Долг, окрашенный любовью (СИ) - Касс Селена

Наверное, это прозвучало слишком наивно и глупо. Тишина повисла в комнате. Слишком напряженная и зловещая. Катриона зажмурилась, в ожидание взрыва. И это произошло. От грохота перевернувшегося кресла, она вскрикнула и зажала уши руками.

— Простить? — хриплым голосом спросил Габриэль. Он метнулся к кровати, оказавшись почти лицом к лицу с Катрионой. — Ты хочешь от меня прощения? За что же именно? Расскажи, чтобы я, наконец, понял. Как моя любимая жена за моей спиной связалась с моей матерью? — эти последние слова вырвались из него с диким рычанием. Он больше не сдерживал себя. Сейчас он хотел вытрясти из Катрионы всю правду.

— Я хотела рассказать тебе. Нет. Я должна была рассказать о встрече с твоей матерью, — Катриона подалась вперед, слишком быстро и необдуманно. Низ живота кольнуло резкой неприятной болью. Прижав руку, поверх одеяла, она закрыла глаза и покачала головой. — Я хотела сделать это, но не смогла. Мне было так страшно.

Габриэль отшатнулся назад, усаживаясь на самый край кровати. Его взгляд прошелся по лицу Катрионы, внимательно считывая каждую эмоцию. Но как бы он не старался ничего не понимал. Рассудок кричал ему о предательстве, а сердце хотело иного. Он хотел поверить ей.

— Когда ты встретилась с ней? — очень вкрадчиво и тихо спросил он, — Когда?

Катриона взмахнула рукой в неопределенном жесте. Она очень хорошо помнила тот день, и никогда не забудет. Все это навсегда останется в ее памяти. И не только из-за встречи с Оливией. Прикусив губу, она посмотрела на мужа.

— После того, как сообщила тебе о ребенке. Поверь, этот день стал одним из самых ужасным в моей жизни, — с болью в голосе сказала Катриона, — Именно тогда я узнала, почему ты женился на мне. Узнала, кто я для тебя. Как такое можно забыть.

— Что она хотела от тебя? — все так же резко бросил Габриэль. Он и сам помнил этот день.

Катриона посмотрела на мужа, раздумывая какие слова подобрать, чтобы рассказать все. Больше она ничего не хотела скрывать. Да и зачем? Теперь в этом больше не было никакого смысла.

— Она хотела деньги. Она начала шантажировать меня, — тихо проговорила она.

Габриэль настороженно посмотрел на нее. Только не это.

— Что она тебе рассказала? — процедил он, едва сдерживаясь, чтобы не встряхнуть ее. Сильно и грубо.

Катриона сжала одеяло. Вот и настал этот момент.

— Она рассказала мне о тебе. О том, что случилось той ночью. Я знаю, что она бросила тебя, думая, что ты умер, — она сглотнула, чувствуя, что ей становится очень тяжело говорить. Даже невыносимо. Она знала, что все это причиняет Габриэлю боль. Сильную боль, от которой она хотела его уберечь, — Габриэль, она пригрозила мне, что встретится с тобой и расскажет всем о твоем рождение. Я дала ей деньги, чтобы она замолчала. Я хотела сделать так, чтобы ты никогда не встретился с ней.

Когда Габриэль отвернулся, а Катриона обессиленно выдохнула. Этот рассказ дался ей очень тяжело.

— Где ты взяла деньги? — спросил Габриэль, — Кто дал тебе такую сумму, и что ты пообещала взамен на такую милость?

Катриона вздохнула. Еще одна тайна, которую следовало рассказать.

— Саймон помог мне, — выдавила она, — И он ничего не требовал в замен. Ничего. Только это не помогло. Я думала, что все уже закончилось, но это оказалось не так. Вчера, я снова получила записку от Оливии. От твоей матери.

Габриэль сжал кулаки, едва ли не впиваясь ногтями в кожу на ладонях. Проклятье.

— Почему ты не рассказала все мне? — прорычал он, вновь склоняясь над кроватью. — Неужели так сильно хотела зацепиться за мое положение? Что же ты теперь думаешь, когда знаешь, что совсем не тот, кем всегда был?

Всхлипнув, Катриона замотала головой. Вскинув руки, она попыталась схватить мужа за рубашку, но он отшатнулся от нее.

— Я не хотела, чтобы тебе было больно, — теперь, она уже не сдерживала рыданий, — Я не хотела этого.

Спрятать лицо в ладонях она заплакала. Габриэль подошел к ней и едва не вздернул с кровати, когда грубо притянул к себе. Заглянув в ее заплаканные глаза, он покачал головой, отвергая ее слова. Отвергая ее просьбу о прощение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты не имела права скрывать от меня это, Катриона. Все, что ты должна была сделать, это прийти ко мне.

