Том 6. Проза, письма - Михаил Лермонтов

О покупке лошади Лермонтовым сообщал, со слов Д. А. Столыпина, и П. К. Мартьянов, но он несколько преувеличивал ее стоимость: «Лошадей Лермонтов любил хороших, и ввиду частых поездок в Петербург <из Царского Села, где стоял полк> держал верховых выездных. Его конь «Парадёр» считался одним из лучших: он купил его у генерала <М. Г.> Хомутова и заплатил более 1500 рублей, что по тогдашнему времени составляло на ассигнации около 6000 рублей» (П. К. Мартьянов. Дела и люди века. СПб., 1893, стр. 150). Лермонтов вообще очень любил лошадей и особенно пристрастился к ним на Кавказе, где ему приходилось много ездить верхом.

Стр. 435, строка 19. «На-днях Марья Акимовна уехала». Из письма Е. А. Арсеньевой к Лермонтову от 18 октября 1835 года (см. настоящий том, стр. 470) мы знаем, что в октябре Мария Акимовна Шан-Гирей находилась еще по соседству с Тарханами в своем поместье Апалихе. Следовательно в Петербург она могла приехать только в конце 1835 года или в начале 1836 года и уехала во второй половине мая.

Стр. 435, строка 27. «Насчет квартиры» — см. следующее письмо № 22 и примечание к нему (настоящий том, стр. 436 и 728).

Стр. 435, строка 29. Лизавета Аркадьевна Верещагина, мать Александры Михайловны Верещагиной, приятельницы Лермонтова, родная сестра Екатерины Аркадьевны Столыпиной, вдовы Дмитрия Алексеевича Столыпина.

Стр. 435, строка 30. Наталья Алексеевна (см. настоящий том, стр. 722 и «Лит. наследство», т. 45–46, 1948, стр. 662, 670–671 и 687).

Стр. 435, строка 34. Григорий Васильевич Арсеньев (см. настоящий том, стр. 726). Письмо Г. В. Арсеньева, о котором упоминает Лермонтов, до нас не дошло.

22. Е. А. Арсеньевой (стр. 436)

Печатается по автографу — ЦГАЛИ, ф. 276, оп. 1, № 78, 2 л.

Впервые опубликовано В. А. Мануйловым в «Лит. наследстве» (т. 19–21, 1935, стр. 511).

Датируется концом апреля — началом мая 1836 года на основании слов «последнее мое письмо от 25-го апреля» и по сопоставлению с предыдущими письмами. Письмо Лермонтова от 25 апреля до нас не дошло.

Стр. 436, строка 12. Андрей Иванович Соколов (1795–1875), камердинер Лермонтова, женатый на Дарье Куртиной, тарханской ключнице Е. А. Арсеньевой. О Соколове и его жене Арсеньева упоминает в своем письме к Лермонтову 18 октября 1835 года (см. настоящий том, стр. 470). Сохранилась записка С. А. Раевского от 21 февраля 1837 года к А. И. Соколову (см. настоящий том, стр. 773; ср. стр. 771).

Стр. 436, строка 16. Григорий Васильевич — Арсеньев (см. настоящий том, стр. 726).

Стр. 436, строки 17–18. «Квартиру я нанял на Садовой улице в доме князя Шаховского». Дом князя Шаховского находился на Садовой улице против пожарной каланчи (см. «Книгу адресов С. Петербурга на 1837 г.», составленную К. Нистремом, СПб., 1837, стр. 859).

Стр. 436, строка 21. «великий князь» — Михаил Павлович (см. настоящий том, стр. 750).

23. С. А. Раевскому (стр. 436)

Печатается по Соч. под ред. Висковатова (т. 5, 1891, стр. 413), где появилось впервые.

Автограф не известен.

Написано 27 февраля 1837 года, когда Лермонтов был отпущен домой после ареста за стихотворение «Смерть Поэта». О подробностях ареста Лермонтова и Раевского и следствия над ними см. настоящий том, стр. 772–774, и настоящее издание, т. II, стр. 328–330; ср.: П. Е. Щеголев. Книга о Лермонтове, вып. I. 1929, стр. 265–267.

