Другая Болейн - Филиппа Грегори

— Я задохнусь!

— Все будет хорошо. Я же выдержала.

— Но я королева.

— Тем более.

Повитуха вырастает у меня за спиной.

— Вашему величеству нравится?

— Тут как в тюрьме.

Анна очень бледна.

— Все так говорят. — Повитуха смеется и вводит ее в комнату. — Вы будете рады отдохнуть.

— Скажи Георгу, пусть зайдет попозже. — Анна оборачивается ко мне. — И пусть приведет кого-нибудь забавного. Я не собираюсь сидеть в одиночестве. Здесь хуже, чем в Тауэре.

— Мы придем пообедать с тобой, — обещаю я. — А сейчас отдыхай.

Анна удалилась от двора, и король вернулся к обычному распорядку дня. Каждое утро с шести до десяти охота, потом обед, днем — визит к Анне, вечером — развлечения.

— С кем он танцует? — допытывается она въедливо как прежде, хотя лежит без сил, вся в поту.

— Ни с кем особенно. С Мадж Шелтон, с Джейн Сеймур. Леди Маргарита Стейн похваляется дюжиной новых нарядов. Но все это не важно, лишь бы ты родила сына.

— А с кем он охотится?

— Только в мужской компании, — лгу я. Сэр Джон Сеймур купил дочери чудесную охотничью лошадку. В синем платье Джейн отлично выглядит в седле.

Анна смотрит подозрительно.

— А ты-то сама не гонишься за ним? — спрашивает она мерзким голосом.

Качаю головой.

— Совершенно не жажду менять свою жизнь, — ответ достаточно честный.

Возьми себя в руки, прекрати думать об Уильяме. Когда представляю себе линию его плеч, как он лежит, обнаженный, в утреннем свете, каждый прочтет мои мысли по лицу. Я слишком принадлежу ему.

— Ты следишь за королем? Ради меня!

— Он ждет рождения сына, как и весь двор. Если будет мальчик, тебе нечего бояться. Ты сама знаешь.

Она кивает, закрывает глаза, откидывается на подушки, ворчит:

— Боже, скорей бы уж это кончилось.

— Аминь, — отзываюсь я.

Без надзора сестры я свободнее провожу время с Уильямом. Мадж Шелтон часто исчезает из нашей общей спальни, мы заключили негласный договор — всегда стучаться и сразу же уходить, если дверь заперта изнутри. Мадж совсем юная особа, но при дворе она быстро взрослеет. Она понимает, шансы на удачное замужество зависят от хрупкого равновесия — одновременно внушить мужчине страсть и не бросить тень на свою репутацию. А с тех пор, как я была молоденькой девушкой, двор изменился только к худшему.

Уловки Георга работают не хуже. Он, сэр Франциск, Уильям Брертон, Генрих Норрис без королевы остались не у дел. Утром охотятся с королем, днем их иногда зовут на совет, но большую часть времени они бездельничают. Волочатся за придворными дамами, удирают по реке в Сити, без объяснений исчезают на целую ночь. Я поймала брата как-то ранним утром. Любовалась восходом солнца над рекой и вдруг вижу — гребная лодка причалила к дворцовой пристани, Георг расплачивается с лодочником и не спеша идет по садовой дорожке.

— Георг! — позвала я, поднимаясь со скамейки между розовых кустов.

Он вздрогнул.

— Это ты, Мария? — Его первая мысль — об Анне. — С ней ничего не случилось?

— Все в порядке. Где ты был?

Он пожал плечами:

— В гостях у друга Генриха Норриса. Танцевали, обедали, играли немного.

— И сэр Франциск там был?

Он кивнул.

— Георг…

— Не кори меня, — прервал он. — Кроме тебя, никто не знает. Мы все держим в секрете.

— Если дойдет до короля, тебя сошлют, — сказала я напрямик.

— Он ничего не узнает. Сплетни распускал один конюх, теперь он уволен, и слухам конец.

Я взяла его за руку, заглянула в темные болейновские глаза:

— Георг, я боюсь за тебя.

Рассмеялся. Ломкий, деланый смешок.

— Не надо. Совершенно нечего бояться. Нечего бояться, некуда податься, нечего желать.

Анне так и не досталось королевское крестильное платьице. Королева получила письмо от короля, предписывающее ей раздельное жительство. К ней обращались как к вдовствующей принцессе, и она с такой силой перечеркнула титул, что порвала пергамент. Ей угрожали — она никогда больше не увидит свою дочь, принцессу Марию, отправится в заброшенный замок Бакден в Линкольншире, покуда не отречется от своего прошлого, пока не признает, что никогда не была законной женой короля. В этом безвыходном положении вопрос о крестильном платье — сущая безделица. Королева отказалась отдать его, ссылаясь на то, что это — ее собственность, привезенная из Испании, король больше не настаивал.

Я думала — как ей живется в холодном доме на краю болот, в разлуке с дочерью. Ведь и у меня честолюбие той же самой женщины отняло сына. Думала о ее непоколебимой решимости поступать праведно перед лицом Господа. Я скучала по ней. Она заменила мне мать, когда я впервые появилась при дворе, а я предала ее, как дочь, любя, все-таки предает мать.

Осень 1533

На рассвете у Анны начались схватки, повитуха вызвала меня в родильный покой. В приемной пришлось пробиваться через толпу придворных, законников, секретарей, судейских. Ближе всего к дверям расположились придворные дамы — помочь королеве в разрешении от беременности, а на самом деле — пугать друг друга кошмарными историями о тяжелых родах. Среди них — принцесса Мария, бледное, решительное личико, как всегда, нахмурено. Я подумала — жестоко со стороны Анны заставлять дочь Екатерины присутствовать при рождении ребенка, который лишит ее наследства. Улыбнулась ей, проходя мимо, Мария присела в странном, неуверенном реверансе — своем коронном реверансе. Она никому не доверяет и больше никогда доверять не будет.

В комнате — форменный ад. К спинке кровати привязана веревка, и Анна цепляется за нее, как утопающая. Простыни в крови, в очаге кипит укрепляющее варево, а повитухи знай подкидывают дрова. Анна вся в поту, рубашка сбилась выше пояса. Пока две придворные дамы в страхе бубнят молитвы, Анна испускает дикий крик ужаса и боли при каждой новой схватке.

— Ей надо успокоиться, — говорит мне одна из повивальных бабок. — Она себе только хуже делает.

Делаю шаг к кровати.

— Анна, перестань. Это может продолжаться часами.

— Это ты? — Она откидывает волосы со лба. — Явилась наконец?

— Я пришла, как только меня позвали. Что для тебя сделать?

— Можешь за меня родить? — Она остроумна, как всегда.

— Только не я!

Анна вцепляется мне в руку, шепчет:

— Господи, помоги мне! Я так боюсь!

— Бог поможет, ведь ты носишь христианского принца, разве нет? Дашь жизнь мальчику, который станет главой английской церкви.

— Не бросай меня, меня сейчас стошнит от страха.

— И на здоровье, — с готовностью подхватываю я. — Тебя ждут вещи и похуже, пока не станет лучше.