Катриона попыталась уцепиться за руки Габриэля, но он снова оттолкнул ее к изголовью кровати. Слишком грубо, слишком сильно.

— Габриэль, — прошептала она, обессиленно опустив руки на одеяло, — Прости. Я, правда, искренне сожалею.

Габриэль едко усмехнулся. В его глазах блеснула злость, смешанная с чем-то еще. Этого чувства Катриона никак не могла разобрать. И это ее пугало. Она не хотела терять его. Но, похоже, именно это ее сейчас и ждало. Он собирался избавиться от нее. Теперь уже раз и навсегда.

— Что теперь будет, Габриэль? — со страхом спросила она, смахивая слезы. Сейчас, ей она должна быть сильной. Ради мужа и дочери. — Что будет с нами?

— С нами? — спросил Габриэль, пожимая плечами, — Благодари бога, что родила дочь. Я сдержу свое слово. Кем бы я не был по рождению, я всегда оплачиваю свои долги.

Катриона застыла, не в силах пошевелиться.

— Я не понимаю, — она покачала головой, — Я не хочу понимать тебя. Ничего не говори, я не буду тебя слушать, — она попыталась зажать уши руками, но Габриэль помешал. Его руки, словно клешни, вцепились в ее запястья. А потом он рассмеялся. Холодно.

— Хочешь ты того или нет, но тебе придется сделать так, как я скажу. Я признаю твою дочь. Но если ты не уедешь из моего дома, я подам на развод. Я найду любого, кто подтвердит твои тайные встречи с другим мужчиной. Я уничтожу вас двоих. Если не хочешь этого, то уедешь. И только от тебя зависит со своим ребенком или без него. А теперь отдыхай. Я хочу, чтобы ты поправилась как можно скорее и убралась отсюда. Будет лучше, если ты сделаешь это как можно скорее.

Дверь за ним захлопнулась, а Катриона не могла даже пошевелиться. Слезы текли по ее лицу, но и этого она не замечала. Пусть ее сердце и билось, но она ничего не чувствовала. Даже боли не было. Удивительно, но сейчас, Катриона хотела бы ощутить ее. Хоть что-нибудь, чтобы понять, что она все еще жива. Но, ничего не было.

— Катриона?

Тихий голос матери донесся до сознания Катрионы. Нахмурившись, она повернулась, встречаясь с удивленным взглядом Кейтлин. Она даже не слышала, когда мать зашла в комнату.

— Мама, — прошептала она, жадно оглядывая дочь в руках женщины, — Дай мне ее.

Кейтлин улыбнулась и быстро подошла к кровати. Катриона вытянула руки, осторожно принимая свою маленькую дочь.

— С ней все в порядке? — тихо спросила она, не отрывая взгляда от ребенка.

— Все замечательно. Доктор сказал, что роды прошли очень хорошо, — с улыбкой проговорила Кейтлин, гладя внучку по головке, покрытой белым детским чепчиком.

Недовольно нахмурившись, малышка теснее придвинулась к материнской груди. Катриона прикусила губу, чтобы сдержать слезы. На сегодня с нее уже достаточно переживаний. Будет лучше, если сейчас она выбросит из головы все, что не касается дочери. Только она теперь важна. Ничего кроме нее.

— Что случилось? Почему Габриэль выскочил отсюда, слово за ним кто-то гонится? — спросила Кейтлин, с неуверенностью глядя на дочь. Кажется, между ней и Габриэлем снова что-то произошло.

Катриона с трудом заставила себя посмотреть на мать. Что она могла сказать? Что сама убила свое счастье и любовь? Она ведь знала, что потеряет доверие Габриэля, когда он узнает о том, что она врала ему. И, теперь, сколько бы она не пыталась, ничего уже не изменить. Габриэль вынес свой приговор для нее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Мама, все именно так и должно, — сказала Катриона, вновь глядя на дочь, — Могу, я побыть с дочерью?

Кейтлин покачала головой, в который раз поражаясь упрямству дочери. Понимая, что больше ничего от нее не добьется, она проговорила:

— Конечно, милая. Скоро она проснется и будет очень голодной. Если понадобится помощь, просто позови меня.

Катриона кивнула, улыбаясь. Она была готова сделать что угодно, лишь бы мама ушла. И, когда дверь за ней закрылась, она резко выдохнула. Наклонившись, она спрятала лицо в белом одеяльце, в которое была укутана дочь. Только теперь, она позволила себе заплакать.