Мясник - Мария Барышева

Добравшись до дома Элины, Вита погрузилась в работу. Позже она отправилась в район, где жил Кужавский. Вите повезло — в этот день Аристарх ночевал дома и, подходя к уже знакомому двору, она буквально столкнулась с оператором нос к носу. Помня о своем намерении, она нашла милый безобидный предлог для знакомства, благо сегодня была одета «на выход» а не «на серую обыденность». «Зацепить» Кужавского оказалось делом несложным, и следующие два часа она провела в баре, общаясь с оператором на разнообразные темы. Но несмотря на то, что дел у нее хватало и голова была постоянно занята, червячок беспокойства остался. Он не пропал и позже, когда Вита уже вернулась домой, когда поужинала, отдохнула и поработала над отчетами. Забравшись в постель, она посмотрела вначале на Евгения, который уже давно спал, потом на висящего над кроватью деревянного гвинейского демона с разинутым толстогубым ртом, и жутковато-забавный вид грозы плохих снов неожиданно привел ее в хорошее расположение духа.

— Ну, уж с тобой-то нам ничего не страшно, правда? — пробормотала она, натягивая одеяло до подбородка и выключая свет. Она заснула почти сразу, но сны были беспокойными, тягучими и серыми, без начала и конца, и у людей в этих снах не было лиц — только мутные блеклые овалы, и все они задавали ей какие-то жизненно важные для них вопросы, но она не знала ответа ни на один из них.

Другой участник разговора в уютном ресторанчике «Княжна» не спал почти до утра, и он был, пожалуй, единственным человеком, который на данный момент мог точно сказать Вите, в чем заключалась ее невольная ошибка, которую та никак не могла предугадать.

В тот момент, когда погас свет в спальне на одном конце города, он зажегся на кухне квартиры на другом конце города. Виктория Костенко, поплотней закутавшись в длинный темно-синий халат, расписанный пышными, не существующими в природе цветами, поставила на стол на треть пустую бутылку «Лотоса», бросила пачку сигарет, а из холодильника достала пакет апельсинового сока, который купила по дороге домой. Натюрморт она завершила большим узорчатым стаканом и упаковкой обезболивающего.

По желудку уже расползалась знакомая грызущая боль, наказывая и за рыбу, и за ликер, и за кофе. Страшный диагноз ей поставили совсем недавно, когда, вконец обеспокоенная прогрессирующей кахексией и периодическими болями в желудке, Виктория прошла несколько обследований. Теперь меню пришлось пересмотреть коренным образом, но отвыкнуть от прежнего было не так-то просто, и она то и дело позволяла себе вкусно поесть и выпить, за что потом приходилось расплачиваться, как сегодня.

Виктория проглотила две таблетки, запив их соком, потом налила в стакан на треть водки, долила ее соком и, закурив, начала неторопливо прихлебывать, чувствуя, как постепенно голова приятно затуманивается, а боль начинает отступать. Этой ночью она собиралась напиться как следует, потому что это было необходимо. Муж крепко спал, дочери дома не было, и помешать ей было некому. Глоток за глотком пила Виктория «отвертку», глядя в окно, и по ее худому лицу пробегали, сменяя друг друга, страх, раздражение и странное хищное удовлетворение. Вначале она вспоминала недавний разговор с бывшей падчерицей, стараясь восстановить каждую произнесенную фразу, но потом ее мысли унеслись на два года назад, в засыпанный обрывками бумаг кабинет, к алорозовой дымке на разбитом зеркале, к темным влажным кляксам на сером полу, к золотистым ногтям, все медленней и медленней выстукивающим страшный мотив затухающей агонии…

— Господи, забери у меня это, — пробормотала Виктория, дрожащими пальцами стряхивая пепел мимо пепельницы на стол. — Не хочу помнить! Не хочу! Больно! Больно-то как!

Согнувшись, она налила еще треть стакана водки и, не разбавляя, выпила ее залпом. Потом криво улыбнулась, встала и принесла телефон, плотно закрыв за собой дверь кухни. Телефон она положила на стол и после этого около часа просто сидела и смотрела на него, никак не решаясь. Затем Виктория сделала второй заход — принесла записную книжку. Муж негромко похрапывал в спальне, и этот привычный домашний звук немного успокоил ее. Она отыскала в книжке нужный номер — на последней странице — жирные черные цифры рядом с надписью, сделанной ее собственной рукой — «Сторожок», смешала еще водки с соком и выпила половину, потом начала набирать номер. Пальцы плохо слушались, и номер Виктория набирала трижды, прежде чем в трубке ожил нужный ей голос, сонный и злой.

— Здравствуйте, — сказала она, взбалтывая в стакане «отвертку». — Да, я представляю себе, сколько сейчас времени. Помолчите и дайте сказать! Меня зовут Виктория Петровна Костенко, я работаю на «Веге ТV», начальником отдела кадров… Вспомнили меня? У нас с вами был очень интересный разговор через несколько дней после несчастья с нашим редактором. Да, вот именно, — Виктория отхлебнула из стакана. — Так вот, помните, что вы сделали меня сторожком? Поплавком, ага? Какое лицо телевидения, я вас умоляю!.. Какой престиж?!.. Еще скажите, национальный патриотизм!.. ха-ха!.. В общем, считайте, что поплавок ваш под воду нырнул. Да, человек интересовался обстоятельствами и письмом, очень конкретно интересовался. Нет, вот теперь я задам вопрос! Да. Прошло два года, и цены слегка изменились, понимаете меня? Сколько? Вполне. Не нужно держать меня за дурочку — вы получите имя, когда я получу деньги. И сразу хочу вас предупредить — не нужно пытаться меня запугивать! У меня рак желудка, и мне теперь на все наплевать, ясно?! — она хрипло рассмеялась. — Ох, бархатный вы мой, не надо мне петь о своей цивилизованности, я прекрасно понимаю, что вы такое на самом деле! Да, у меня достаточно сведений об этом человеке. Нет, не раньше обеда. Да, перезвоните мне домой. Нет, раньше меня не будет. Доброй ночи!

Виктория уронила трубку на стол и закрыла лицо ладонями, потом взяла стакан и допила его до дна. Потом резко встала, сгребла со стола сигареты и записную книжку и, пошатываясь, пошла в коридор. Там она накинула пальто, взяла свою сумку, осторожно отперла входную дверь и осторожно закрыла ее за собой.

Выйдя на тускло освещенную лестничную площадку, она огляделась, потом, хлопая задниками тапочек, спустилась на два этажа вниз и позвонила в одну из квартир. Спустя пять минут женский голос испуганно спросил ее из-за тяжелой двери:

— Тебе чего?!

— Тася, пусти поночевать, пожалуйста.

— Что случилось?! Три часа ночи!

— Объясню, только пусти! Холодно, простужусь я! Пусти, Тася, я заплачу.

Через минуту дверь все-таки отперли, и всклокоченная со сна соседка впустила Викторию, тщательно оглядела площадку и снова закрыла дверь, старательно заперев ее на все засовы и цепочки.