История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1941 год. Уроки и выводы. М., 1992.
М.И. Мельтюхов. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу 1939–1941 гг. М., 2002.
4.2.2. Русское общество и советско-нацистская война в СССР. Отказ от эвакуации населения
В 5.30. утра 22 июня расстроенный посол Германии в СССР граф Вернер фон Шуленбург вручил Молотову ноту, в которой нападение Германии на СССР мотивировалось концентрацией советских войск на восточных границах рейха с тем, «чтобы с тыла атаковать Германию». «Это что, объявление войны?» – спросил Молотов. Граф Шуленбург развел руками. «Чем мы это заслужили?» – растерянно воскликнул сталинский нарком.
Гитлер переиграл Сталина в затянувшемся противостоянии. Сталин не стал обращаться к советскому народу в ситуации неопределенности на фронте, ожидая результатов намеченных контрударов. Поэтому в 12 часов по радио выступил Молотов, охарактеризовавший германское вторжение как «беспримерное в истории цивилизованных народов вероломство». Он закончил свою речь патетически: «Наше дело правое. Враг будет разбит! Победа будет за нами!». В той же тональности 1 сентября 1939 г. закончил свою речь Гитлер, выступая в рейхстаге в связи с началом войны в Польше: «Если наша воля сильна и никакие трудности и страдания не сломят её, то тогда наша воля и наша Германия будут превыше всего!»
Речь Молотова вызвала противоречивые чувства. Население уже многие месяцы ожидало войны, но войны совершенно другой – впервые в истории большевицкого государства ему не принадлежала инициатива начала военных действий. В последующие дни состояние растерянности сменилось легкой паникой – с магазинных прилавков люди сметали соль, спички, крупы и другие товары первой необходимости. В столичных центрах и крупных городах молодежь 1920–1923 гг. рождения осаждала военкоматы. Война должна была «закончиться через месяц», и юноши боялись опоздать на фронт. Из этого призыва почти никто не вернулся. Начавшаяся 23 июня мобилизация, приказ о которой датировался еще 19 июня, проходила с разной результативностью в РСФСР и других республиках.
В те же первые дни войны Сталин и Молотов попытались договориться с Гитлером о прекращении германского вторжения. В записке, составленной по требованию большевицкого руководства, после разбирательства в Президиуме ЦК КПСС 5 августа 1953 г., генерал МГБ Павел Судоплатов сообщил, что 25–27 июня 1941 г. Берия приказал ему провести тайные неофициальные переговоры с послом Болгарии в СССР Иваном Стаменовым. Через Стаменова «советское правительство» в лице Молотова и Сталина предлагало Гитлеру отказаться от продолжения агрессии, обещая в обмен большие территориальные уступки в пользу Германии. Стаменов, по всей видимости, сообщил в Берлин о предложениях Сталина, однако Гитлер остался к ним глух. Второй Брестский мир не получился – быстрый успех на Восточном фронте, казалось, обещал нацистам скорую окончательную победу над большевиками.
Документ
Из записки Павла Судоплатова (август 1953 г.):
«В СОВЕТ МИНИСТРОВ СОЮЗА СССР
Докладываю о следующем известном мне факте.
Через несколько дней после вероломного нападения фашистской Германии на СССР, примерно числа 25–27 июня 1941 года, я был вызван в служебный кабинет бывшего тогда Народного Комиссара Внутренних Дел СССР Берия.
Берия сказал мне, что есть решение Советского правительства, согласно которому необходимо неофициальным путем выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановит наступление немецко-фашистских войск. Берия объяснил мне, что это решение Советского правительства имеет целью создать условия, позволяющие Советскому правительству сманеврировать и выиграть время для собирания сил. В этой связи Берия приказал мне встретиться с болгарским послом в СССР Стаменовым, который по сведениям НКВД СССР имел связи с немцами и был им хорошо известен.
Берия приказал мне поставить в беседе со Стаменовым четыре вопроса. Вопросы эти Берия перечислял, глядя в свою записную книжку, и они сводились к следующему:
1. Почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР;
2. Что Германию устроило бы, на каких условиях Германия согласна прекратить войну, что нужно для прекращения войны;
3. Устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельский перешеек;
4. Если нет, то на какие территории Германия дополнительно претендует.
