Черная Луна - Олег Маркеев

— Спасибо. — Салин взмахом руки разрешил Владиславу выйти. — Ну, что скажешь? — обратился к Решетникову.

Тот азартно грыз зубочистку, казалось, весь поглощен этим занятием, но взгляд оставался сосредоточенным, как у шахматиста в трудной партии.

— Не люблю это слово — «профессионал». — Решетников поморщился. — Американизм, для русского уха — звук пустой. Это там человек соизмеряет сумму усилий с цифрой в контракте. Лишнего движения не сделает, но и не напортачит. Работает, как арендованный станок, точно по инструкции и от сих и до сих. Умеют америкашки отделять личное от профессии. Нанял его, и будь уверен, что ни климакс, ни похмелье, ни настроение на качестве не скажутся. А у нас страна Левшей. Профессионалов нет, но каждый — мастер. С придурью и характером. Неделю в запое пробузит, потом за ночь блоху подкует.

— Ты это к чему? — удивился Салин.

— Да Белова пытаюсь просчитать. — Решетников крепкими зубами расплющил кончик зубочистки. — И ничего не выходит. Вспомнил кое-что из его досье. Мастерские операции крутил — и для нас, и для родной конторы. Мастер он, а не профессионал бездушный. Соответственно, как любая творческая личность, существо малопрогнозируемое. Он еще себя покажет, помяни мое слово.

— Оставим пока Белова. Давай прокачаем ситуацию.

— Может, сразу начнем с худшего варианта? — спросил Решетников.

— Непременно с него! — Салин встал, стал покачиваться с пятки на носок. — Начинай, Павел Степанович.

— Если это не междусобойчик, к которому мы касательства не имеем, то дело плохо. Уж не знаю, что они там за учения устроили… Но в предвыборной горячке желаемое вполне могут принять за действительное. Либо переворот готовят, либо готовятся кого-нибудь в этом обвинить. Для пущей убедительности им нужен «заговор в спецслужбах». Мне кажется, на эту роль Подседерцев сосватал Белова. — Решетников откинул голову на подголовник, чтобы лучше видеть стоящего Салина. — Беглый сотрудник — этого мало. Поэтому Подседерцев погонит Белова в какую-нибудь политическую группировку, чтобы придать делу соответствующую окраску. Как только Белов переступит порог офиса любой из партий, следом ворвется спецназ Подседерцева.

— А если Белов рванет в Президент-отель[22]?

— Еще лучше. У СБП там врагов больше, чем агентуры, — усмехнулся Решетников. — Сам знаешь, шефа Подседерцева теперь туда даже на заседания не приглашают.

Салин опустился в кресло.

— Хорошо бы, но погонит, как ты выразился, он Белова к нам. В последний раз мы сыграли Белова «втемную», как ты помнишь. Пожертвовали им, чтобы вербануть Подседерцева. — Решетников покосился на Салина. К единому мнению, стоила ли жертва результата, не пришли до сих пор. — Боюсь, Подседерцев об этом узнал или догадался, что, впрочем, не важно. Во всяком случае, он считает, что Белов — ниточка, ведущая к нам. А вторая — Виктор Ладыгин — у него уже в руках. Не случайно же он моментально отметился на месте гибели Ладыгина. Убежден: Подседерцев попытается сплести из этих ниточек сеть.

— «Любовный треугольник»? — прищурился Решетников.

— Естественно. Нового еще не придумали. — Салин принялся вяло ковырять вилкой салат.

Опыт позволял им понимать друг друга без слов. На их языке так назывался классический прием кремлевских подковерных сражений. Смертельная суть приема маскировалась циничной шуткой: «Против кого дружить будем?»

Как правило, на занятый трон находится минимум два непрошеных наследника. Противники образуют треугольник, чтобы лучше было наблюдать друг за другом. Идти в лоб для политика чересчур примитивно и опасно, а биться одновременно против двоих — заведомое поражение. Фигура по эмоциональному накалу напоминает «любовный треугольник». Любовь втроем пикантна, но для политики не подходит. В политике вообще нет места тонким чувствам. Политика не любовь, а грубый секс, где все лишь партнеры, пытающиеся поиметь ближнего, желательно бесплатно. И бросаются в объятия друг друга не от страсти, а от страха, что место займет противник. Если вас спросят, какой формы краеугольный камень отечественной политики, смело отвечайте — треугольной.

