Медовый месяц - Сьюзен Филлипс

— Это прекрасно, хотя многие посчитали бы все это не столько приятным, сколько обременительным.

— Мне нравится быть отцом.

— Я знаю.

И она еще раз подумала о том, как часто и страстно хотелось ей создать собственную семью и подарить кому-то такое детство, о котором мечтала сама. Сколько она себя помнила, ей хотелось быть частью семьи, где бы все любили друг друга, и это желание было движущей силой всей ее жизни. Но и сейчас она была близка к исполнению этого желания. Только в браке с Дэшем она постигла, что значит быть частью чьей-то жизни. И вместе с утратой бесценного дара его любви жизнь ее закончилась.

Несколько минут они шли молча, пока не добрались до озера. Эрик оглянулся и посмотрел на «Загон». Его хорошо поставленный актерский голос перестал ему подчиняться и зазвучал неровно:

— Хани, не езди завтра на «Черном громе»!

В свете почти бутафорской луны голова и плечи Эрика отливали серебром и казались больше, чем были на самом деле, точь-в-точь как на экране. Но перед Хани стоял живой человек, а не кинозвезда. И в ней разгорелась мучительная борьба — непреодолимое желание упасть в его объятия боролось с отчаянием, для которого сама мысль об этом была равносильна предательству.

— Эрик, я всем пожертвовала ради этого. У меня ничего не осталось.

— Тебя ждет карьера.

— Но ты же знаешь, как все это пугает меня.

В его голосе зазвучала горечь:

— Однако это касается и меня. Ты продала душу дьяволу, так что можешь отправляться в свою волшебную таинственную поездку на горках.

«Я продала душу ангелу», — подумала Хани, но вслух возразить не решилась.

Он фыркнул с возмущением:

— Мне не суждено стать даже подобием тени Дэша, не так ли?

— Никакого состязания нет. Я не делаю таких сравнений.

— И на том спасибо, нетрудно догадаться, кто бы здесь проиграл.

В его голосе не было и тени жалости к себе, он просто невозмутимо говорил как о чем-то непреложном:

— Дэш навечно останется недосягаемым: в белой шляпе, с блестящей оловянной звездой, пришпиленной к сорочке. Воплощение доброты, благородства и героизма. Я же всегда был близок к темным сторонам жизни.

— Это только в кино. К реальной жизни это не имеет никакого отношения.

— Кого вы пытаетесь переубедить, миссис Куган? Меня или себя? Все сходится к одной простой истине. У вас уже был самый лучший мужчина в мире, и вам не нужен самый лучший под номером два.

— Не смей даже думать о себе так. — В ее голосе послышалась боль. — Второе место — это не для тебя.

— Если все так, почему же для тебя столь важна эта поездка на горках завтра утром?

Она не нашла, что ответить. Его беспощадная логика превращала ее веру в могущество американских горок в нелепую блажь. Она пыталась и не могла объяснить ему, что хотела вновь обрести утраченную веру в Бога, веру в то, что любовь в этом мире сильнее зла. Ей никогда не удастся объяснить ему свою уверенность в том, что она сможет снова обрести надежду, прикоснуться к вечности и тем самым проститься с Дэшем. От расстройства к ней приходили слова, которые не исправляли, а ухудшали положение.

— Я должна его найти! Еще хоть раз!

Глаза Эрика потемнели от боли, а голос перешел в хриплое рычание:

— Мне с этим не справиться.

— Ты просто не понимаешь!

— Я знаю, что люблю тебя и хочу на тебе жениться. А еще я понимаю, что эта любовь безответна.

От бурного натиска чувств ноги у Хани стали как ватные. Эрик установил миллионы рубежей обороны против зла окружающего мира, и рубежи эти казались неприступны. Это заставило ее полюбить Эрика еще сильнее — прекрасного, измученного человека, рожденного слишком ранимым, чтобы остаться невредимым после всех испытаний. Но ее сердце все еще носило следы иной любви, с которой она не могла расстаться безболезненно.

Хани повернулась к нему:

— Прости меня, Эрик. Быть может, после завтрашнего утра я смогу подумать о будущем, но…

— Нет! — воскликнул Эрик. — Я не собираюсь больше бороться с призраками. Я найду себе занятие получше.

— Пожалуйста, Эрик. Это не имеет к тебе никакого отношения.

— Это имеет ко мне самое прямое отношение, — заявил он свирепо. — Я не могу строить жизнь с женщиной, которая все время оглядывается назад.

Он сжал кулаки в карманах.

— Это была ужасная ошибка — привезти сюда девочек. Им и без того хватает неустроенности. Я же знал, что ты им понравишься, и мне не надо было идти на этот риск. Если бы это касалось только меня, я, быть может, еще лет десять или двадцать добивался бы твоей руки, пока ты решала бы, стоит ли выбираться из могилы. Но их уже слишком много раз обманывали, чтобы я мог позволить вторгаться в их жизнь тому, кто не может дать нам всем ничего, кроме остатков прошлой любви!

Ей захотелось выплеснуть свою боль. Но она слишком хорошо понимала, что он чувствует.

— Неужели ты не понимаешь, что я хочу дать тебе нечто большее?! — крикнула она. — Неужели ты не понимаешь, что и я хотела бы любить тебя!

И снова горькая улыбка скользнула по его губам.

— Нелегкий труд, не так ли?

— Эрик…

— Не ходи завтра на горки, — почти прошептал он. — Выбери меня, Хани. На этот раз выбери не его, а меня!

Она понимала, чего стоило его самолюбию унизиться до мольбы, и возненавидела себя за ту боль, которую причинила ему.

— Я сделаю все, о чем ты ни попросишь, — сказала Хани в отчаянии. — Все, но только не это. Это единственное, от чего я не могу отказаться.

— Но это единственное, что мне нужно.

— Мне нужна эта поездка, чтобы стать свободной.

— Не думаю, что тебе нужна свобода. Я думаю, ты хочешь навечно остаться с Дэшем.

— Он был центром моей жизни.

Лицо Эрика потемнело, утратив надежду.

— Надеюсь, завтра во время поездки тебя посетит прозрение или что-то еще, иначе ты заплатишь слишком высокую цену за ничто.

— Эрик, ну пожалуйста…

— Я не нуждаюсь в твоей жалости. И мне не нужны крохи любви. Я хочу любить всем сердцем и дышать полной грудью, любовь должна быть безоглядной, но если такой любви мне не суждено испытать, то другой и не нужно.

Его глаза светились мрачным достоинством.

— Я устал скитаться по темным закоулкам жизни, Хани. Сейчас мне хочется на свет.

Он отвернулся. Хани почувствовала могильный холод, когда он вернулся к детям, оставив ее в одиночестве посреди безмолвия ее мертвого парка развлечений.

Этой ночью ей не удалось уснуть. Натянув рабочую одежду, она пошла к «Черному грому». Всю ночь клубился туман, и аттракцион приобрел жутковатый вид. От желтых лампочек сигнализации, висевших внутри ограды, геометрическое кружево нижней части светилось неземным сернистым оттенком. Верхняя же часть скрывалась в клубах тумана, так что верхушки самых высоких горок казались срезанными.