Череп на рукаве - Ник Перумов

Молчание. Мы вновь смотрели друг на друга через стол.

– Оружие. Полагаю, достанешь дома. Места знаешь? Или подсказать? У меня с ещё севастопольских времён сохранился премилый список...

– Я знаю, господин оберст-лейтенант, благодарю вас. Дезертиры, как вы верно заметили, не прибывают домой в военной форме и при полной выкладке. Я добуду себе всё, что нужно. У меня только один вопрос, господин оберст-лейтенант...

– Связь, конечно же, – проговорил Валленштейн. – Тебе придётся слетать на Сибирь. Я кое-что там припрятал. Как говорили англичане, just in case. Найдёшь на базе Михаэля. Знаешь Михаэля?

– Кто же не знает Михаэля, герр фон Валленштейн... Каптенармус наш. Можно сказать, первый, после господина старшего мастера-наставника штабс-вахмистра Пферцегентакля...

– Отлично. Вот к нему и заглянешь. Передашь от меня привет.

...Он словно не сомневался, что с каптенармусом Михаэлем ничего не могло случиться, несмотря ни на какие пертурбации. Интербригады могли – и наверняка сделали это – напасть на базу, вскрыть арсеналы, в конце концов, просто сжечь её дотла – но каптенармус Михаэль, словно неистребимый дух любой армии, просто не мог не уцелеть.

...Мы прощались. Он протянул мне руку. Просто пожал. И сказал:

– Удачи, брат. Сказал по-русски.

Само собой, я никому не сказал «до свидания». Дезертиры не прощаются. Я не стал ничего брать с собой. Дезертирам будут нужны совершенно другие вещи. У меня, само собой, была подписанная Валленштейном и начштаба полка командировка, продаттестат и тому подобные бумаги – некое оправдание перед охранкой, если я решу возвращаться.

«Танненберг» выводили с планеты. Иволга оставалась во власти врага. Что творилось сейчас там, внизу, оставалось только догадываться. Такой системе дай один раз волю – она пожрёт всю эндемичную биосферу. Вместо морей и океанов останется только протухшая слизь, в которой будут плавать, дожидаясь своего часа, часа трансформы, миллиарды миллиардов зародышей. И время от времени новые «матки» будут неведомым образом отрываться от её поверхности, уходя в небеса...

Стоп, сказал я себе. Это единственное, что нельзя объяснить в рамках «биологической» теории. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Живые реактивные двигатели ещё не придуманы, да они и невозможны. Можно вырастить костяную броню, но не высоколегированную сталь дюзы. Да и не похоже было, судя по взлёту с Омеги-восемь, что они использовали хоть что-то, кроме мистической «антигравитации». Вот откуда она, эта антигравитация, – я понять не мог. На ум приходило только одно, достаточно нелепое объяснение – кто-то должен был подбросить соответствующий «девайс». Причём «девайс» явно неземного происхождения. Вопрос – одноразовая ли эта штука и что с ним случилось после того, как наша артиллерия и авиация в атомы разнесли девять севших на Иволгу «маток»? Или он способен к самоподзарядке? Или у него, к примеру, независимый, почти что вечный источник питания? Ох, о таком лучше и не думать...

...От обречённой Иволги, над которой стервятниками кружили крейсеры флота, мы уходили на Каппу. Каппа-один и Каппа-два, планеты-близнецы у недалёкой (относительно) звезды нашего сектора. Чуть меньше Земли и Нового Крыма. Не слишком благоприятная экосфера, ну да выбирать не приходилось. Нас, правда, посадили на главной планете скопления, Каппе-четыре, ещё одной «сестре Земли». Здесь уже успели справиться со всяким агрессивным зверьём – и крупным, и микроскопическим. В отличие от Капп-один и два, здесь можно было ходить без дыхательных масок и без биофильтров.

Как и сказал Валленштейн, отсюда до сих пор на Новый Крым ходили рейсовые грузопассажирские рефрижераторы. Мне пора было прятать очень-очень глубоко своё командировочное предписание и влезать в дезертирскую шкуру.

Каппа-четыре сейчас гудела. Один за другим падали с неба челноки, словно подбитые птицы. Не хватало мест во флотских орбитальных госпиталях, слишком много раненых и слишком много тяжёлых. Здесь скапливалась уцелевшая техника (слишком мало), уцелевшие полки преобразовывались хорошо если в батальоны, да что там полки! От дивизии «Зейдлиц» осталось триста человек, от «Флориана Гейера» – пятьсот. Потеряв всю артиллерию, всё тяжёлое вооружение, рассеявшись по непроходимым дебрям, они поодиночке выбирались с Иволги, и я не знал, сколько времени дано было поисковым партиям, чтобы подобрать последних. И скольким придётся разделить судьбу самой Иволги...

Не стоило большого труда затеряться в обозлённой толпе. Патрули на улицах припортового квартала (где по военному времени оказались закрыты все питейные и увеселительные заведения) несколько раз проверили меня, невзирая на лейтенантские погоны, однако ничего, не придрались.

...Я шагал между пакгаузов и складов. Стандартные имперские изделия, гофрированный алюминий, непременная колючая проволока и редкие, покачивающиеся на ветру фонари. Крайне подозрительное место. Тем не менее именно здесь помещался пропускник на гражданское взлётное поле. Империя жёстко контролировала перемещения, и, само собой, покупать билет я не стал. Мне предстояло найти шкипера или суперкарго и уговорить их взять меня с собой. Нелегально.

На мне уже не было формы с черепом на рукаве. Старая, заношенная солдатская куртка – её носило почти всё дно. Удобная, прочная, и на чёрном рынке их хватало – господа интенданты, несмотря ни на какие кары и угрозы, приторговывали имуществом военного ведомства. Это тоже не менялось ни в какие времена.

Здесь, на относительно тесном запасном поле, плотно стояли корабли. Они, само собой, охранялись, но не слишком усердно – кому понадобится их взрывать? Даже интербригадам это ни к чему. Здесь, в здании грузового терминала, нашёлся, несмотря на ночную пору, открытый бар. Меня о нём предупреждали. Шкипера, высматривающего поживу, следовало искать именно там.

Мельком я подумал, что охранка, если захочет, прикроет эту лавочку очень даже быстро. Если не прикрывали – значит, нуждались в ней. Иллюзия свободы, наверное. Длинный поводок для свирепого пса.

Тем не менее я неторопливо подошёл к стойке. Сделана она была тут, как и положено, из распиленных пополам здоровенных дубовых бочек, словно из коньячных подвалов. Нельзя сказать, что на меня стали коситься – так, поглядывали с известной настороженностью. У собиравшихся здесь наверняка имелись причины не любить имперских соглядатаев.

Нужного мне человека я заметил сразу, да и трудно было не заметить. Внешность он имел прямо-таки вызывающую, мечту оперативника, поскольку графы «особые приметы» для описания имеющихся явно бы не хватило.