Стр. 436, строка 32. «…я виной твоего несчастия». Раевский ни в чем не упрекал и даже решительно оправдывал своего друга. Уже много лет спустя, 8 мая 1860 года, он писал А. П. Шан-Гирею: «Я всегда был убежден, что Мишель напрасно исключительно себе приписывает маленькую мою катастрофу в Петербурге в 1837 г. Объяснения, которые Михаил Юрьевич был вынужден дать своим судьям, допрашивавшим о мнимых соучастниках в появлении стихов на смерть Пушкина, составлены им вовсе не в том тоне, чтобы сложить на меня какую-нибудь ответственность, и во всякое другое время не отозвались бы резко на ходе моей службы; но к несчастью моему и Мишеля, я был тогда в странных отношениях к одному из служащих лиц. Понятия юриста студента Московского университета часто вовлекали меня в несогласия с окружающими меня служаками, и я, зная свою полезность, не раз смело просил отставки. Мне уступали, и я оставался на службе при своих убеждениях; но когда Лермонтов произнес перед судом мое имя, служаки этим воспользовались, аттестовали меня непокорным и ходатайствовали об отдаче меня под военный суд, рассчитывая, вероятно, что во время суда я буду усерден и покорен, а покуда они приищут другого — способного человека. К счастию, ходатайство это не было уважено, а я просто без суда переведен на службу в губернию; записываю это для отнятия права упрекать память благородного Мишеля» («Русск. обозрение», 1890, кн. 8, стр. 742–743; ср.: П. Е. Щеголев. Книга о Лермонтове, вып. I. 1929, стр. 268–269; ср. свидетельство А. Г. Философовой в письме от 27 февраля 1837 года («Лит. наследство», т. 45–46, 1948, стр. 672). Говоря о ненависти к нему одного из «служащих лиц», Раевский, по всей вероятности, имел в виду своего начальника — директора Департамента военных поселений, всесильного графа Петра Андреевича Клейнмихеля (1793–1869), который и распорядился об аресте Раевского. Одновременно генерал-адъютант Клейнмихель был и дежурным генералом Главного штаба, где Лермонтов находился под арестом и где велось следствие по «Делу о непозволительных стихах». Вероятно, именно об этом пишет Лермонтов Раевскому: «Дубельт говорит, что и Клейнмихель виноват».

Стр. 437, строка 2. Дубельт Леонтий Васильевич (1792–1862), начальник штаба жандармского корпуса, находился в свойстве со Столыпиными и Мордвиновыми: он был женат на двоюродной тетке А. А. Столыпина-Монго и бывал запросто в доме Мордвиновых. Через них Лермонтов и мог узнавать подробности о ходе судебного дела.

24. С. А. Раевскому (стр. 437)

Печатается по Соч. под ред. Висковатова (т. 5, 1891, стр. 414), где появилось впервые.

Автограф не известен.

Датируется первыми числами марта 1837 года, когда после окончания «Дела о непозволительных стихах» на смерть Пушкина Лермонтов был освобожден из-под ареста и находился под домашним арестом (почему он и пишет: «Как только позволят мне выезжать»).

Стр. 437, строка 14. Краевский Андрей Александрович (см. настоящий том, стр. 756).

Стр. 437, строки 19–20. «…вторично приступлю к коменданту» — очевидно, Лермонтов подавал коменданту прошение о свидании с Раевским.

25. С. А. Раевскому (стр. 437)

Печатается по «Русск. старине» (1884, т. 42, кн. 5, стр. 390).

Автограф в настоящее время не известен, в 1916 году он находился у И. Е. Цветкова (см. Соч. изд. Академической библиотеки, т. 4, 1916, стр. 403).

Около 19 марта 1837 года, направляясь на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк, Лермонтов выехал из Петербурга. Настоящее письмо написано незадолго до отъезда.

Стр. 437, строки 25–26. «ты меня обрадовал своим письмом». Письма Раевского к Лермонтову не сохранились. Судя по письму Раевского к А. П. Шан-Гирею (см. примечание к письму № 23 на стр. 728), Раевский писал Лермонтову о том, что не считает его виновником своей ссылки. Кроме того, повидимому, Раевский надеялся на смягчение наказания, а может быть, и на прощение.

Стр. 437, строка 28. «Бабушка хлопочет у Дубельта» — Е. А. Арсеньева воспользовалась своим знакомством с Дубельтом, хлопоча о смягчении участи С. А. Раевского.

Стр. 437, строка 28. Афанасий Алексеевич Столыпин (1788–1866), родной брат Е. А. Арсеньевой. Он был женат на Марии Александровне Устиновой. Участвовал в Отечественной войне 1812 года. Отличился в Бородинском сражении. М. Н. Лонгинов характеризует Афанасия Алексеевича как «храброго артиллериста» и сообщает, что он был «потом саратовский губернский предводитель дворянства, памятный Москве, где проживал очень долго, — своим хлебосольством, радушием и веселым, хотя и солидным умом… Лермонтов особенно любил Афанасия Алексеевича» («Русск. старина», 1873, т. 7, стр. 381).

Стр. 437, строка 31. «Сегодня мне прислали сказать, чтоб я не выезжал, пока не явлюсь к Клейнмихелю, ибо он теперь и мой начальник». Появляться в форме лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтов уже не мог: пока не было готово новое обмундирование Нижегородского драгунского полка, Лермонтову нельзя было выезжать из дому. Первым, к кому Лермонтов должен был явиться в новой форме, был дежурный генерал Главного штаба граф П. А. Клейнмихель: как директор Департамента военных поселений он был и начальником С. А. Раевского. П. А. Висковатов утверждал, что после слова «начальник» в оригинале письма шли слова, представляющие неудобную для печати, весьма резкую характеристику Клейнмихеля. С этим, вероятно, связана просьба Лермонтова сжечь записку.

Стр. 438, строка 10. «Les grands noms se font à l'Orient» — «Великие имена создаются на Востоке».