Лаки - Джеки Коллинз

– Итак – когда за тобой заехать?

– Из этого не выйдет…

– …ничего хорошего, – закончил он за нее. – Жди меня в восемь тридцать.

Лаки начала было возражать, но он повесил трубку прежде, чем она успела сказать что-то членораздельное.

Лаки Сантанджело достанется ему, и ничто его не сможет остановить.

ГЛАВА 83

Франческа Ферн восприняла новый брак Димитрия Станислопулоса как личное оскорбление. При любой возможности она возвращалась к этой теме, причем чем меньше оставалось времени до конца круиза, тем горячее становились ее упреки.

– Какое унижение! – жаловалась она во время неизменной партии в триктрак. – Весь мир знает, что ты любишь именно меня. И вдруг ты женишься на этой... этой... особе. Что, по-твоему, я должна испытывать? Ты меня выставил на посмешище всем.

Он наклонился и погладил ее рыжие жесткие волосы. Потом его рука скользнула за ворот ее низко вырезанного платья и остановилась на груди с твердыми сосками.

– Очаровательно, – пробормотал он.

Форма ее груди напоминала ему об африканке, чью фотографию он видел когда-то в «Нэшнл Джиографик». Ничто не действовало так возбуждающе, как возможность впиться поцелуем в ее соски.

Она отбросила его руку.

– Черт побери, Димитрий! – сверкнула она глазами. – Разве моей любви тебе казалось недостаточно?

Димитрий быстро перешел в оборону.

Я женился на Лаки ради ребенка, – в сотый раз пояснил он.

Да. А теперь ты должен с ней развестись, – объявила Франческа тоном, не терпящим возражений.

Не думаю, – ответил Димитрий. – Она нам не мешает. Она очень независима и, честно говоря, дорогая, в твое отсутствие я испытываю нужду в женском обществе.

Она не женщина! – ядовито бросила Франческа. – Она дешевка! Не знаю, как ты вообще мог до нее дотрагиваться. Она плебейка. Цыганка. У нее такой вид, будто она всегда грязная.

Франческа не любила, когда ей перечили.

– Довольно! – резко прервал ее Димитрий. – Я никогда не критикую эту жалкую болонку, твоего мужа.

– Неудивительно. Все эти, годы Гораций был очень понимающим человеком.

– Понимающим. Еще бы! Он же ничтожество без капли мужества. Насекомое, не заслуживающее внимания.

Она поджала ярко-алые губы.

– Пошел ты к дьяволу. Тебе нужно только мое тело. Ты мною пользуешься, и тебе наплевать на мои чувства.

Димитрий хохотнул.

– Тобой, пожалуй, попользуешься, Франческа.

Она вскочила из-за стола. Высокая, ширококостная, мускулистая.

Ты прав, – вскричала она. – Никто и никогда не сможет пользоваться Франческой Ферн, даже наш великолепный грек, Димитрий Станислопулос, – издевательским тоном продолжала она, – со всей своей властью, всеми своими деньгами. Димитрий Станислопулос, готовый умереть ради меня, но отказывающий мне в одной-единственной маленькой просьбе.

А как насчет моей просьбы? – прогремел он. – Сколько лет я умолял тебя освободиться от Горация и выйти за меня. Я и просил, и угрожал – делал все, что может сделать мужчина. И ты еще смеешь говорить об унижении? Это я унижен. Ты предпочла остаться с таким ничтожеством, когда могла бы стать миссис Станислопулос. Черт побери, Франческа!

Разведись со своей цыганкой, а там посмотрим, – многозначительно промурлыкала она.

Нет, – ответил Димитрий, отталкивая в сторону доску для триктрака и вставая. – Ты разведись с Горацием, а там посмотрим.

Не шантажируй меня, – взвилась она. – Не смей шантажировать Франческу Ферн!

Это не шантаж, а элементарная самозащита, – парировал он твердо.

Она внимательно посмотрела на своего любовника.

Очень хорошо, – драматично заявила она. – Время пришло.

Для чего?

– Для того чтобы мы были вместе, как ты всегда хотел.

– И ты разведешься сГорацием?

– Я подумаю.

Димитрий стукнул кулаком по столу.

– Черт возьми, женщина! Да решайся ты наконец.

В ее глазах блеснула молния, когда она откинула назад копну своих рыжих волос.

– Да, – проговорила она. – Я решусь.

Графиня сжала руку Сьюзан.

– Прощайте, дорогая, – сказала она. – Или лучше – до свидания, ведь мы, конечно, встретимся когда-нибудь.

Графиня пахла духами «шанель». У нее была гладкая кожа и недовольный рот с опущенными уголками. В молодости она, очевидно, отличалась необыкновенной красотой. Теперь же в ней осталась только порода. Рядом с ней Сьюзан чувствовала себя наивной молоденькой девушкой – впервые за последние тридцать пять лет.

– Если будете в Беверли-Хиллз, обязательно звоните, – вежливо попросила Сьюзан, в глубине души надеясь, что этого не случится.

– Беверли-Хиллз, – улыбнулась графиня. – Родео и киношники. – В ее устах это прозвучало как нечто неприличное.

—И еще арабы, – ядовито добавила Сьюзан. Графиня оказалась снобом. И, по мнению Сьюзан, еще и извращенкой. После их первого восхитительного свидания графиня предложила позвать еще и своего масляного дружка – араба. Сьюзан была шокирована.

– Конечно, нет, – сказала она, и с тех пор графиня обращалась к ней с раздражающей снисходительностью.

Сьюзан подумала о Пейж. Как ей хотелось поскорее увидеть ее! Пейж никогда не предложила бы «групповуху».

На яхту вернулась Олимпия, счастливая и одуревшая от наркотиков. Димитрий был слишком занят, чтобы что-нибудь заметить. Франческа согласилась обратиться к своему адвокату в Париже и обсудить с ним детали развода с Горацием. А потом они скажут ему. Вдвоем.

Олимпия чмокнула Бриджит в щечку и мысленно прикинула, сколько дней осталось до начала занятий в школе-интернате в Англии. Какая все-таки тяжелая ответственность – растить дочь. Не будь Бриджит, она могла бы делать все, что ей вздумается. Олимпии никогда не приходило в голову, что она всю свою жизнь как раз и делала все, что ей вздумается.

Флэш улетел в Германию записывать пластинку. Через неделю они договорились встретиться в ее нью-йоркской квартире. Жизнь вернется в нормальную колею. Секс, рок-н-ролл и наркотики.

Как хорошо все складывалось. Флэш ни разу не упомянул о своей юной жене, лишь однажды небрежно взмахнул рукой и сказал:

– Ошибка, киска. Она нам не помешает.

Олимпия думала о Ленни таким же образом – тоже ошибка. Теперь, когда она вернула Флэша, надо избавиться от Ленни. Он – очень далеко, в Калифорнии. Нет проблем.

– В конце недели Франческа собирается на денек в Париж, – мимоходом заметил Димитрий за обедом. – Ее доставит мой самолет.

Гораций все свое внимание сосредоточил на тарелке с крабами, твердо решив не замечать тот факт, что его мир стоит на гране краха. На яхте остались только Ферны и Олимпия, не считая двух детей и их нянюшек.