Адептус Астартес: Омнибус. Том I - Энди Смайли

Сарпедон подпрыгнул и побежал по стене, цепляясь когтями за бронепластины.

Непривычный к сражению со способным бегать по стенам противником Рейнез попытался оценить ситуацию.

— Пора! — закричал он, — сейчас! Огонь! Огонь!

Со всех сторон загрохотали болтеры. Вспышки выстрелов выдали позиции стрелков в дальнем конце фальшивой деревни. По бронепластинам вокруг Сарпедона защелкали пули, и внезапно одну из его задних ног прорезала вспышка боли. Сарпедон взбежал вверх по стене, перепрыгнул на крышу поливаемой очередями церкви. Он нашел некое подобие укрытия за колокольней, которая уже начала понемногу оседать из — за того, что выстрелы разрывали бронепластины на части.

— Цели повсюду, — сказал Салк по воксу, — это была ловушка. Атакуем!

— Кто они? — спросил Сарпедон.

— Это наши, — потрясенно ответил Салк, — они — Испивающие Души!

Сквозь дым разразившейся в деревне перестрелки Сарпедон увидел мелькающие в развалинах фиолетовые доспехи. Паства Иктина, Испивающие Души, которые были верны в первую очередь капеллану, а уже потом Сарпедону. Сарпедон оказался слишком слеп, чтобы усомниться в их преданности.

— Ты слишком благороден, Испивающий Души! — откуда — то снизу прокричал Рейнез, — весьма опрометчиво было дать заклятому врагу честный бой! Теперь вы все умрете!

Багровый Кулак взобрался по стене и прыгнул на крышу. Сарпедон рванулся к нему, и космодесантники сошлись в бою. Топор и молот мелькали в воздухе, нанося, блокируя и отводя в сторону удары, а вокруг со свистом проносились болтерные заряды. Испивающий Души взмахом топора снес кусок наплечника Рейнеза. В ответ Багровый Кулак придавил к полу раненую ногу Сарпедона, чтобы лишить его подвижности, и нанес удар оголовьем молота в грудь. Сарпедон был быстрее Рейнеза, но Багровый Кулак готовился к этой схватке много лет, и на сей раз имел численное преимущество. Паства Иктина насчитывала намного больше воинов, чем отделение Салка, и в ней был одостаточно много хороших стрелков, способных попасть в Сарпедона, не зацепив его противника. Болтерный огонь забарабанил по стене за спиной Сарпедона и по броне Испивающего Души, отбросив его назад и лишив равновесия.

Сарпедон рванулся вперед. Это отчаянное движение подходило больше для обычной потасовки, чем для смертельного поединка. Всем весом Испивающий Души обрушился на Рейнеза, обхватив его корпус руками и передними ногами.

— Что ты натворил, Рейнез? — прорычал Сарпедон.

— Иктин обещал, что мне предоставится возможность тебя убить, — сдавленно ответил пытающийся вырваться Рейнез, — ничего лучше он предложить не мог.

Иктин — враг! Именно он — источник всех этих страданий.

— Значит, убью его следующим, — огрызнулся Рейнез.

Сарпедон поднял Рейнеза и швырнул вниз, вложив в бросок всю свою силу. Багровый Кулак рухнул с ужасным грохотом, и был тут же отброшен очередью Салка за одно из окружающих часовню разрушенных зданий.

Паства продвигалась по деревне. Бегство из Залов Искупления пережило около двадцати из них, в два раза больше, чем насчитывало отделение Салка. Сарпедон узнал Испивающих Души, которых звал братьями. Они оказались словно потеряны, лишившись офицеров. Их принял Иктин, и Сарпедон был благодарен капеллану за то, что он готов был дать им духовное наставление. Но Иктин искажал их, преобразуя чувство потери в нечто иное, в преданность самому себе. Именно поэтому они шли за Иктином, а не за Сарпедоном. Магистру ордена приходилось сталкиваться со многими результатами своих ошибок как лидера, но ни один из них не ранил его столь глубоко, как вид Паствы, движущейся по деревне с явным намерением отправить отделение Салка в забытие.

Бойцы Салка терпели поражение. Их окружили превосходящие силы противника. Салк показался из — за укрытия, сразил одного из Паствы, но был сразу же отброшен назад несколькими попаданиями, вызвавшими целый веер кровавых брызг. Сарпедон почувствовал, как в груди сжимаются оба сердца, а из тела ушло, сменившись мертвенным холодом, все тепло.

Библиарий спрыгнул с церкви в центр деревни. Он приземлился в середине наступающей Паствы. Лица тех, кого он знал множество лет, еще со времен до первой Войны ордена, обратились к нему и видели перед собой лишь врага. Сарпедон более не видел в них ни братства, ни надежды, ни принципов, которые заставили их сойти с пути прежнего ордена. Он был врагом для них, они были врагами для него. Внезапно, все стало выглядеть просто.

