Сестра (СИ) - Галина Гончарова

— Именно. На рассвете, с надежными людьми и сопровождающим письмом.

— Да я бы и сам съездил, — прогудел Аввакум. — Давненько я не был там, да и повидать кое — кого надобно бы…

Кандидатура сопровождающего была тут же утверждена. И Ваня отправился за теткой.

Та уже мирно спала, но подросток был неумолим. Пришлось служанкам распихать сонную госпожу, выслушать о себе много нелестного — и вручить ее с рук на руки племяннику, который, не отвечая на вопросы, провел женщину до кабинета царевича и не слишком вежливо втолкнул внутрь.

Кое в чем Анна Морозова угадала — и племянник был дико зол на нее. Ему действительно очень нравилась Софья. Умная, яркая, сильная девочка, с удивительным характером и любовью к брату. И Ваня был бы счастлив, обрати Соня на него внимание как на парня, а не как на друга. Нет, пока говорить об этом было рано, но…

Кто тебе, сплетнице гнусной, разрешил в святое грязными лапами лезть!?

Анна поняла все сразу, наткнувшись на ненавидящие взгляды, как на мечи. Занервничала, дернулась назад… куда там.

— Объяснишься, тетушка?

Царевич брезгливо, как дохлую крысу, приподнял письмо за кончик. Анна явно задергалась.

— Ты о чем, Алешенька.

— А вот об этом. Думать надо, кому и что писать!

— Не писала я! То враги подбросили!

— Конечно… и они ж тебе предложили написать, что я Соню хочу вместо Марфы за Корибута выдать?

— Не было в письме такого!

Алексей хищно улыбнулся. Ловушка была из самых простых, но Анна Морозова и так выдающимся умом не отличалась, тем более спросонок.

— А все остальное — было? Ну и какого черта, тетушка?

Аввакум благочестиво перекрестился, но царевича одергивать не спешил. Анна заметалась, бросила взгляд влево, наткнулась на двух старших царевен, покосилась вправо, но там сверкала глазами Софья, протопоп Аввакум сжимал крест с таким видом, словно собирался его вразумляюще приложить к доносчице — и женщина пошла на прорыв.

— А что я — неправду написала?! Блуд у вас тут! Разврат, Содом и Гоморра! И к геенне огненной вы все катитесь, еще и души детские невинные за собой тянете!

— Ну да, на улице‑то они куда как поближе к вратам райским были, — проворчала себе под нос Софья. Протопоп положил ей руку на плечо.

— Не злись, юница. Придет твое время.

Софья бросила на него внимательный взгляд. Умный мужчина, ничего не скажешь.

— Да неужто? — Алексей Алексеевич прищурился. — с каких это пор законный брак блудом стал?

— Был бы законный — не был бы тайный…

— Иногда не все объявлять надобно, — усмехнулась царевна Анна. — Да не тебе меня и судить. Сказывали мне служанки, как ты к Воину притереться пыталась!

— И на Стенечку косилась! — рыкнула Татьяна. — Моя б воля — я бы тебе сейчас косы‑то проредила, гадюке!

— А потому слушай мое решение, — царевич был спокоен. — сейчас вещи пойдешь собирать, а с рассветом уедешь в монастырь. Посидишь там, помолишься…

— Нет!!!

— А будешь упорствовать — свяжем и силой повезем. Как умом скорбную, — прогудел Аввакум.

— Батюшка, и вы! Заступитесь, нельзя же так!

Анна если и не рухнула перед Аввакумом на колени — то только потому, что была серьезная опасность получить в лоб от Софьи. Царевна сжимала кулачки так, что намерения ее были любому ясны.

— А доносить на родных да близких — лучше? Лжу писать, неблагодарностью на доброту их отвечать? — Аввакум был и сам не лучше. Его мечта тоже могла бы рухнуть из‑за сварливой бабы, так как к ней относиться? Тут никакого благочиния не хватит!

— Да на какую доброту! Никому я тут не нужная…. — Анна некрасиво распялила рот, словно собираясь рыдать.

— А что ты сделала, чтобы нужной быть? — Татьяна шагнула вперед, сестра ее едва удержала, чтобы царевна не кинулась на противницу. — ты хоть кому что доброе сделала? Чем помочь решила? Нет, ты целыми днями здесь змеей шныряла, разнюхивала да ужалить примерялась! Мерзавка неблагодарная!

Уж кто‑кто, а Татьяна имела право на подобные слова. Она‑то оказалась тут в положении той же Анны. А потом — поди‑ка! Девочек учить рисованию начала, втянулась, интересно ей стало, себя нашла, любимого нашла… просто надо было идти вперед, а не в себе замыкаться да врагов искать.

Ну а ежели нет — так и не обессудь.

Анна Морозова все‑таки упала на колени и взвыла волчицей.

Жизнь была кончена. Монастырь — это же хуже смерти! Ни мужа, ни детей, ни — че — го…

Только вот сочувствия она не дождалась ни от кого из присутствующих.

Потом было многое. Поспешные сборы служанками всего ее барахла. Рыдания и истерика Анны, прекращенная путем выливания воды на повинную голову. Утешающие речи протопопа.

Ну и перед рассветом — отправка кареты.

Одним словом — поспать никому этой ночью не удалось.

Софья проводила взглядом карету — и лично подожгла то самое письмо. Посмотрела, как горит плотная бумага, довольно усмехнулась. Может быть, рукописи и не горят. Но к доносам это точно не относится! Прощайте, Анна Морозова!

— Сонюшка, сестричка моя любимая! Век тебя помнить буду!

Тщеславной Софья никогда не была, но благодарности от Марфы ей были весьма и весьма приятны. А то нет?

Сколько им пришлось преодолеть — подумать страшно! Как вопили бояре, как сверкали глазами, как ругались…

Пытались ругаться.

Сильно‑то не выходило, знаете ли.

Милославские во всем поддерживали царя, а значит и все, кто за ними стоял — тоже. Им‑то выгодно было, что их семя и на чужбине прорастет. Фортуна у фаворитов такая — сегодня лежишь, а завтра бежишь. И бежать, случись что, лучше не в неизвестность, а под крылышко к племяннице.

Бояре, конечно, пытались поднять лай. Но призрак Матвеева, незримо витающий над их головами, (хоть после смерти послужил) сыграл свою роль.

Когда понимаешь, что заговор‑то был… одним словом — все Матвеевские выкормыши примолкли и не отсвечивали, а на остальных хватило и грозного царского рыка: 'Заговор учинить вздумали? Царя учить?!'.

Да, рычать пришлось не единожды, но в массе своей бояре оказались напуганы и не знали чего ждать.

Церковники тоже попытались поторговаться, вопя, что жених‑то не православный!!! Но тут их быстро окоротил патриарх. Иоасаф был не лучшим человеком, но отлично понимал необходимость примирения. А этим крикунам дай волю! На лоскутки все раздерут, чтобы себе носки пошить!

Так что…

Соловецкого монастыря на всех хватит.

Тут же, кстати, выступил и протопоп Аввакум, который одобрил сей брак. И заметил, что на земле православной в своей вере разобраться не можем, а на чужую киваем. Это вообще всем церковникам не понравилось, но крыть было нечем. Новые святые книги, переработанные а — ля грек, оказались камнем, брошенным в воду — и круги шли такие, что захлебнуться недолго.