Эра магов - Анастасия Церковская

— Эта тема и вправду меня очень интересует, — согласился охотник и протянул покрытую шрамами руку, — Я Миодай Палес под гербом Эпопея.

— Эйван, — хмуро отозвался Эйван, но руку не протянул. Этот тип не вызывал доверия, он украл у него брата!

Охотник неоднозначно повел бровью и немного наклонился вперед, сложив руки в замок.

— Поведаешь свою историю?

— Не похоже, что тебя это интересовало.

— Но не теперь.

— Ты зачем пришел?

Вопрос, который беспокоил Эйвана с самого начала. Охотник объявился для того, чтобы подразнить бывшего оборотня? Спровоцировать? Асириус предупредил его, что оборотень будет искать своего брата, но вместо того, чтобы спрятать дочь, наглец привел ее в логово врага собственноручно. Что он задумал?

— Хотел извиниться. Да и если мы семья, то стоит как-то налаживать связь. Так вышло, что знакомство с Эпопеевыми у меня плохо начинается, но я надеюсь на еще один шанс. Воскресить древний род было моей давней мечтой, я часто искал в архивах упоминания выживших Эпопеевых. Не находил, поэтому забросил. А после встречи с тобой мне на глаза стали попадаться документы, которых я прежде не видел. И нашел тебя в родовом древе семьи-основателя. Отсюда и наследство, если тебе интересно. Оказалось, что моя дочь не последняя в своем роде. Что не может не радовать.

— Это мой брат. Я не могу воспринимать его. Ею.

— Она моя дочь не в меньшей степени. Присмотрись.

Пятилетняя девчонка как раз покинула конюшню и направлялась к отцу. Схожесть этих двоих оспорить вряд ли бы получилось, одни бездонные черные глаза чего стоят. И хмурилась она также. Эйван не смог не заметить рассеченное до середины ухо. Про эту травму он тоже услышал от Асириуса. Именно по этому шраму он и собирался искать его-ее.

— Хурма снова издевался надо мной! Я же маленькая, а он гад. Не дает голову. Зажимает в угол! Почему он такой вредный?

— Потому что твой.

Девчонка фыркнула и надулась, скрестив на груди тонкие ручки.

— Я погуляю с Ари.

Она подозвала пса, и они побежали к центру лужайки под свет фонарей.

Эйван не мог отвести от нее взгляда, потому что черты Эльвиры также проступали во внешности малявки. Если не в лице, то в мимике и движениях. Точно она. Где же там, внутри, прячется его родная душа?

— Я видел, как все произошло. Как мой брат занял это тело. И если ты думаешь, что извинений достаточно, и я не попытаюсь вернуть его воспоминания, то зря.

Вниматеный, словно демонический взгляд пробирал до костей. Эйван старался не сдаваться в этой странной дуэли. Охотник выглядел мирно, расслабленно, но это лишь обман. Эйван знал, какого монстра он прячет под этой маской.

— Если ты любил своего брата, то не порти ему жизнь. Ему-ей хорошо и так. Он-она счастлива. Давай не становиться врагами. Снова. Эльвира ненавидела меня за то, что мои предки сделали с твоей семьей. Я же хочу все исправить. Предлагаю закопать топор войны и начать все сначала.

Эйван вздохнул и посмотрел на беззаботно бегающую по территории девчонку.

Невероятно бойкую и смелую малышку с косичками, которой давно следовало бы спать, тем более после дороги. Но она развлекалась со своим псом, и они весело носились по лужайке перед домом.

Некоторые пряди волос ее отца украшали такие же косички, подвязанные голубой ниточкой. Умилительная деталь, бесспорно.

Действительно, Эвису неплохо живется в новом теле. Беззаботно и легко. Может, пока нужно оставить его в покое, а сказать правду когда-нибудь потом? А вдруг он бы сам хотел забыть все? Сложно.

— Ладно. Не стану трогать твою дочь. Эльвира поступила бы иначе, если бы хотела другого исхода. Кажется, я понял ее план.

— Она жива? — удивился Миодай и опустил взляд на свою руку. Правое запястье имело четыре круговых шрама. Охотник смотрел на руку так, будто видел ее впервые.

— Ты спросил, откуда у меня такой чистокровный сын. Я тебе отвечаю. От нее же.

— Вот ведь кукушка… — беззлобно отозвался Миодай. — Живая, значит.

— Вполне себе. Но к тебе она не вернется.

— И в этом нет сомнений.

Миодай приклыл глаза и мягко улыбнулся своим мыслям, а Эйван отправился за колбасками, которые собирался сегодня жарить. И вдруг вспомнил важную деталь.

— Как зовут ее?

— Эмили.

— Пускай. Звучит неплохо. Эмили не ест мясо?

— Нет.

Ага, вот где его брат притаился. Эйван позволил себе самодовольную усмешку, а Миодай словно бы напрягся.

— Не переживай, охотник. Я знаю, что придется по вкусу твоей дочери. Ужин скоро будет.

Эпилог 2

«Родной мир, ты ждал меня так, как я тебя?» — хотел спросить я, но осмотрелся по сторонам, и все стало ясно и так.

Наш мир остался неизменным, я запомнил его именно таким, когда видел в последний раз. Свободным, наполненным жизнью и неприступно диким. Мы с братьями олицетворяли его все эти годы, блуждая по болотам чужих миров, взращивая, как хрупкий нежный росток, свой разум. Он с каждым днем становился все крепче, набирал силу, мы начали осозовать себя как часть чего-то великого.

Наше сознание спустя столетия выросло крепким деревом, которое пустило корни в саму нашу суть. Оно завладело нашим естеством, его корни прочно засели внутри. Дерево-сознание хотело жить, как и любое существо.

Мой брат любил это свое дерево. Уходил в себя и мог часами размышлять о жизни и ее чудесах. Разум для него стал любимой игрушкой, которую он не хотел отпускать. Он не признавался в этом, но я видел. Чуял его смятение.

Асириус не был до конца счастлив, хоть и вернул то, что ему дороже всего. Тоска изъедала его разум древесным жуком, причиняла боль.

Но даже это не могло заставить его отпустить любимую игрушку.

На самом деле, я говорю не только о нем, проблема настигла нас всех. Четверых. Остальные братья давно вернулись к прежней жизни, срубили дерево-разум и впустили в себя магию. Их рога снова отросли, они начали черпать энергию из источников.

Сперва мы не поняли, в чем дело. Вернувшись на родные земли, с нами ничего не произошло. Каждый из дюжины разбивал голову в кровь, пытаясь вернуть рог. Чтобы снова чувствовать энергию мира так, как это могут только единороги.

Снова, и снова…

Потом один из братьев начал вести себя иначе. Нам казалось, что с ним что-то случилось, будто он не в порядке. Он опустил голову к земле и