Так Сталин «дружил» с Бухариным против Троцкого. Вытесненный с политической арены Троцкий отправился в Мексику дожидаться ударом ледорубом по голове. А Сталин, оставшись один на один с соперником, быстренько задушил Бухарина в дружеских объятиях. Едва похоронили Сталина, Хрущев «задружил» с Маленковым против Берии. Последний слишком много знал, был в силе и имел в активе реальные достижения — ракеты и атомную бомбу. Все это и представляло реальную опасность как для моложавого Хрущева, так и для престарелых соратников Сталина. Короче, раздавили Берию в дружеских объятиях, объявив по партийной традиции «агентом империализма». Убрав основного конкурента, Хрущев разгромил временных союзников — Молотова, Кагановича и компанию. Только вошел во вкус власти и начал сеять кукурузу где попало, как сам прозевал, что «молодежь» временно сошлась с Микояном, в результате этого недолгого сожительства остатков «сталинских гвардейцев» и бывших комсомольских вожаков родился долгожитель Брежнев, а Хрущев отправился на пенсию.

Горбачев, попав в «любовный треугольник», долго строил глазки то «ретрограду» Лигачеву, то «прогрессивному» Ельцину. В конце концов у мужиков крыша поехала от таких противоестественных отношений, измордовали друг друга в августе, оставив Горбачева у разбитого корыта в Форосе. Правда, потом выяснилось, что Горбачев кроме себя и Раисы Максимовны никого по-настоящему не любил. Победитель Ельцин приволок в Кремль собственный трон, поэтому Горбачев и вылетел вместе с президентским креслом. Ельцин выстроил «президентскую вертикаль» по классической схеме треугольника: по правую руку — «молодые реформаторы», по левую — «ретрограды-коммунисты». Внутри треугольника, оживляя унылый пейзаж политического поля, метался либерально-демократический юрист, биссектрисой деля углы пополам и отнимая голоса избирателей. За это его не любили, но терпели, все же развлечение. Разведенные по разным углам «любовного треугольника» политики тянули каждый в свою сторону, как в известной басне, в результате обеспечивалась известная стабильность севшей в лужу телеги российской демократии.

«Молодые реформаторы» относились к местному населению с еще меньшим трепетом, чем испанские конквистадоры к инкам и ацтекам. Вывозили из страны все, что представляло ценность, оставив населению по шесть соток земли без всяких признаков нефти. От такого хамского отношения время от времени население садилось на рельсы и требовало зарплату. Требовали майскую в ноябре, что абсолютно абсурдно, даже без экономического образования ясно, поэтому и платить никто не собирался. Коммунисты усматривали в этом признаки революционной ситуации и ставили вопрос ребром, хотя и понимали, что денег взять неоткуда, надо опять занимать на Западе. Но их там не любили, а «реформаторам» уже не верили. Ситуация сама собой накалялась, юрист метался из угла в угол, остужая противников соком и угрожая всех отправить с последним вагоном в Сибирь. И тут, разведя противников, разошедшихся до непарламентских выражений и импичмента, из своего угла выходил Хозяин. Раздавая медвежьи тумаки правым и левым без разбору, он выполнял свой долг гаранта стабильности. Его появление заканчивалось подписанием протокола о согласии и получением очередного кредита. Периодические искусственные кризисы гарантировали, что ниже стоящие углы треугольника не задружат между собой, образовав вектор, уткнувшийся острием в президентское кресло, остальное Хозяина с возрастом интересовало всем меньше и меньше.

Но «любовный треугольник» не может существовать вечно, партнеры неизбежно стареют, и противостояние теряет всякий смысл. Власти, как и любви, хочется смолоду, пока еще кровь не остыла. Весь вопрос, кто первым решится нарушить равновесие.

В президентском углу окопались зубастые мужики, далекие от пенсионного возраста своего лидера. Им меньше всего улыбалось покинуть Кремль вслед за лафетом, а сумма заслуг перед Хозяином делала невозможным трудоустройство в думских фракциях. Загнанные в угол, они вполне могли рвануть в атаку по двум направлениям сразу, раскрошив опостылевший «треугольник». Такой вариант Салин с Решетниковым просчитали давно. Данных о подготовке ГКЧП-3 в их сейфах скопилось предостаточно. Сегодня все сходилось к тому, что события бешено несутся именно в этом русле.

— Может, кое-кому башку отвернуть, пока не поздно? — нарушил тишину Решетников.

Салин положил вилку, привычно промокнул губы салфеткой.

— Именно об этом я сейчас и думал. — Хищная улыбка скользнула по его сально блестевшим губам. — Только сформулировал задачу иначе. Мы его просто уничтожим.