Корона мечей - Роберт Джордан

Можно было не беспокоиться, что Шиайн ненароком прочтет то, что он написал. Этот шифр известен, кроме него, только двоим. Множество банд мнимых Преданных Дракону делали свое дело, в каждой имелось ядро из особо доверенных людей, и все же гораздо больше было просто разбойников или даже действительно преданных этому мерзкому ал’Тору. Пейдрону Найолу вряд ли понравится последнее обстоятельство, но его приказ был – потопить Алтару и Муранди в крови и хаосе, от которых их под силу спасти только самому Найолу и Детям Света, а во всем безумии виноват этот так называемый Дракон Возрожденный. И Карридин действовал именно так, как хотел Найол. Обе страны трепетали от ужаса. Слухи о том, что ведьмы маршем двигаются по этим странам, были дополнительным подарком. Ведьмы Тар Валона и Преданные Дракону; Айз Седай, ворующие молодых женщин и поддерживающие Лжедраконов; деревни, объятые пламенем, и люди, прибитые гвоздями к дверям своих амбаров, – это составляло добрую половину всех слухов, которые повторяли на улицах. Найол будет явно доволен. И он посылает все новые и новые приказы. Однако как, по его понятиям, Карридин должен выманить Илэйн Траканд из Таразинского Дворца и захватить ее, было выше его понимания.

Еще один муравей переполз с инкрустированного резной костью стола на страницу, и Карридин раздавил его большим пальцем. И смазал слово, которое стало неразборчивым. Весь доклад придется переписывать. У Карридина возникло острое желание выпить. Бренди в хрустальном графине на столе у двери, но Карридин не хотел, чтобы эта женщина видела, как он пьет. Подавив вздох сожаления, он отодвинул письмо и, достав из рукава платок, вытер руку.

– Итак, Шиайн, у тебя наконец есть о чем сообщить? Или ты пришла просто потому, что опять кончились деньги?

Она лениво улыбнулась ему из высокого резного кресла.

– Поиски всегда связаны с расходами. – Шиайн говорила почти с таким же акцентом, как у андорских вельмож. – Особенно если мы не хотим задавать вопросов.

Большинство людей чувствовали себя неуютно под взглядом Джайхима Карридина, с его жестким лицом, глубоко сидящими глазами и белым плащом с изображением золотого восходящего солнца Детей Света и кроваво-красного пастырского посоха Вопрошающих, – даже если он при этом всего-навсего очищал кончик своего пера. Но только не Мили Скейн. Таково было ее настоящее имя, хотя она не догадывалась, что он его знает. Дочь шорника из деревни неподалеку от Беломостья, она пришла в Белую Башню в пятнадцать лет – еще один секрет, как она полагала. Не самое хорошее начало – стать Приверженицей Темного только потому, что, по словам ведьм, не можешь научиться направлять. Но еще прежде чем ей исполнилось шестнадцать, она не только нашла в Кэймлине круг Друзей Темного, но и совершила первое убийство. Семь лет спустя она добавила к своему счету еще девятнадцать. Она была одной из лучших убийц, имевшихся в распоряжении Карридина, и могла выследить кого угодно. Все это ему сообщили, направляя ее к нему. Теперь круг отчитывался перед ней. Некоторые из круга относились к вельможам, и почти все были старше Мили, но все это не имело ровно никакого значения в среде тех, кто служил Великому Повелителю. Еще один круг, работающий на Карридина, возглавлял одноглазый нищий с шишковатым носом, беззубый и мывшийся всего лишь раз в год. Сложись обстоятельства по-другому, Карридин сам стоял бы на коленях перед Старым Другом – единственное имя, на которое отзывался вонючий негодяй. Мили Скейн несомненно пресмыкалась перед Старым Другом, так же как и все остальные, входившие в ее круг, не важно, благородные или нет. Карридина злила мысль, что «леди Шиайн» в мгновение ока оказалась бы на коленях перед лохматым старым нищим, войди он в комнату, а перед ним сидела скрестив ноги, улыбаясь и нетерпеливо покачивая туфелькой. Ей приказано повиноваться Карридину безоговорочно, как человеку, перед которым даже Старый Друг ползал на брюхе. Важнее всего, однако, было то, что он отчаянно нуждался в успехе. Замыслы Найола могли пойти прахом, но ему, Карридину, должно повезти.

– Многое можно простить тому, – произнес он, положив перо на место, отодвигая кресло и поднимаясь, – кто справляется с поставленной перед ним задачей. – Карридин был высок, и от одного его вида у многих поджилки тряслись. Он прекрасно знал, что в висящих на стене зеркалах в позолоченных рамах отражается сильный, опасный мужчина. – Платья, безделушки, азартные игры – все можно оплатить, если это необходимо для получения нужных сведений. – Покачивающаяся нога Мили Скейн на мгновение замерла, и, хотя она тут же возобновила свое движение, улыбка теперь выглядела вымученной, а лицо заметно побледнело. Ее круг повиновался ей беспрекословно, но стоит Карридину сказать хоть слово, и они подвесят ее за ноги и живьем сдерут с нее кожу. – Ты ведь добилась не слишком многого? Фактически ты, похоже, не добилась ничего.

– Это непросто, как вам отлично известно, – с придыханием проговорила она, не отводя тем не менее взгляда.

– Отговорки. Я хочу слышать, какие трудности ты преодолела, а не что заставляет тебя спотыкаться и падать. А твое падение будет очень долгим, если провалишь дело. – Повернувшись к ней спиной, Карридин отошел к ближайшему окну. Падение Карридина окажется тогда не менее страшным, и ему не хотелось, чтобы она прочитала беспокойство в его глазах. Косые солнечные лучи проникали сквозь отверстия богато украшенного резного защитного экрана. За толстыми стенами дворца, в этой комнате с высоким потолком, выложенным бело-зелеными плитками полом и яркими голубыми стенами, сохранялась относительная прохлада, но около окон жара ощущалась сильнее. Он почти чувствовал запах бренди, хотя графин стоял далеко, у двери. Он не мог больше дожидаться, когда женщина уйдет.

– Милорд Карридин, как я могу открыто расспрашивать людей о Силе? Это сразу вызовет недоумение и вопросы, а в городе находятся Айз Седай, не забывайте.

Глядя на улицу сквозь резьбу в виде завитков, Карридин сморщил нос от поднимающихся снизу запахов. Кого только там не было! Арафелец с волосами, заплетенными в две длинные косы, и кривым мечом за спиной швырнул монету однорукому нищему, который нахмурился, взглянув на нее, засунул ее под свои лохмотья и снова принялся клянчить, взывая к прохожим. Мужчина в рваном ярко-красном кафтане и еще более ярких желтых штанах выбежал из лавки, прижимая к груди рулон ткани, за ним, задрав юбки выше колен, с воплями мчалась светловолосая женщина. Из-за спины женщины выскочил высокий крепко сбитый охранник и, опередив ее, бросился за вором, размахивая дубинкой. Кучер красной лакированной кареты, на дверце которой были изображены золотые монеты и открытая ладонь – знак ростовщика, – ударил кнутом возчика обтянутой парусиной повозки, чья упряжка мешала ему проехать, и теперь они, крича на всю улицу, осыпали друг друга проклятиями. Чумазые уличные мальчишки, спрятавшись за покосившейся тележкой, таскали с нее маленькие сморщенные фрукты из тех, что привозили с ферм в город. Тарабонка в вуали пробиралась сквозь толпу, ее темные волосы были заплетены в тонкие косы; запыленное красное платье, бесстыдно облегающее тело, подчеркивало соблазнительные формы и притягивало мужские взгляды.