Белое танго - Дмитрий Вересов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вид у Аполло Дарлинга был действительно жуткий. Постарел, сгорбился, черные синяки под глазами, щеки впалые, на немытой голове — огромный горбатый картуз, вроде тех, в которых изображают парижских коммунаров. Правая рука на перевязи.
И, несмотря на жару, коричневое кожаное пальто.
— Излагай, — бросила Таня, не предложив сесть.
— Таня, я…
— Денег не дам, предупреждаю.
— Но у меня есть права… Юридически я все-таки твой муж, и имущество…
— Валяй, отсуживай. Еще поглядим, — не дала договорить Таня.
— Слушай, положение у меня отчаянное, я на все пойду.
— На что же, интересно?
— Допустим, заявлю в иммиграционное управление, что брак наш чисто фиктивный, покупной. Доказательства у меня имеются. Ну, отпарюсь полгода в каталажке, зато тебя в наручниках запихнут в самолет до Москвы. Сейчас это быстро.
— Садись, — резко сказала Таня. — И все в подробностях.
Аполло покосился на Соню, застывшую в позе сварливой домохозяйки.
— Соня, минут на пять…
Мисс Миллер открыла рот, намереваясь что-то возразить, но промолчала и вышла, хлопнув дверью.
— Как ты подниматься стала и меня из дела вышибла, — начал Дарлинг тихо и торопливо, — совсем плохо пошло все. Тесто, которое с тебя получил за то, что бумаги выправил, быстро стаяло. Бизнеса никакого. Ну, я помыкался кое-как, а тут месяца два назад такое предложение получил — закачаешься.
Таня наклонила голову, показывая, что внимательно его слушает.
— Бар в Бристоле, классный, со всеми наворотами, и очень дешево, только деньги быстро нужны были. Джимми, ну тот парень, на которого продавец вышел, собрал, сколько мог, но трех больших все равно не хватало. Он и предложил войти в долю. Я подсуетился, у дружка одного занял, бабки внес, все путем. А Джимми, падла, кинул меня в последний момент, отвалил со всей наличностью.
— Ну и?..
— Ну и! Дружок тачку мою конфисковал, деньги вернуть требует, счетчик поставил.
— Сколько?
— Было три. Сказал, если в срок не отдам, будет пять. Еще неделю просрочу — семь, две — кончат меня!
— Круто. И что теперь?
— Третья неделя пошла.
— Хороший у тебя дружок, добрый. Рука — его работа?
— Его… — отведя глаза, буркнул Аполло. — Главное ведь, этот Бакстер сучий сам разбираться не пришел, каких-то гопников прислал…
— Бакстер? — переспросила Таня. — Вот уж не думала, что Джерри Бакстер такими делами промышляет. С виду такой приличный…
— Да не Джерри Бакстер, другой. Бутч. Ты должна его помнить. Ну, когда ты только приехала, мы на выставку ходили, и он еще хотел тебе по морде дать…
— А, Иван Ужасный. Да, типчик удивителы приятный. И как тебя угораздило снова с ним связаться?
— Больше не к кому было. Ты ведь не дала бы?
— Нет.
— Вот видишь. А теперь мне совсем край. В Лондоне показаться не могу, ни в конуру свою сунуться, ни к тетке — никуда. Везде выследит. Выручай, а? Не дай погибнуть. Все для тебя сделаю…
Он сполз с кресла, бухнулся на колени, прижал к губам Танину руку.
— Встань, — сказала она, брезгливо отдернув руку. — Семь тысяч мне, конечно, не поднять, но чем могу помогу. Пока вот держи.
Он обалдело уставился на мятую двадцатку.
— Да ты!..
— Погуляй, зайди в паб, пивком расслабься. Приходи часика через четыре. К тому времени что-нибудь придумаю.
Она провела его за калитку и уселась на крылечко покурить.
— Я все слышала, — открыв дверь, сказала Соня. — Не вздумай пойти на поводу у этого типа. Он тебя в покое не оставит. С разводом я помогу.
Таня подняла удивленные глаза.
