Сочинения в двух томах. Том второй - Ганс Эверс

Она сняла простыню и открыла голову, на которой лежала черная полумаска.

— Вуаль достигла бы этой же цели, — прошептал Фальмерайер. — Но нет, Рейтлингер нужна маска, без этого не выходит! Это — таинственно, возбуждает фантазию! Держу пари: репортеры простят ей за это и «детский сад», и «банду безграмотных».

Одним движением докторша сорвала простыню. В тихом сне, неподвижное, белое, почти, как полотно, лежало мужское тело.

— Господа слушатели могут, если угодно, подойти сюда отдельными группами! Вначале я просила бы подойти поближе господ ученых…

Ян бросил только один короткий взгляд. Быстрое содрогание прошло по его телу, точно мороз по коже… Это была Эндри!

— Извините меня, доктор, — сказал он, — я не хотел бы на это смотреть.

Он направился к двери и вышел. Стал ходить взад и вперед по коридору. Почувствовал жажду, сошел с лестницы. Нашел буфет, попросил стакан воды, выпил его залпом. После этого поспешил в сад и уселся на скамье за грядой розовых кустов, задумчиво глядя в небо.

«Эндри! — думал он. — Эндри…»

Спустя некоторое время Ян поднялся и, как пьяный, стал бродить по садовым дорожкам. Зашел в парк, услыхал шум и плескание. Маленький водопадик, пара плоских камней, деревянный мостик. Он облокотился на перила и посмотрел вниз. Прыгнул лягушонок. Кругом жужжали стрекозы. Под ним, почти неподвижно подстерегая добычу, застыла форель. «Как она красива!» — подумал он.

Ян пошел дальше. Его давил аромат цветущей черемухи. Он оглянулся — где же дерево?

Что-то белое замерцало сквозь кусты орешника — близко от земли, среди буков, за маленькой лужайкой. Он перепрыгнул через ручей, пробрался через кусты и увидел низко подвешенный гамак, а в нем девушку. Она была в белом простеньком платье, отделанном красным. На белокурых волосах — повязка сестры с голубенькой вуалькой. Охватив голову руками, она плакала.

Помедлив немного, Ян пошел через лужайку. Подошел к девушке и нежно положил ей на плечо руку.

— Роза-Мария! — произнес он.

Она испуганно вскочила, выпрямилась.

— Ты, — прошептала она, — ты?

Схватила платок, вытерла слезы.

— Почему ты плачешь? — спросил Ян.

Она посмотрела на него большими молящими глазами.

— Ты ведь это знаешь!

Он недовольно тряхнул головой.

— Брось плакать! Это не поможет. Что-то случилось?

— Случилось? — повторила она медленно. — Она… он меня поцеловал…

— И… — спрашивал Ян, — и..?

— Больше ничего! — отвечала сестра. — Он ласкал меня и был ко мне очень добр. Он подарил мне маленький золотой башмачок. Я была очень рада — ведь это шло от тебя.

Она смеялась сквозь чистые слезы. Словно солнышко светило в последних каплях дождя.

— Бедный маленький скрипач! — засмеялся он. — А что сделала ты, Роза-Мария?

Она схватила его руку.

— Я сделала то, что ты приказывал. Была так любезна, как только могла. Я ответила поцелуем.

— Тебе это было тяжело? — спросил Ян.

Одну минуту она помолчала.

— Нет… Да… Право, не знаю. Он — не ты и в то же время он — ты! Все так запуталось! Он — мужчина, но он этого не знает, он только…

— Это же невозможно! — воскликнул Ян. — Она уже должна знать, что…

Сестра Роза-Мария перебила его:

— Нет, нет, она этого не знает. Она проснулась, но не бодрствует, понимает все, видит все и все же она слепа ко многому, точно оно невидимо. Докторша говорит, что это пройдет, что скоро она совершенно проснется, может быть, уже завтра. Сегодня она живет еще в прошлом, в тебе, говорит о тебе. «Мой кузен, — говорит она, — мой жестокий кузен Ян».

Он, не отвечая, сел возле нее на гамак и начал слегка раскачиваться. Роза-Мария тянула ногой по земле, задерживая размах.

— Оставь! — сказала она. — Ты жесток. В этом она права. К ней и ко мне — и к скольким еще? Ты взял меня, свел с истинного пути…

— Что? — воскликнул он. — Я? Можно подумать, будто…

Она положила ему на губы свою маленькую руку.

— Молчи, молчи, мой друг! Я знаю, что ты хочешь сказать, что я бегала за тобой, не давала тебе покор, становилась перед тобой на колени, выпрашивала у тебя и молила, чтобы ты взял меня к себе на ночь. Конечно, так оно и было… Но кто толкал меня к этому? Ты, ты!.. Ты ворвался своим смехом в мою тихую жизнь, ты заставил кипеть мою кровь, твой взгляд, твои руки, твои глаза. Ты довел до того, что я ничего, кроме тебя, не видела и не чувствовала.

— Пусть так! — воскликнул он. — Я соблазнил тебя — вина моя. Но если бы не я это сделал, пришел бы другой. Так всегда бывает на этом свете. Что же из этого следует?

— А то следует, — возразила она, — что никто, никто другой не потребовал бы того, чего требуешь ты! Каждый взял бы меня ради меня самой, потому, что я молода и красива. Ты же ставишь свои условия, которые я только наполовину поняла, так горячо я жаждала тебя. Если бы ты пожелал, чтобы я купила веревку, на которой бы и повесилась, я сделала бы и это. Но ты взял меня в свои объятия лишь тогда, когда я тебе поклялась позднее принадлежать ему… ей… все равно! И чтобы еще крепче связать меня, ты меня купил, как танцора Иво!

Он изумленно посмотрел на нее.

— Танцора? Что ты знаешь о нем?

— Мне рассказала сестра Гертруда, которая прежде ухаживала за барышней. Гертруда знала обо всем от него самого. Ты купил танцора, предложил ему много денег для его бедной семьи. За это он отдал… теперь ты знаешь, что он отдал. Сначала то, а затем свою жизнь. Ты подумал: это честный торг, простой и удобный. Ты и мне дал денег. Теперь у меня счет в банке. Мой старый отец не должен больше бегать по фабрике в качестве ночного сторожа. Он может снова сколько душе угодно ловить в кустарниках и камышах, в лесу и на лугу мошек и жуков, рассматривать их под микроскопом и писать статьи для энтомологических газет. Оба моих брата могут учиться…

Он молча прижал ее к себе.

— Разве это так плохо, Роза-Мария? Неужели твоя жертва слишком велика, а моя плата слишком низка!

Она прижалась к нему и положила голову ему на грудь.

— Твоя цена была велика, мой любимый. Я хорошо это знаю. Ты брал меня в Андалузию. Пять недель я была в стране солнца, пять недель вместе с тобой. Мне было очень щедро заплачено за то, что я должна делать. Я не жалуюсь, и буду делать все, что ты захочешь. Только я не могу изменить одного: я несчастна оттого, что была так счастлива с тобой. И никогда, никогда снова…

Он поцелуями отер слезы с ее глаз.

— Кто это говорит, моя девочка? Мир широк, и еще есть страны, где сияет солнце.

Она взглянула на него. Ее глаза заблестели.