Кто ищет... - Валерий Абрамович Аграновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это интересно. «Характер и профессия», «по должности или по сути» — беря такой поворот темы, можно уделить основное внимание автору письма, его психологии, биографии, исследованию его характера, мотивов его поступков, как, впрочем, и психологии его противников, мотивов его врагов. Тогда придется по винтику разбирать механизм рождения борца в попытке найти истоки явления. Стало быть, надо будет заранее порыться в специальной литературе и даже художественной, чтобы вникнуть в мотивы и психологию человека-борца.
Вывод: тема достойная, можно взять ее на вооружение.
В а р и а н т т р е т и й. И еще один аспект: как относятся к автору письма те самые «18 тысяч населения», что проживают на его участке? Как воспринимают люди борьбу М-дова за справедливость, если учесть, что кое-кому эта борьба приносит или может принести неприятности, даже горе, переживания за себя и близких, которые еще, чего доброго, пострадают из-за активной деятельности участкового? И между тем по законам высшей справедливости они, возможно, полагают М-дова «своим», а не «чужим»?
Чрезвычайно любопытный поворот темы! Взять бы и обойти десятка полтора семей, уже «пострадавших» из-за М-дова, и столько же, получивших «выигрыш» в результате его вмешательства, посмотреть, поддерживают люди своего участкового или протестуют против него? Если поддерживают, значит, у автора письма есть надежная опора, по крайней мере в борьбе с бездеятельным руководством. Но если не поддерживают, если нет опоры, попытаться понять, почему в таком случае руководители вот уже двадцать четыре года терпят человека, настырно работающего на самом острие справедливости.
Вывод: тоже берем «поворот» на вооружение.
И, пожалуй, достаточно, хотя далеко не исчерпаны все варианты, каждый из которых к тому же не доведен до кондиции. Но для нас важен ход размышлений, процесс создания концепций, важна методология работы.
Добавлю к сказанному еще два «узелка на память».
1. Даже беря за основу «проблему», положим, хозяйственную, педагогическую или производственную, журналист обязан поворачивать ее к читателю этической стороной, раскрывать через людей их отношения, потому что пишет не инструкцию, а очерк.
Это значит, что, остановившись, к примеру, на первом варианте, то есть на беспомощности педагогов, мы никак не обошлись бы без живых героев — без школьников, их родителей, педагогов, методистов, директоров организаций, куда формально зачислялись «на работу» подростки, и т. д. Так, спрашивается, почему мы решили, что автор письма окажется за пределами проблемы и будущего очерка? Другой вопрос, как удастся органически сочетать личность этого человека и столь далекую от него проблему, как придать повествованию нравственный поворот, каким образом убедить читателя в том, что простой милиционер оказался сознательнее иных педагогов, не способных оценить безнравственность незаконных переводов детей из школы? Но это, как говорится, уже из другой оперы.
2. Вряд ли можно рассчитывать на то, что будущий материал «на равных» вместит в себя все придуманные варианты: и тему педагогической беспомощности учителей, и поворот со «своим» и «чужим», и «профессию и характер» и прочее, до чего при желании можно было бы еще додуматься. Потому что любой очерковый материал, мне кажется, может держаться в газете только на одном стержне, на одном шампуре, на одной главной теме, другие должны всего лишь ее поддерживать, но не более.
А зачем, логичен вопрос, было выдумывать столько вариантов? Отвечу. Во-первых, они давали направление-поиска, и не одно, — с тем чтобы, выбрав главное, именно на нем развить атаку. Во-вторых, обилие вариантов в принципе делает факт беспроигрышным: не «эта» тема, так «другая», к которой журналист психологически готов заранее.
Собственно, в чем заключен истинный профессионализм журналиста? В умении, полагаю, не возвращаться из любой командировки пустым.
Удар в колокол. «Дорогая редакция! Пишу вам письмо и убедительно прошу помочь в решении вопроса, суть которого излагаю ниже. На территории нашего сельсовета проживает инвалид I группы по зрению Г-ский Александр Ефимович, который является инвалидом с детства. У него имеется четверо детей, четыре дочери, все они комсомолки, возможно, неплохие производственницы, внешне красавицы. Все они получили дома восьмилетнее образование, а Нина учится в техникуме. Воспитывал их отец, хотя и инвалид, а мать их скончалась в феврале 1973 года. Дочери приезжали на похороны матери, мать похоронили и разъехались по своим местам, оставив отца одного. А он не может по состоянию своего здоровья приготовить себе пищу, ведь проживает один. Мне приходилось часто его навещать, так как дом ветхий, печное отопление не в порядке, представляло огнеопасное состояние, дом требовал капитального ремонта. Несколько раз Г-ский помещался нами в больницу местную с одной целью, чтобы его накормили, помыли и обогрели. Писал я письма дочерям Г-ского, чтобы они выехали и решили вопрос, где и с кем будет проживать отец. Дочь Анна прислала ответ, я его вам высылаю, но остальные пока даже не ответили. Конечно, с Г-ским жить трудно, так как за свои 67 лет он очень расшатал нервную систему, ведь слепой. Сельсовет пытался направить его в дом для престарелых, но райсобес отказал, поскольку у него есть дети. Как быть и что делать, ума не приложу. Высылаю вам адреса дочерей. Председатель сельсовета Ю. П. С-хин».
Письмо напечатано на машинке, а подпись председателя скреплена печатью. В этом же конверте:
«Юрий Петрович, здравствуйте! Ваш вызов я получила и была у следователя. Здесь я живу в общежитии, получаю только 60 рублей, и забрать отца к себе у меня нет никакой возможности. Хотя бы была у меня комната, то забрала бы, а сейчас что я могу сделать? Возвращаться в разрушенный дом я не могу и не буду. Моя жизнь и работа здесь. Высчитывайте с меня алименты, так и следователь сказал. Вот и все, что я могу
