясняют и военные историки, и специалисты по средневековой фортификации. Крупнейший современный знаток старорусских крепостей П. А. Раппопорт, написавший о них солидные работы, ограничивается сообщением о том, что «г. Козельск Батый осаждал два месяца и огромными потерями смог взять его после подхода крупных сил». Срок осады в «два месяца», а также сведение о подходе «крупных сил» взяты у Рашид-ад-Дина, но этот персидский историк, повторяю, слабо и лишь по позднейшим разноречивым рассказам представлял обстоятельства набега орды 1237— 1238 годов, сообщая, например, о его начале, что «булгары были многочисленный народ христианского вероисповедания» и «границы их области соприкасаются с франками» (!), а о конце, ознаменованном взятием Козельска с помощью подкреплений «в три дня», говорится, что после этого победители «расположились в домах (?) и отдохнули». Сдается, что Рашид-ад-Днн, заполнивший свою летопись родословными чингизидов и событиями в Азии, вообще не знал подробностей западных походов орды-не упоминает после Козельска ни Переяславля, ни Чернигова, ни Киева, не говоря уже о Владимире-Волынском, Сандомире, Кракове, Буде или Дубровнике, и в справке о Бату называет кровавую бойню в Восточной Европе до предела общо и кратко — «завоеванием северных стран».

Предельно кратко и общо, к сожалению, говорится о финальном сражении 1238 года и в самом солидном труде по истории СССР: «Таким образом, героический Козельск почти на два месяца задержал татаро-монгольскую армию». Однако в этом двадцатитомном академическом сочинении нет ни слова о том, каким образом произошло сие задержание, и меня не оставляет подозрение, что ни один историк никогда не побывал в Козельске и не прикинул на месте, как вообще такое могло свершиться.

— Известный русский историк Михаил Погодин побывал в Оптиной пустыни, а значит, и в Козельске…

— Он ничего не оставил о Козельской обороне, хотя немало сделал доброго в тот период повышенного интереса к русской старине… В самом деле удивительно! Есть подробные исследования о Невской победе Александра Ярославича над шведами, о Ледовом побоище, тщательно вычерчены маршруты войск перед этими сражениями 1240 и 1242 года, схемы боевых действий публикуются даже в энциклопедиях, а вот о козельской эпопее 1238 года нет ни одной научной работы или хотя бы отдельной справочной статьи!