От Пекина до Берлина. 1927–1945 - Василий Чуйков

– Гвардейцы выдержали натиск численно превосходящего врага. Их упорство и стойкость не были сломлены ни бомбами, ни снарядами, ни яростными атаками. В летописи великой Сталинградской битвы навечно останутся имена бойцов-гвардейцев – стойких защитников волжской твердыни. Сегодня 13‑я гвардейская ордена Ленина дивизия отмечает 140‑й день своего пребывания на правом берегу Волги. Тяжело смотреть на этот истерзанный город, в котором каждый вершок земли, каждая стена носят жестокие следы войны. И мы клянемся Родине бить врага и впредь по-гвардейски, по-сталинградски.

Затем на трибуну поднялся генерал Шумилов. Войска его 64‑й армии дрались с немцами на южных подступах к городу и в его южной части и не пустили врага к Волге.

– Второго февраля, – сказал Шумилов, – мы услышали последний выстрел в Сталинграде. С капитуляцией северной группировки врага завершилась невиданная в истории операция, осуществленная по плану Верховного Главнокомандования. Наши бойцы остановили врага, не пустили его к Волге, и Сталинград стал могилой для фашистских захватчиков.

После секретаря Сталинградского областного комитета партии А. С. Чуянова выступил член Военного совета фронта Н. С. Хрущев.

Митинг окончился, и воины разошлись по местам, чтобы подготовиться к новым боям.

Около месяца мы стояли в селах, расположенных вдоль Ахтубы. За это время дивизии 62‑й армии основательно отдохнули, пополнили свои ряды, получили новое оружие и готовились к погрузке в эшелоны, чтобы следовать на запад – догонять далеко ушедший фронт.

Родина щедро наградила части и дивизии, оборонявшие Сталинград. Почти всем дивизиям и полкам было присвоено звание гвардейских. 62‑я армия также была переименована в 8‑ю гвардейскую армию. На груди бойцов и командиров появился значок «Гвардия».

Незадолго до отправки на фронт мы проводили к новому месту службы члена Военного совета Кузьму Акимовича Гурова. Дивизионный комиссар, а затем генерал-лейтенант Гуров был для всех нас прежде всего боевым другом. Все время, пока шли бои, он был на правом берегу и делил с нами горечь неудач и радость успехов. И вот разлука…

Провожали мы Кузьму Акимовича из села Средняя Ахтуба. На проводы собрались Крылов, Васильев, Пожарский, Вайнруб, Ткаченко, Лебедев и я. Прощальных слов и тостов никто не произносил, но все мы обнялись и расцеловались с Гуровым. И хотя у всех у нас в глазах были слезы, Гурову было труднее всех: он уезжал, а мы оставались…

К. А. Гуров был человек с крепкими нервами и ледяным спокойствием. Помню случай, когда ему осколком бомбы пробило шапку-ушанку. Мы все стояли на берегу Волги. Он посмотрел на нас, снял шапку, улыбнулся и сказал:

– Попортилась немного, но носить еще можно.

Это был коммунист-ленинец, умеющий сочетать убедительное слово с суровостью партийной и воинской дисциплины. Он умел и вовремя поспевал обеспечивать политически все боевые планы и мероприятия, когда бы они ни проводились. Он умел изучать людей и, остановив на ком-нибудь свой выбор, доверял этим людям, не окружал их мелочной опекой. Он часто говорил мне: «Эти сообщения надо проверить, а вот эти – истина». В действительности оно так и было. В жизни это был веселый человек, с которым никогда не было скучно.

Проводив своего товарища и боевого друга Кузьму Акимовича, мы как бы осиротели и часто вспоминали о нем. В августе того же, 1943 года всех нас потрясло известие о смерти товарища Гурова. Он ушел от нас безвременно, не разделив с нами радость общей победы. Память о Кузьме Акимовиче мы сохраним навсегда.

Началась погрузка в эшелоны и отправка на Запад, на фронт. 62‑я армия перемещалась в район Купрянска, на Северный Донец. Штаб армии грузился на станции Воропоново. Днем я объехал все станции погрузки дивизий, входивших в состав армии, и перед вечером приехал в Воропоново.

Раздался гудок паровоза, толчок и ритмичный стук колес вагона. Каждый из нас мысленно произносил:

– Прощай, Волга, прощай, истерзанный и измученный город. Увидим ли мы тебя ещё когда-нибудь и каким? Прощайте, боевые друзья, оставшиеся в земле, пропитанной кровью народной. Мы уезжаем на Запад, наш долг – отомстить за вас…

Гвардейцы Сталинграда идут на Запад

Сражение века

«…Гитлер сказал:

– Я не уйду с Волги!

Я громко ответил:

– Мой фюрер, оставить 6‑ю армию в Сталинграде – преступление. Это означает гибель или пленение четверти миллиона человек. Вызволить их из этого котла будет уже невозможно, а потерять такую огромную армию – значит сломать хребет всему Восточному фронту.

Гитлер побледнел, но ничего не сказав и бросив на меня ледяной взгляд, нажал кнопку на своем столе. Когда в дверях появился адъютант – офицер СС, он сказал:

– Позовите фельдмаршала Кейтеля и генерала Иодля…»

Это строчки из послевоенных воспоминаний генерала Цейтилера, бывшего начальника гитлеровского генерального штаба сухопутных войск. Он рассказывает о той минуте, когда для Гитлера, наконец, настала пора задуматься всерьез об исходе войны, об исходе его вторжения в Советский Союз.

Цейтцлер продолжает:

«…Он был все еще бледен, но внешне держался торжественно и спокойно. Он сказал:

– Я должен принять очень важное решение. Прежде чем сделать это, я хочу услышать мнение. Эвакуировать или не эвакуировать Сталинград? Что скажете вы?»

Если верить Цейтцлеру, Гитлер спрашивал мнение своего высшего генералитета. Цейтцлер утверждает, что Гитлер принял решение вопреки мнению многих генералов, тем самым перекладывая на него всю ответственность за последующее.

Решение известно…

Гитлер оставил 6‑ю армию Паулюса в Сталинграде, запретив ей покидать город, покидать захваченные рубежи…

Я не знаю, правдиво ли передает Цейтцлер эту сцену, имело ли место на самом деле такое совещание. Может быть, так все это и было, может быть, и не так! Достоверно другое!

Оборона Сталинграда, удар наших войск по флангам группировки войск противника поставили перед гитлеровским режимом вопрос: «быть или не быть»? Дело сводилось отнюдь не к вопросу, оставлять или не оставлять Сталинград. Вопрос вставал шире: проиграна ли кампания года или проиграна война, остаются ли какие-либо шансы у немецкой армии на победу в Советской России или сегодня, сейчас они потерпели полное и бесповоротное поражение?

Мы не знаем, из каких рассуждений исходил Гитлер, принимая решение, к кому из советчиков он прислушивался, к кому не прислушался.