Ветер и искры (сборник) - Алексей Пехов

— То есть ты считаешь нормой убийство незнакомого тебе человека за деньги? — Целитель съел мою красную фишку на правом фланге и захватил линию.

— А ты считаешь нормой прибить знакомого человека бесплатно? — Я выравнял положение с помощью черной.

— Не играй словами.

— А кто играет? Если уж у нас зашел такой благочестивый разговор, то тебе придется понять, что я не вижу разницы между убийством за деньги и убийством по любой другой причине. Убийство остается убийством вне зависимости от того, получил ты за него сорен или нет. Цель не оправдывает средства, малыш. Совершивший такое — однозначно недобрый парень. И его вряд ли ждут Счастливые сады и горячий шаф холодными вечерами.

— То есть ты признаешь, что это грех?

— Признаю. — Мне удалось отыграть у него еще одну линию. — Просто не люблю чистоплюев.

— Кого это ты назвал чистоплюем? — насторожился он.

— Тебя, конечно. — Я продолжил атаку, прорвав его авангард.

— Почему?

— Не строй из себя невинного ягненочка. Гнуса не ты ли пришил?

— Эй! Эй! Я убивал не за деньги!

— Ну скажи еще, что из благородных побуждений, — рассмеялся я и сожрал пару белых фишек на левой части поля. — Я только что сказал, что не вижу разницы, дали тебе за это сорен или нет. Чем ты слушал?

— Между прочим, я спасал твою жизнь.

— Вот как? Давай смотреть правде в глаза, парень. Ты «спасал мою жизнь» всего лишь по двум причинам. Первое, — я загнул палец, — без меня и Лаэн ты бы никогда не нашел дорогу из леса. Второе — мы были нужны Башне. Вот почему Гнус мертв, а я жив. Но никак не из-за широты твоей благородной души. Не обманывай в этом ни меня, ни себя.

— И все равно я считаю, что убивать за деньги человека, который тебе совсем ничего не сделал, — мерзко, — не сдался Шен и подкинул кости.

Я вздохнул:

— Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Убивать вообще мерзко. И это, — хочешь, верь, хочешь, не верь, — я готов признать в любое время. В моем ремесле нет ничего благородного, высокого, святого, светлого или героического. Тот, кто полагает работу убийцы романтичной, ужасно интересной и втайне мечтает стать таким же, считая это чем-то донельзя привлекательным, — полный, непроходимый, бесконечный придурок. Он, скорее всего, ни разу не высовывал носа из собственного дома. Место таким умникам — рядом с теми, кто верит в чистый мир, честные сделки с йе-арре, непорочных чиновников, благородных магов и несчастных, угнетенных людьми Высокородных, воющих о своей свободе под каждым кустом. Пойми, я не прошу считать меня хорошим. Но, если честно, меня несколько злит, что других, убивающих пачками ради призрачной благой цели или глупых идеалов, записывают в герои и святоши. Открою тебе страшную тайну — чаще всего в основе всех их поступков лежат или деньги, или власть. Или то и другое. Мудрецы со светлыми идеалами, мечтами облагородить Вселенную и прочими тухлыми бреднями обычно в нашем мире не задерживаются.

Он долго смотрел на меня, затем махнул рукой и уткнулся в игральную доску:

— Тебя невозможно переубедить.

— Конечно.

— Неужели ты не понимаешь, что брать деньги за убийство это… это гаже некуда?! — вновь взвился он.

— Не понимаю. Это гораздо лучше, чем убивать просто так. Или из-за косого взгляда. Или плохого настроения. Или потому, что у тебя болит зуб.

— Тоже мне! Нашел причину!

— Если ты мне скажешь, что по этим причинам некоторые субчики не убивают, то я, пожалуй, буду хохотать до ночи. Такое случается сплошь и рядом. Раскрой глаза. Кстати, не отвлекайся. Твой ход.

Он надулся. Помолчал, просчитывая игру, передвинул черную фишку назад на два поля и выставил вперед три красных, смешав этим все мои коварные планы. Я выругался сквозь зубы, думая, как восстановить пошатнувшееся положение.

— То есть ты считаешь себя хорошим парнем? — Целитель продолжил меня донимать.

— Ты плохо слушаешь, — с бесконечным терпением ответил я. — Тебе сказали, что я не святой сподвижник Мелота. Я такой, какой есть. Ни больше и ни меньше. Но мразью и мерзавцем себя не считаю. Извини. Есть работа, а есть я. И это совершенно разные вещи.

— Когда Серый не на охоте, он — чистая душа, — съязвил Шен.