Сарпедон узнал в ближайшем Испивающем Души брата Скарфинала, бойца отделения Гивриллиана. Гивриллиан был ближайшим доверенным лицом и лучшим другом Сарпедона, погибшим на безымянной планете от рук князя демонов Ве'Мета. В Скарфинале не осталось больше ничего от отделения Гивриллиана. Его глаза были пустыми, а ствол болтера без колебаний развернулся в сторону Сарпедона.

Одним превратившимся в смазанную сверкающую дугу взмахом Сарпедон снес голову Скарфинала с плеч. Топор Меркаэно прошел сквозь шею космодесантника так легко, что кровь еще не начала течь, когда голова коснулась пола.

В Сарпедоне проснулось что — то темное и исполненное гордости, пережиток прежнего ордена. Любовь к кровопролитию, экстаз битвы. Иногда эти запрятанные в глубинах разума чувства могли быть полезными, и Сарпедон со странным ощущением облегчения позволил жажде крови охватить себя.

Он бессвязно взревел от гнева и с головой ушел в резню.

11

«Фаланга» была построена задолго до наступления Эры Империума, но как бы давно это ни происходило, основной задачей судна было обеспечить выживание. Любой высадившийся на огромный корабль враг обнаруживал, что попал в западню извилистых коридоров меж индустриальных зон и вспомогательных отсеков, расположенных прямо под обшивкой и отделенных от более уязвимых областей корабля сотнями автоматических шлюзов и целых секций внешней палубы, на которых можно было одним щелчком переключателя создать глубокий вакуум.

Врагу, находящемуся на «Фаланге» в данный момент, не пришлось преодолевать все препятствия. Он попал непосредственно вглубь судна, потоком прошел сквозь похожие на пещеры ангары челноков и выплеснулся в жилые отсеки, залив кровью системы погрузки. «Фаланга» ничего не могла противопоставить демоническим захватчикам.

Эта задача ложилась на плечи Адептус Астартес.

Магистр ордена Владимир стоял на пороге Сигизмунда Тактика и осматривал полуторакилометровой ширины поле битвы, охватывающее казарменную палубу. То было уязвимое сердце «Фаланги», область, через которую захватчики могли безнаказанно пройти от потерянных причалов правого борта до двигателей и реакторов. С одной стороны поля битвы находился Горн Веков, за которым лежали лабиринты технических отсеков и линий подачи энергии и хладагентов. С другой стороны располагался Мемориал мира Ринна, кольцо из гранитных плит, на которых были высечены имена Багровых Кулаков, павших в позорном сражении, во время которого был почти разрушен их крепость-монастырь. За мемориалом находились стальные катакомбы, тесные, освещаемые пламенем свечей помещения, где в настенных нишах покоились кости многих поколений членов команды. Кабельные палубы и катакомбы замедлили бы продвижение захватчиков и направили бы их в простирающиеся перед Владимиром открытые области казарм, часовен и посвященных героям алтарей.

— Я их чую, — сказал за спиной Владимира вышедший из Сигизмунда Тактика капитан Лисандр, — враг близко.

— Конечно, чуешь, — отозвался Владимир, — интересно, удастся ли когда — нибудь избавить мой корабль от вони варпа.

— Борганор занял позицию в Горне Веков, — продолжил Лисандр, — Левкронт с Девятой будут удерживать Мемориал.

— Все остальные возьмут на себя центр, — закончил Владимир, — Его можно удержать?

— Наши Третья и Пятая смогут удержать что угодно, — ответил Лисандр.

— Ты понимаешь, что ставкой будет твоя жизнь?

— Жизни всех нас, магистр ордена. Если прорвут эту линию, погибнет вся «Фаланга».

— Скажи, капитан. Это плохо, что я мечтал об этом дне? — Владимир вытащил из ножен на поясе Клыки Дорна — парные силовые мечи с широкими лезвиями и рукоятями из поблескивающего черного камня, — что я опускался на колени у алтарей Дорна и молил о том, чтобы однажды сойтись с таким врагом в сражении, которое решит, будет ли мой орден жить во славе, или обречен на позор и покаяние? Я просил Императора отправить меня в такую битву, лицом к лицу, ни шагу назад, чтобы поставить на карту все что есть. Плохо ли то, что мне даже несколько радостно?

— Каждый из нас видит в битве что — то свое, — ответил Лисандр, — возможно, бой — это зеркало, в котором мы видим свое отражение. Передо мной встает мрачное дело, которое будет сделано, нечто уродливое и грубое, но это зло необходимо для выживания нашего рода. Ты видишь что — то другое.