Духовный мир - Григорий Дьяченко

ПРИЛОЖЕНИЕ

Решение возражений против допущения бытия дьявола.

Рационализм отрицает возможность и действительность существования сатаны и других злых духов в качестве живых личных существ. Это, конечно, следствие отрицания им бытия всяких духов вообще или ангельского мира вообще. Но в данном случае, смешивая намеренно или ненамеренно библейское учение о злых духах с вульгарными простонародными о них представлениями и изображениями, дьявола в поэзии (Люцифер и все демонические типы, как Манфред, Каин и др. у Байрона, Мефистофель у Гёте, Демон у Лермонтова), мало или вовсе ничего с ним общего не имеющими, рационализм, кроме разных посторонних соображений, старается указать в самом христианском учение такие черты, которые делают его невероятным или неправдоподобным в психологическом и других отношениях. Из бесчисленных возражений, собранных и выставленных особенно Шлейермахером, указать можно более важные:

а) Немыслимым представляется такое глубокое падение, при котором все существо из доброго делается злым, и при том вследствие однократного греховного акта. – Но такое падение совершенно естественно для высшей ангельской природы, особенно могущественнейшего из ангелов. Его отпадение от Бога не было делом внешнего обольщения, как отчасти это было у людей в раю, не было делом слабости, но твердо принятым, сознательным и намеренным решением собственной воли, воли не человеческой, но могущественной воли, и ума не человеческого, но ангельского. Кто высоко стоит, тот низко и глубоко падает; это общий закон, наблюдаемый и в человеческом нравственном мире. – Закон вполне понятный. Чем богаче натура в человеке, тем, конечно, сильнее, глубже и шире все её проявления, – как в дурном, так и в хорошем: посредственность во всем остается посредственностью, гений – велик во всем. Кто глубоко чувствует и желает, тот глубоко и падает при дурном направлении воли; кто глубоко мыслит, тот глубоко и ошибается: дерево никогда не ошибается, ибо оно не мыслит; животное редко и мало ошибается, ибо оно редко и мало (плохо) думает; глупый человек ошибается больше, но ошибки великого ума ужасны. В природе ангельской все существует и совершается в необычайных для человека размерах; ничто в нас не может сравниться с силою, глубиною, могуществом всех движений их духовного существа: эти движения сильны, быстры и бесповоротны. В человеке самые немощи тела и духа, его слабость и телесность служат часто ограничением греха или злой воли. Решения злой воли находят препятствия к своему осуществлению и свое ограничение в том, что часто начало свое они берут в неустойчивых и изменяющихся движениях тела, внешних впечатлений или чувств, быстро изменяющихся и заменяющихся новыми, одним словом – со вне, а не в самой глубине духа. Мир внешний с разнообразными его впечатлениями не дает злой воле (злу) сосредоточиться внутри, раз оно появилось, выманивает его наружу и тем самым обессиливает, делает его поверхностным и мелким, так что рассеянность служит человеку на пользу. Служит ему на пользу и скука, и усталость, и ограниченность пространством и временем всех движений или актов его ума, воли и чувства, вследствие чего и акты зла души требуют напряжения, времени, вместе с тем влекут за собою усталость и отдых. И самая мысль в человеке, как бы ни была она быстра, подлежит мере времени (1/6 сек.) и пространства (впечатление доходит до сознания от периферий к центральному органу 90 футов в секунду). Но ничто не связывает ангела во всех актах и движениях его существа: ничто не отвлекает его от самого себя, везде он наедине с собою, не может он, даже если бы хотел, укрыться от самого себя за телом и внешним миром, – уйти своими силами во внешний мир: его силы не отвлекаются и не расходуются на стороне в борьбе с материею и для борьбы с нею, но сосредоточиваются, ничего не теряя, в нем самом. Ничто не замедляет и не ослабляет безумство действующего и никогда не требующего отдыха его духа; не находит для себя границ злая воля его во времени: движения его мгновенны, быстры и не подлежат измерению; нет границ им в пространстве: быстро переносится ангел с места на место, куда влечет его злая воля, и нет для нее никаких физических препятствий!

б) Неправдоподобным представляется в высшем ангеле с его высоким и светлым умом безрассудное намерение сравниться с Богом или, по крайней мере, стать от Него независимым. – Но намерение это возникает в ангеле под влиянием охватившей его страсти гордости, которая никогда не делала и не делает никого умным подобно всем страстям, если не больше (любовь, ревность, зависть, тщеславие и проч.). Давно уже сделалось избитою истиною, которую, однако, здесь приходится повторить, – что страсть ослепляет и подавляет рассудок, и это в особенности приложимо к греховным страстям. Всякий грех в отдельности несет с собою, в различной мере – сообразно со своею важностью, ужасное наказание для человека: он делает его из разумного существом неразумным. Это иначе и быть не может в виду тесной связи между всеми сторонами духовной деятельности и несомненной связи между познанием и сердцем. Ошибки сердца – отзываются и в уме, и это не только в сфере практической, но и научной, где сплошь и рядом видишь действие этого закона, по которому мышление несомненно» даровитых и сильных умов поражается каким-то бесплодием, пустотою и неизменностью, когда этим сильным и не мелким умам не достает благородного сердца, возвышенного характера. Ложь сердца влечет за собою ложь в и уме и при том в таких сферах ума, как научное мышление, где, по видимому, действует так-наз. «чистое мышление»; но «от нечистого что будет чисто, и от лживого как истина?» (Сир. XXXIV, 4). Неразумие во всем, более или менее явное, это первое проклятие греха, который по существу своему есть неразумие, т. е. отрицание разумного. – Анализ возражений, вышеизложенных под “а” и “б”, таким образом, лишь только с ясностью обнаруживает психологическую правдивость христианского учения о дьяволе, нисколько его не колебля.