Я ответил ему только после того, как мы завершили партию и я проиграл в шестой раз подряд:

— Когда мы месили кровь в Сандоне, у нас в отряде был человек по имени Мартин. Он, к сожалению, попался в лапы к Высокородным, и из его останков вороны устроили шикарный пир. В одной беседе этот парень сказал замечательную вещь: «В человеке не может жить одно зло или одно добро. Меня тошнит от людей, которые так считают. Даже самый гнусный злодей может быть храбрым в бою и способным совершить добрый поступок. Например, пощадить проигравшего или спасти умирающую от голода и холода псину. А самый отчаянный герой может оказаться способным на трусость, подлость и предательство». Так что не стоит тебе, друг мой, судить других. Иначе кто-то обязательно поспешит осудить тебя.

— Еще партию?

— Пожалуй.

На этот раз я поступил хитрее. Почти без боя отдал ему первые три линии на доске и часть черных фишек, совершил перестановку красных в тылу, отвлек белыми и стремительным ударом прошел через все поле, довершив разгром безжалостным пожиранием его замешкавшихся сил.

— Ловко, — одобрил он. — Так почему все-таки гийян?

Я вздохнул. Упрямый баран.

— Я с луком на «ты» с самого детства. Впервые убил, когда мне стукнуло одиннадцать. Позволь умолчать о причинах, иначе решишь, что я оправдываюсь. Тот парень подох в канаве с моей стрелой в шее, и туда ему и дорога. А я через некоторое количество лет оказался там, где кипела война. И торчал у Сандона, пока Высокородным не запихали мирный договор в глотку. «Стрелки Майбурга», «Красные стрелы», как нас называл Дом Тумана. А Дом Бабочки нарек «Призраками». За службу, как и все солдаты Империи, мы получали хорошие деньги. Гораздо бо́льшие, чем многие другие вояки. Если хочешь знать, мы зарабатывали сорены тем, что входили в страну дубов и грабов и убивали остроухих. Лишали их возможности прийти к нам и устроить кровавую резню в деревнях. Это продолжалось год за годом. Схватки, засады, рейды, отступления и вновь бои. Бо́льшая часть моей жизни прошла в проклятых лесах, где я с луком в руках искал Высокородных для того, чтобы отправить их в Бездну.

— Тебе нравилось?

— Воевать? Да. Какое-то время. Но я достаточно быстро устал от крови и смертей.

— И все-таки остался.

— Ты когда-нибудь видел деревушку, которую посетили рыжие ублюдки из Дома Бабочки? Поверь, картина совершенно неаппетитная. Подобное зрелище либо ломает, либо начинаешь воевать с гораздо бо́льшим усердием, чем раньше. На счастье или на беду, у меня был как раз второй случай. Я стал делать работу не просто хорошо, а прекрасно. Из лучших стрелков, в число которых входил и я, собрали отряд. Нас было четверо, и мы успели неплохо узнать Сандон. Уходили парами, но чаще поодиночке. Без всякой поддержки рубак. Затем, если везло, находили какую-нибудь Высокородную шишку, выпускали из нее душу и сматывались. Сорок из Высших семей за два года — если подумать, совсем неплохой результат. Мы заставили тех, кто считал людей не более чем овощами, относиться к нам с уважением. Оказалось, что эльфы ценят лишь тех, кто бьет их по зубам.

— Ты гордишься этой работой?

— Скажем так — я не испытываю никакого стыда от того, что сделал. Готов с радостью торговать с йе-арре, сколь бы переменчивыми они ни были. Ничего не имею против блазгов — это мудрое племя, и они всегда поддерживали людей. Даже с радостью спляшу с ниритами их варварский танец теней, но Высокородные… Я ненавижу их всем сердцем. Они — выродки, которых следует уничтожить, пока они не собрались с силами и не уничтожили нас. Но вряд ли то, что я испытываю, можно назвать гордостью. Просто не хочу, чтобы мои дети жили под гнетом Высоких Домов. Думаю, мои товарищи, если б они были живы, сказали бы тебе то же самое.

— Они погибли?

— Да. Троих из четверых остроухим удалось поймать. Остался только один. Серый.

— И он пережил войну.

— Понимаешь, Шен. Иногда война не заканчивается никогда. Особенно если это касается Высокородных. Мы подарили тварям десять лет мира. Десять бесценных лет на то, чтобы они пришли в себя после поражения на Гемской дуге. Император совершил глупость, подписав с дельбе Васкэ мирный договор. Остроухих надо было уничтожить в тот год, когда они приползли к нам на коленях, моля о пощаде и мире, которого мы добивались от них больше трех веков. Ты же знаешь, чем все закончилось. Благодаря эльфам Перешейки Лины оставлены, а те, кто поселился в Необжитых землях, оказались в ловушке. Сейчас, впрочем, как и всегда, Высокородные не на нашей стороне. Так что я пережил не войну, а всего лишь затянувшееся перемирие.