— Зачем развод? Долго, муторно, дорого… Вечером она принимала мужа в гостиной, а рядом с ней сидел Джулиан. Дарлинг явился пьяненький, чувствовалось, что все силы прилагает, чтобы держаться прямо и хоть что-то соображать.
— Вот авиабилет на Салоники, — втолковывала Таня. — Вылет завтра, в восемнадцать тридцать. Имей в виду, рейс туристский, билет возврату не подлежит.
Вот это чек в «Лионский кредит» в Салониках. Я тебе открыла счет на полторы тысячи фунтов. Больше, извини, не могла. Зато деньги будут твои, а не Бампера…
— Бакстера…
— Неважно. Вот здесь я написала адрес и телефон. Запомни, Ставрос Иоаннидис. Он тебе поможет. В Лондоне тебе делать нечего. Джулиан отвезет тебя прямо в Гэтвик, в гостинице переночуешь. Джулиан, выдашь ему там фунтов пятнадцать на еду.
— Слушаюсь, мэм, — с ухмылочкой ответил Джу-лиан.
— Ну все, катитесь. Джулиан, жду тебя завтра с утра. А тебя, дарлинг, не жду вообще. Никогда. Понял?
— Понял… — пробубнил Аполло Дарлинг и направился к выходу, подталкиваемый в спину Джулианом.
Проводив его взглядом, Таня направилась на кухню и извлекла из большого холодильника ведерко с недопитой бутылкой шампанского. Соня, сидевшая у окна с журнальчиком, из которого по просьбе Тани выписала координаты Ставроса Иоаннидиса, тур-агента, обещающего всяческое содействие британским туристам, прибывающим в Салоники, молча встала и сняла с полки два бокала.
— Когда прошлым летом я узнала, что Дарлинг продал меня за сто двадцать фунтов, я и представить не могла, что через пару лет отдам его не просто даром, а еще и приплатив двести. Времена меняются.
Таня разлила вино по бокалам.
— Двести? А те полторы тысячи, которые перевела в Грецию, забыла? — напомнила Соня.
— Не забыла. Через месяц получу обратно, как невостребованные. — Поймав недоуменный взгляд Сони, она спокойно пояснила:
— Ребятишки Бакстера уже, поди, в Гэтвике дежурят. За билетом-то я Стива Дорки посылала, подстилку Бутчеву.
Соня побледнела.
Очевидно, таинственный некто определился в решении всерьез поставить на Таню Дарлинг и ее «Зарину» осенью, после неординарного Таниного дебюта на телевидении. На четвертом канале Би-Би-Си.
Соня давно уже подбивала ее на участие в какой-нибудь телевизионной программе. Таня все отнекивалась, а потом сама попросилась пристроить ее в передачу. Танин выбор потряс видавшую виды Соню до глубины души — она решительно отказалась от развлекательных и эротических шоу, от «Колеса фортуны» и прочих всенародно любимых телевизионных игр с призами и назвала конкретную программу — еженедельное ток-шоу Фрэнка Суиннертона.
В аскетически обставленной полутемной студии почтенный кембриджский профессор беседовал один на один с людьми самых разных профессий, объединенными общенациональной известностью и тем обстоятельством, что для какой-то части населения Британии каждый из гостей служил своего рода интеллектуальным маяком.
Говорили об искусстве, литературе, жизни, о состоянии общества и мировых проблемах. Громкой популярностью программа профессора Суиннертона не пользовалась, в рейтингах не упоминалась, но была по-своему едва ли не самой влиятельной из всех телепередач, а наиболее удачные беседы продавались за рубеж и демонстрировались в Европе, в Америке, в Австралии. Поначалу профессор чуть дар речи не потерял от такой наглости. Подумать только, до чего упали моральные критерии общества, что какая-то там бандерша, парвеню, воплощение одной из страшнейших язв, поразивших страну, не считает для себя зазорным ломиться в его элитарно-интеллектуальный клуб! Но потом то ли любопытство взяло верх над возмущением, то ли слишком хорошо запомнилась цифра на чеке, обещанном профессору в том случае, если передача состоится — одним словом, Фрэнк Суиннертон согласился встретиться с миссис Дарлинг в приватном, разумеется, порядке, но убедительно просил бы не считать оное согласие гарантией, так сказать…