в) Собственно учение о злых духах, говорят рационалисты, есть чуждый Библии элемент: оно появляется не раньше возвращения иудеев из плена вавилонского, а потому несомненно вынесено иудеями оттуда и, конечно, из персидской мифологии с чрезвычайно развитою демонологиею. Ко времени Иисуса Христа и апостолов оно настолько уже успело распространиться и утвердиться в народе, что в его религиозном сознании стало на степень догмата. Поэтому Иисус Христос и апостолы, не оспаривая этого верования и в то же время де разделяя его, высказывались мимоходом по этому предмету в общих ходячих выражениях своего времени приспособительно к языку и понятиям его, не давая им особенного значения (аккомодация [233]). – Это странное утверждение о послепленном происхождении учения о злых духах в Библии (когда о дьяволе упоминается уже в Быт. III) получается лишь благодаря произвольному утверждению отрицательной библейской критики о позднейшем происхождении книг, написанных до плена, как кн. Иова (гл. I), кн. Царств (1 Цар. XVI, 14…; XVIII, 10…; XIX, 9: XXVIII, 16; 2 Цар. XXIV, 1; XXII, 20…), Паралипоменон (1 Пар. XXI, 1; 2 Пар. XVIII, 19). Дьявол упоминается во Второзаконии Моисея (XXXII, 17), в Псалмах (CIV, 37) и Пророках (Ис. XIII, 21 ср. Апок. XVIII, 2; Ис. XXXVI, 14). Кроме того, библейское учение о дьяволе и злых духах носить существенно другой характер, чем учение о них в религии персидской: а) здесь это – личные существа, в парсизме – олицетворения или представители злых явлений и сил природы; б) здесь злые духи представляются таковыми не по самой природе, а вследствие своего свободного уклонения от добра, ибо они так же, как и все, сначала были добрыми и произошли от Бога, в парсизме – они злы по самой своей природе, и т. п. Наконец, о национально – еврейском, а не чужеземном характере верований евреев в злых духов свидетельствует то обстоятельство, что самыми ревностными приверженцами их были ревнители закона и первые патриоты – фарисеи.

Теория аккомодации совершенно неприменима к учению Иисуса Христа о злых духах: она несогласна с нравственным характером абсолютно-правдивой личности Иисуса Христа и с общим характером и началами Его учения. По этой теории приспособление простирается не только на форму (что было бы верно), но и на содержание учения Иисуса Христа; это, другими словами, означало бы, что в Его учении есть примесь лжи: в нем умалчивается истина (т. е. действительные мысли Учителя), и ум слушателей водится в обман намеренно неточными изречениями. Таким нам неизвестен Христос даже в воззрениях на Него рационалистов, отрицающих Его Божественность. Аккомодация как в учении Иисуса Христа, так и Его апостолов (1 Кор. IX, 19-23. Евр. V, 11-14; ср. Деян. an. XXIV, 10-21 и XVII, 22-32) относилась только к форме, а не к содержанию учения. Так, приспособляясь к пониманию слушателей и их нравственному состоянию, Спаситель говорил народу в притчах, а ученикам о тех же самых предметах без притчи и прямо (Мф. XIII, 10 и т. д.), и всегда открывал истину в такой мере, в какой она могла быть вмещена умами слушателей (Иоан. XVI, 12), а потому многое не говорил до времени. Тем более неестественна материальная аккомодация в отношении к учению такой важности, как рассматриваемое учение о злых духах: оно важно не в одном теоретическом отношении, входя в качестве одного из элементов в общее миросозерцание с известным в нем значением, но в нравственно-практическом отношении, глубоко влияя на самую жизнь и, как показывает история, подлежа всегда грубым злоупотреблениями, еще более расширяющим его влияние (вспомним колдовство). Таким образом, это учение является далеко не безразличным пунктом в общей системе религиозно-христианского вера – и – нравоучения; но аккомодация чужда учению Иисуса Христа в пунктах даже меньшей важности, где она была бы более, сравнительно, мыслима, как в обрядовом вопросе о субботе, например, о законах очищения, о посте и др. Кроме того, учение о злых духах излагается и высказывается в такой обстановке и таким способом, которые исключают всякую мысль об аккомодации, т. е. вынужденной обстоятельствами (невежеством других) уступке неверным понятиям. Эти уступки не легко делаются и простыми смертными людьми, избегающими поводов для нее: мыслимое ли дело, чтобы Иисус Христос без крайней нужды, без всяких побуждений и поводов, никем на то не вызываемыми, стал бы не раз, а весьма часто высказывать учение о злых духах, и при том не в общих выражениях (чертах), а в подробностях, никем не ожидаемых и не требуемых? А Он очень часто поступал именно таким образом или даже большею частью (напр., Мф. XIII, 39; XXV, 41; Иоан. VIII, 44; XII, 31; XIV, 30; XVI, 11 и др. мн.). Наконец, учение это раскрывал Спаситель нередко перед одними Своими учениками, в отношении к которым подобная аккомодация была бы неуместною и по смыслу самой теории аккомодации (напр., Мф. XIII, 39; XVII, 21; XII, 31 и др. (См. «Опыт апологет, излож. правосл. христ. Вероучения», свящ. Светлова, проф. богосл., т. I, изд. 1896 г.).