Кирилл и Мефодий - Юрий Лощиц

…В среду на рассвете он тихо проговорил: «В руце Твои, Господи, душюмою вълагаю». И с тем мирно почил, поддерживаемый священниками. Гроб с его телом, приготовленным к отпеванию, внесли в соборную церковь, где, на левой стороне от алтаря, решено было после прощания предать почившего земле. За литургией и панихидой читали и пели на греческом, на латыни и на родном своём языке, ради которого были все его с братом Кириллом вдохновения, испытания и труды.

Люди же бесчислен народ собрався,

проважаху со свещами плачущееся

добра учителя и пастыря,

мужеск пол и женьск, малии и велиции,

богатии и убозии, свободнии и раби,

вдовиця и сироты, страньнии и тоземьци,

недужнии и здравии,

вси бывшааго всяческо всем,

да бы вся приобрел.

Ты же свыше, святая и честная главо,

молитвами своими призирай на ны,

желающая тебе избавляй от всякоя напасти,

ученикы своя и учение пространяя, а ереси прогоняя,

да достойно звания вашего живше зде,

станем с тобою, твое стадо,

о десную страну Христа Бога нашего,

вечную жизнь приемлюще от Него,

Тому же есть слава и честь в векы веком.

Аминь.

Так, по «Житию Мефодия», проводили моравляне своего владыку. Агиограф — а им был Климент, один из способнейших учеников солунских братьев, в будущем архиепископ Охридский, — прибег в своём описании, как видим, к языку особому, передающему трепет, сердечное смятение тысяч людей, вдруг лишившихся такой мощной духовной защиты. Обычно строгий, сдержанный, даже скуповатый в обращении со словом, Климент будто решил напомнить напоследок, что люди провожают ещё и подлинного поэта, потому что только поэт был способен оставить им в дар славянскую Псалтырь, многие другие вершинные образцы христианской поэзии. Как и эту песнь прощания и надежды, что сейчас звучала под сводами собора и вне его стен:

Со святыми упокой, Христе,душу раба Твоего, новопреставленного Мефодия,идеже несть болезньни печаль, ни воздыхание,но жизнь бесконечная.

«Житие Мефодия» завершается описанием проводов владыки, вылившихся поистине во всенародный сбор верных ему духовных чад. Тогда же было подсчитано, что на панихиду сошлось и съехалось отовсюду около двухсот одних только старших учеников — священников и дьяконов. А сколько прихожан стеклось от ближних и дальних градов и весей? Над всеми плачами и скорбями плескалась в те дни пасхальная радость о воскресшем Христе.

Похоже, Климент и принялся за жизнеописание Мефодия вскоре после его кончины, когда обострённая утратой память помогала всему осиротевшему содружеству учеников заново переноситься в дни испытаний, прёодолённых бок о бок с владыкой. И когда всем им так хотелось надеяться на то, что сама картина благодатного прощания Моравии со своим кормчим веры наконец-то усовестит двоедушных. А недоброжелателей угомонит — навсегда или хотя бы надолго. Утешение находили и в поминальных службах над местом захоронения, куда стекался народ отовсюду[25].

В сентябре, через полгода после смерти Мефодия, в Риме произошло избрание нового апостолика. Им вместо скоропостижно скончавшегося Адриана III стал Стефан V. Одним из тех, кто с особым нетерпением ждал этого избрания, оказался анафематствованный Мефодием бывший епископ Нитры Вихинг. Надо полагать, он уже вооружился доводами, подтверждающими совершенную незаконность единоличного и самоуправного отлучения от церкви, которое он претерпел от покойного архиепископа. Который также не имел никакого права на то, чтобы самовольно объявлять своим наследником на кафедре одного из собственных любимцев, Горазда.

Вряд ли Вихинг успел сразу же пробиться на приём к апостолику. Только в самом конце 885 года Стефан V отправил буллу в Велеград, адресованную князю Святополку. Кроме того, в Моравию отбыл с письменными инструкциями папский легат епископ Доминик в сопровождении двух священников. Им было поручено рассмотреть причины и суть споров, возникших среди местного духовенства, в том числе по поводу искажения Символа веры прибавкой filioque.

Стефан в патетических тонах благодарил князя за верность святому престолу (иногда эту патетику объясняют тем, что совсем не бедный на ту пору Святополк, судя по всему, отправил по совету Вихинга в Рим, на имя нового апостолика, щедрую помощь, прослышав о всеобщем голоде, поразившем полуостров). Довольно подробно писал папа о том, что римская церковь не считает нужным вовлекать людей, не обученных теологии, в обсуждение сложных догматических тем, таких, как вопрос об исхождении Святого Духа.

Но письмо папы и инструкции, вручённые епископу Доминику, далеко не во всех подробностях совпадали. Это дало повод исследователям предположить, что и на сей раз, как и несколько лет назад, были произведены подтасовки. И эти фальсификации, случившиеся при составлении документов или их оглашении на месте, снова исходили от расторопного Вихинга.

Однако в любом случае и булла папы, и переданные им инструкции в одной точке сходились вполне. В храмах Моравии категорически запрещалось служить литургии «на местном языке». Этим самым Стефан V отменил разрешение на славянские церковные службы, которое пять лет назад Мефодий добился у папы Иоанна VIII.

Попутно Стефан отменил церковное отлучение епископа Вихинга и возвратил ему кафедру в Нитре. Что же до Горазда, то апостолик, у которого, возможно, имелся письменный запрос Мефодия, адресованный ещё Адриану III, посчитал, что принять по такому щепетильному делу окончательное решение можно только в Риме, в присутствии самого священника.

Но Вихинг был уже на месте и снова действовал с опережением любых булл и инструкций. Из двух житий, написанных много позже и посвященных самому Клименту Охридскому и ещё одному из ближайших сподвижников Мефодия, монаху Науму, проступает поистине зловещая картина беспощадного погрома кирилло-мефодиевской духовной миссии, учинённого в Великоморавском княжестве в 886 году при попустительстве Святополка.

Началось всё как будто вполне благопристойно — с открытого обсуждения вопроса об истинном понимании Символа веры. Князь Святополк присутствовал, но в полемике отказался участвовать, сославшись на свою неготовность к разумению догматических различий, предложенных сторонами. Он лишь предложил решать суть спора так, как принято всегда в моравском мирском суде, — произнесением клятв. В Пространном житии Климента Охридского князь выражает своё условие в таких словах: «…кто первым явится и принесёт клятву, что он верует хорошо и правоверно, тот и будет, согласно моему суду, безупречным знатоком веры, тому и передам я Церковь и вручу, по справедливости, церковное священство»[26].