Танец со змеей - Егор Вакула

– Гордей, скотина! – Прошипела Октис в ответ на шум сзади.

Опешив, Гордей встал на месте. Сук зацепился за торбу. Пока книжник двигался вперед, ветка вытянула поклажу обратно, проскрипев от напряжения и порвав старую ткань. Все книги рассыпались в грязь.

От него требовалось принять решение. С одной стороны были цахари, с другой – Октис Слеза. Бросить все и уйти вперед, спасая свою жизнь? Или собрать и спасать то, что до этого по собственному мнению и было его жизнью?

Он не ожидал, что примет решение так быстро. Его представления о долге, его вера – они уже давно нуждались в защите, но богомол не мог защитить и себя.

Сдернув с ветки порванную сумку, он забрал только три книги – самые старые по дате написания оригинала. Обмотал их в ткань и направился вперед. Не оборачиваясь и не смотря назад.

Гордей убедил себя, что чувствует облегчение. Хоть на это убеждение уходило слишком много сил. Теперь, когда он признал свои книги всего лишь вещами, они казались живее прежнего. Каждая из оставшихся в грязи обзавелась душой и глазами, чтобы только смотреть своему творцу в спину, не веря, что он обрекает их на такое проклятие.

Смотрели ли на него так же оставленные друзья под Кулоном?

Сколько в том было от удачи и везения, а сколько от трусости и предательства? – На всякий случай Гордей запретил себе думать и об этом.

Не было времени – они скрывались, убегали. Второй цахари был все еще где-то поблизости. А первый – лежал мертвый далеко позади. Эта встреча стала неожиданностью для всех. И для охотников, и для путников. Цахари не услышали людей из-за журчания ручья, а люди заметили их только когда взобрались на выступ и вышли на голый каменный пятачок. Богоподобные внезапно оказались лицом к лицу – на расстоянии двух-трех шагов. Каждый чуть опешил, но Октис миновала смущение быстрее других. Будто только этого и ожидая, ведущая швырнула сумки в цахари. Затем с кинжалом в руках она бросилась на одного из них, запрыгнула сверху и повалила. Охотник успел поймать ее руку и остановить движение клинка. Его хватка была крепкой: если бы на руке Змеи не покоился жесткий нарукавник, она бы обязательно вскрикнула от такого давления. А так она лишь рычала – в унисон с тихим шипением цахари, доносившемся сквозь сжатые зубы. Он поймал вторую руку и почти без труда развел обе в стороны. Обхватил тело ногами, лишив возможности двигаться. Октис оставалось только боднуть противника головой. Что она тут же и сделала. Сотрясающая боль посетила ее сознание одновременно с мыслью об оставленном где-то далеко позади шлеме Змей. Но удар сработал. Узкая треугольная челюсть цахари поддалась. Сквозь зубы хлынули почти незаметные капельки крови. Хватка охотника на миг ослабла, и этого оказалось достаточно, чтоб загнать острие кинжала под его челюсть.

Для книжника и второго охотника чужое противоборство было мгновенным. Начало его и скорый конец по времени не многим отставали от самого момента их встречи. Настолько, что оставшийся в живых цахари смог только отступить назад, перепрыгнуть через ручей и скрыться за кустами. Гордей же и вовсе не успел ничего сообразить, так и оставшись стоять на месте.

Освободившись от слабеющих объятий, Октис тут же устремилась вперед, но не за сбежавшим цахари, а дальше по выбранному ими пути. Минуя процедуры обыска и очистки клинка от крови, она забрала сумки и не глядя почти схватила за руку Гордея, чтобы увести за собой. Она так и не нащупала его в пустоте, но стоило расстоянию между ними увеличиться на несколько шагов, как Гордей сам сдвинулся с места, будто привязанный невидимой веревкой.

Через сотню шагов они пробежали мимо еще одного бюста смерти.

Как много их здесь, раз мы встретили уже второй? – Спросила себя Октис, и это была последняя громкая мысль в ее голове. Все последующие звучали гораздо тише, словно на уровень ниже. Не собираясь в фразы и предложения. Голые – не обзаводясь даже словом, чтобы прикрыться им как одеждой.

Новой мертвой статуей оказалась женщина. Это было заметно по хорошо сохранившемуся лицу с худыми тонкими чертами. По свисавшим с плеч обрывкам длинного платья. И по двум круглым порезам, видневшимся на том месте, где должна быть женская грудь. Вдоль раскроенного черепа торчали клочки грубо обрезанных волос.

Октис бежала дальше.

Они уходили от реки, ускоряясь все больше и больше. Пока книжник не начал задыхаться, не в силах совладать с набранным темпом.

– Октис, подожди. Совсем немного. Я только… дыхание переведу.

– Переводи. – Буркнула она и тут же бесцеремонно уселась под дерево.

Гордей повалился на колени и опустил руки в грязь.

Уличив момент, ведущая достала трофейные мешочек и флягу, которую успела наполнить перед самой стычкой. Она расправила узелок на кожаном кошеле, но вместо того, чтобы высыпать на руку лесные орехи, вдруг остановилась, что-то рассмотрела на нем и швырнула за корень дерева. Громко цыкнула, ограничившись водой. – Животные не делают себе татуировки.

Отхлебнув немного, Октис отдала флягу Гордею, а сама занялась сапогами: расстегнула ремни и ослабила шнуровку.

– Лучше приготовься. Становится хуже. Следующая остановка будет не скоро. Если повезет. – Сообщила она и чуть приподняла ногу, чтобы лучше натянуть голенище сапога.

– Но ведь все не так плохо? – Гордей попытался убедить себя, но ему требовалось хоть какое-то одобрение на то со стороны Октис. – В конце концов, ты одолела уже второго. А третий и вовсе сбежал. Может, они не такие уж грозные воины?

– Он где-то рядом. – Она задумалась, прекратив повторную шнуровку сапога. – Теперь он позовет остальных.

– Остальных?!

Она закивала, продолжая смотреть в другую сторону – самым отрешенным взглядом из тех, которые только мог застать Гордей на ее лице.

– Считай, что племя цахари официально объявила на нас охоту. Молись кому хочешь, чтоб они по-прежнему хотели взять нас живьем. Какая-никакая фора – мне-то живыми их брать незачем. – Ведущая вновь задумалась и добавила. – Ну, или молись, чтоб нас убили сразу. Это тоже шанс.

– Шанс? Шанс на что? – Уже догадываясь, просипел книжник.

Октис только взглянула на него, и в ее пустых черных глазах он прочитал подтверждение всем своим страхам.

По правде говоря, он не хотел знать, что могла застать его душа до смерти тела. Чему могли подвергнуть нелюди живого человека. Или мертвого. И что станет потом с душой богоподобного, когда тело его растащат на куски? И сколько он будет знать об этом? – Как мертвый... или еще живой? В чем разница – между «до» и «после»? Сколько предстоит мне испытать, прежде чем я сам стану одиноким гниющим символом посреди болота?