Берия приказал мне, чтобы разговор со Стаменовым я вел не от имени Советского правительства, а поставил эти вопросы в процессе беседы на тему о создавшейся военной и политической обстановке и выяснил также мнение Стаменова по существу этих четырех вопросов… Берия… строжайше предупредил меня, что об этом поручении Советского правительства я нигде, никому и никогда не должен говорить, иначе я и моя семья будут уничтожены». – См. об этом вопросе: Р.Г. Пихоя. Советский Союз. История власти 1945–1991. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2000. С. 109; Стенограмма заседания Президиума ЦК КПСС 5 августа 1953 г. в составе Маленкова, Хрущева, Молотова и Булганина по вопросу о переговорах Судоплатова со Стаменовым // АП РФ. Ф. 4. Оп. 20. Д. 873.
В традициях, свойственных тоталитарным системам, номенклатура ВКП(б) пыталась организовать патриотическое движение, опираясь на вертикаль партийно-политических органов и мощный аппарат принуждения. 2 июля 1941 г. Сталин приказал сформировать 20 дивизий Московской армии народного ополчения (МАНО). Аналогичные дивизии летом 1941 г. формировались в Ленинграде, Кременчуге, Ростове. В части МАНО и ЛАНО, в разной степени вооруженные и снаряженные, вступали и по эмоциональному порыву, и в принудительном порядке – по разнарядке и директивам партийных органов на предприятиях и учреждениях. Немало было интеллигентных людей, которые, еще горя огнем Гражданской войны, мечтали отдать жизнь за мировую революцию, за победу «труда над капиталом». Но очень распространены были и иные настроения. «Иду воевать за Россию, но за четыре буквы (СССР. – Отв. ред.) воевать не буду», – заявил при подаче заявления о добровольном поступлении в армию конструктор Технического отдела завода имени Ф. Энгельса в Ленинграде Рогов (ЦГАИПД СПб. Ф. 2. Оп. 2. Д. 691. Л. 65).
Свидетельство очевидца
Чудом выживший при большевиках двадцатидвухлетний Алексей Арцыбушев так объясняет свои чувства при попытке уклонения от службы в Красной армии в начале войны: «Скоро, скоро я пойму свою судьбу, которая вытащила меня из пекла ада, в которое вверг Русский народ «гений» всех времен и всех народов. Лезть под танки с его именем на устах мне было не суждено. Для меня он никогда не был ни «отцом родным», ни «мудрым», ни «великим», а всегда «кровавым» и «гнусным» от дня рождения моего и до сей минуты. Когда я слышу некие упреки в том, что я не рвался защищать Родину, как многие, мне хочется сказать: моя Родина, которую я безгранично люблю, пока беззащитна, и если настанет время ЕЁ защищать, то я пойду не раздумывая. Защищать же то, что ЕЁ поганит, и того, кто ЕЁ топчет, я не желал и не желаю до сих пор! У нас разные понятия о Родине. Для меня это не поля и луга, не березки, леса и перелески, а душа РОССИИ, оплеванная и изнасилованная, затопленная кровью и закованная в кандалы. И те, кто клал свои жизни, вступая перед боем в родную партию, чтоб умереть коммунистом, с воплем «За Родину, за Сталина!», умирали не за Родину, а за строй, мне глубоко противный и принесший моей Родине страдание и гибель. Проливать свою кровь или отдавать свою жизнь во имя Сталина. Это значило для меня быть соучастником в уничтожении многих миллионов человеческих жизней, начиная с первого дня революции и до наших дней. Поэтому я благодарю свою судьбу и благословляю ее за то, что она спасла меня от этого позора». – А.П. Арцыбушев. Милосердия двери. М., 2001. С. 76.
Свидетельство очевидца
Работая в 1942 г. в теплосети Мосэнерго, 16-летний Георгий Мирский, будущий знаменитый ученый-арабист, увидел среди рабочих совсем не те настроения, которым его учили в школе: «Слесарь нашего района Косюк, родом с Харьковщины, всё время говорил, что советской власти не жить; в конце концов он договорился до того, что за ним пришли и больше его не видели. Такие же настроения были и у части других рабочих, и я не сомневался в том, что, попади эти люди на фронт, они бы сразу перешли к немцам и служили бы полицаями и старостами. Но всё же подавляющее большинство отделяло понятия «советская власть» и «Россия» и искренне радовалось при сообщении об освобождении наших территорий от немецкой оккупации. Это не уменьшало их ненависти к власти. Ни разу за все годы моей рабочей карьеры (т. е. за всё время войны. – Отв. ред.)я не слышал ни от кого хоть одного хорошего слова о советской системе». – Г.И. Мирский. Жизнь в трех эпохах. С. 53–54.