Наследник Атлантиды - Дмитрий Воронин

– И как, интересно? – скептически хмыкнул Сергей.

– Интересно, – усмехнулся старик, потягивая вино. – А этот твой итальянец, Ярослав, знает толк в хороших напитках. М-да… так вот, мне и в самом деле было интересно. До последнего времени. А сейчас и здесь становится скучно… понимаешь, Сережа, раньше у русских была идея. Не будем спорить, хорошая или плохая. Я не воевал с коммунистами, я не сотрудничал с ними. Просто наблюдал… Понимаешь, Сережа, общество должно иметь идею, в противном случае оно очень быстро превращается в стадо. В стадо, умеющее только размножаться, жрать и гадить. Нацисты считали, что лишь арийская раса достойна править. С ними можно было не соглашаться, но тебе стоит признать, что Германия сумела собрать под этим лозунгом немалые силы. Вы, русские, верили в светлое будущее и в победу мировой революции. Да, все оказалось фикцией… но идеи марксизма-ленинизма объединили народ и принесли вам победу во Второй мировой войне. Там, где почти без боя сдались высокоразвитые европейские страны. Евреи искренне убеждены, что они – богоизбранная нация, а все остальные – неполноценны. Америка тоже в немалой степени сцементирована идеей… правда, формально они имеют в виду пресловутую «великую американскую мечту»… ну, ты знаешь – собственный домик, карьера, жена, детишки… Фактически же эта идея заключается в присвоении Штатами себе права диктовать миру условия.

– Рано или поздно им это выйдет боком.

Старик пожал плечами.

– Может быть. Но дело не в этом… Нация, сцементированная идеей, способна идти вперед. А Россия утратила идею, ничего не приобретя взамен. Погоня за деньгами, стремление быть похожими на западные государства – все это не то, не то… России могла бы помочь, скажем, национальная идея. Или что-нибудь еще… да хотя бы вознесенное в статус «великой цели» стремление господствовать в космосе. Увы, утрачены идеалы, забыты устремления, разрушены духовные ценности. Сейчас, прости меня, Сережа, в России стало неинтересно жить.

– Вы хотите сказать, что Россия обречена?

– Не обязательно… но пока я не вижу особых перспектив. Общество раскололось не просто на несколько частей, это можно было бы пережить, а на отдельные группки людей. Каждый за себя. Все против всех. Правительство не думает о народе, народ плюет на издаваемые правительством законы, все кто может украсть – воруют, кто не может – мечтает об этом…

– Неправда! – Сергей чувствовал, как его уши наливаются краской, а в душе появляется бешенство. – Есть немало порядочных…

– Есть, юноша, есть. Их очень много… я бы сказал, что людей порядочных в России много больше, чем в той же Америке, где уже несколько десятилетий принцип вседозволенности – по крайней мере в отношении других государств – возводится в статус национальной политики. Но эти люди разобщены. У них нет единой цели, и до тех пор, пока ее нет, все эти умные, порядочные, образованные, честные люди отдают свои души своим семьям, своей работе, своим детям… а не государству, не нации. Замыкаются в своем крохотном, одному им нужном мирке.

Сергей отвернулся. Быть может, Зобов и был неправ… быть может, старый бог неверно оценивал ситуацию… Только и сам Бурун понимал, что в России происходит что-то очень неправильное. Лозунг «за Бога, царя и Отечество» сменился другими лозунгами – «За власть Советов», «За Сталина», «Пролетарии всех стран, объединяйтесь». Затем и эти лозунги исчезли, а на их место не пришло ничего по-настоящему нового… Армия разваливается, становится все менее и менее боеспособной – а ведь армия всегда в той или иной мере отражает суть национальной идеи. Экономика рушится – а чему удивляться, если из каждых ста новоявленных «бизнесменов» девяносто девять думает лишь о том, чтобы нарубить бабок сейчас – а потом будь что будет. Кто в таких условиях будет вкладывать деньги в науку, в серьезное, способное дать реальную отдачу лишь спустя десятилетия, производство?

Дальнейший ужин прошел в тяжелом молчании. Каждому из сидящих за столом было о чем подумать… Зобов искоса поглядывал в сторону нахохлившегося капитана – ему было что сказать. Опыт веков и тысячелетий давал старому Гермесу возможность подсказать выход из положения. Но вот в чем штука… этот парень вряд ли сможет стать мессией, вряд ли сможет объединить вокруг себя народ, повести к яркой, значимой цели. Он человек действия, а для этих целей нужен мыслитель. И самое главное, эти люди должны сами найти решение своих проблем. Им больше не нужны пастыри, не нужны боги, дающие советы с высот Олимпа.

Гермес вдруг почувствовал, как к горлу подошел ком, и уголки губ предательски задрожали. Да, наверное, он это понял давно, очень давно – но никак не хотел себе признаться в том, что его время прошло. Древние боги, когда-то пришедшие в этот мир, дабы учить и наставлять дикарей, вести их к цивилизации, сделали свое дело. Пусть даже сами они, олимпийцы, и не думали, что весь смысл их существования заключается в том знании, которое они по крохам отдавали дикарям – до тех пор, пока паства не превзошла своих пастырей. Они так и не овладели магией – зато нашли свою собственную дорогу.

И на этой дороге людям и ставшим вдруг ненужными богам оказалось тесно. Люди нашли себе нового бога – непознаваемого, не имеющего конкретного образа, всемогущего и безгранично мудрого… и при этом практически в обычную их жизнь не вмешивающегося. А об олимпийцах забыли…

Только боги не забывают о своих детях. Да, олимпийцы не испытывали особой любви к варварам, чьи племена жили в окрестностях великой Гипербореи. И отдавая им знания, оказывая помощь или предоставляя защиту, олимпийцы делали это не ради людей – ради себя, спасаясь от скуки, от рутины бесконечной череды дней.

Люди, живущие так мало, охотно верят теориям, что бессмертие – это зло. Что оно ведет к упадку и тлену, к утрате интересов, к интеллектуальной смерти. В чем-то они правы – ведь мало иметь возможность жить долго, надо еще и уметь это делать. Гермес, хоть и прожив в этом мире много тысячелетий, продолжал любить жизнь – во всех ее простых проявлениях. И не хотел с нею расставаться… Но когда дети попадают в беду, он, Гермес, последний из гиперборейцев, не может позволить себе остаться в стороне. Хотя и понимал, что это вполне может оказаться последним, что он сделает в жизни…

А Ярослав думал о другом. Этот мир стал ему близок – но не стал родным. Рианн, ведущий непрерывную войну, живущий по строгим и, признаться, довольно жестким законам, все равно звал его… Быть может, скоро он уйдет, вернется домой – только разобраться бы с этим делом, с проклятыми Архонтами. И все же он не мог не понимать, что Земля оставила немалый след в его душе. Ярослав – тогда еще Страж Четвертого круга Яр Вирм – немало времени отдал изучению известных миров, это было обязательным для Стража, которому придется брать на свои плечи тяжесть решения, от которого может зависеть судьба целых народов. И ни разу ему не встречался мир, где общество было бы столь явно разделено, разодрано на части…