Самая страшная книга 2017 (сборник) - Майк Гелприн

– Есть, – парировал Эрлих, покачиваясь, как горельник на промозглом ветру. – Весьма провидческий роман.

– И в каком же, позвольте, году оно было написано?

– В посмертии.

Я моргал, топтался и хотел одного: выбежать на свежий воздух с заветным экземпляром «Дьявола» под мышкой.

Отрывочно помню, что Немец попросил за четвертый том двести рублей. Помню, как расплачивался, роняя купюры, и как мы шли по коридору, а за бесчисленными дверями клокотало и царапалось.

У выхода он склонился надо мной: «Там, где гнутся над омутом лозы», – вспомнил я из Алёши Толстого.

– Книгу перепродайте в течение трех дней. И пусть тот тоже перепродаст.

– Ага, – сказал я. – Ага.

Меня подмывало желание поскорее открыть невиданную книжку, Ионой забраться во чрево чудо-кита. Но в поезде я не решился. Слишком подозрительные соседи по купе мне попались, с ногтями вместо век.

Москва встретила сизым туманом. Когда я проходил мимо надземного теплопровода, на него уселась колония воронов, таких крупных, что железобетонные опоры завибрировали. Птицы щелкали клювами, когти терзали оклеечную изоляцию, глубоко погружаясь в битум, и глазки их были смоляными каплями.

Я заперся в квартире, налил водки – бутылка стояла с майских праздников, пью я вяло. Влил в себя стакан. И принялся читать.

Провидческий – не то слово. Я узнал перо Достоевского, никто бы так не написал, сомнения испарились к десятой странице, и пустяк, что роман повествовал о нацистском концлагере, а главным героем был постепенно сходящий с ума гестаповский офицер.

Вечером мне позвонил коллега. Куда, мол, пропал, три дня назад обещал ведь письма Чуковской из Ленинграда привезти. Спросил, знаю ли я, что Терехина машина насмерть сбила. Я едва вспомнил: Терехин – это который на авангарде специализируется, я ему кого-то на Уитмена сменял вчера. Бурлюка? Северянина?

Оберштурмфюрер Клаус Редлих уснул, и ему снились тела, падающие мертвыми осенними листьями, душегубка, забитая детьми; газ, скопившийся в клетчатке шеи и глоточного кольца, выталкивает изо рта язык, щелкают, хрустят суставы, клювы, когти.

Я проснулся среди ночи, взмыленный. Щелканье вытянулось за мной из сна и находилось здесь, в комнате. Дрожащей рукой я нащупал выключатель.

Они доедали мою недочитанную книгу, единственный экземпляр «Дьявола», моего безумного Редлиха доедали они. Верткие, длинные, покрытые снежной шерсткой, сминали лапками страницы и жрали их.

Я закричал, а они, некая помесь горностаев и гусениц, исчезли, сметенные криком, но вернуть четвертый том я уже не мог. Утирая слезы жалкими ошметками пожеванных страниц, я вышел в ночь.

– Вы истончились, – с сожалением сказал Эрлих.

Я схватил его за грудки:

– Что происходит?

Он оттолкнул меня мизинцем, и я едва устоял на ногах.

– Я предупреждал вас, – с прежней любезностью произнес Немец, – книги должны двигаться. Вам повезло, что первыми вас нашли букинисты из неагрессивных. Поверьте, с иными нашими коллегами лучше не встречаться никогда.

Он пошел по коридору, треща осиным гнездом.

В соседних комнатах вслух читали книги.

Я заткнул уши.

В кабинете он потормошил меня, и я отнял ладони от головы. Хор голосов затих. Я смотрел на голые исцарапанные стены, мягкий, будто разваренный кирпич. В некоторых местах здание выблевало кладку, как тыквенную кашу.

– Куда девалась ваша библиотека?

– Я съезжаю, – сказал Эрлих спокойно, – обстоятельства требуют.

– Кто вы?

– Человек, готовый продать душу за хорошую книжку. А вы?

Он хлопнул меня по спине и рассмеялся. Так смеялись бы садовые ножницы в оранжерее кровоточащих бутонов.

– На столе я оставил для вас подарок, – сказал он, надевая фетровую шляпу.

Я с ужасом покосился на объемный фолиант в металлическом окладе, последнюю книгу в кабинете.

– Я не возьму это!

– И правильно сделаете.

Он поклонился и распахнул дверь. В коридоре ветер переворачивал цветочные горшки.

– Перепродайте ее в течение трех часов. И пусть тот…

Голос его потонул в вое ветра, но, когда дверь закрылась, оставляя меня одного в пустом кабинете, сомкнулась и воющая пасть.

На непослушных ногах я подошел к столу. Слишком худой, слишком заметный.

Книга была шикарной. Ин фолио, нарисованный от руки атлас карт и планов русских городов, шестнадцатый век. Я устроился на стуле, с замиранием сердца дотронулся до бумаги.

Я знал, что таких городов нет в России: ни в шестнадцатом веке, ни в любом навскидку.

Но палец мой скользил по гротескно изогнутым улицам и колоссальным сооружениям, и когда я дошел до Москвы – не той Москвы, где я жил когда-то, а, спаси нас Господь, совсем другой, – я спросил тихо сквозь кровящиеся уже зубы:

– Который час? Как давно я здесь?

И мне так же тихо ответили из-за спины.

Благодарности

Организаторы проекта благодарят за активную помощь и поддержку людей, без которых эта книга никогда не нашла бы своих читателей.

Читательская таргет-группа

Дмитрий Прокофьев

Александр Адамович

Александр Борзенков

Александр Павлов

Алексей Рыбаков

Анастасия Асмаловская

Андрей Короткевич

Владимир Григорьев

Владимир Девятериков

Владимир Чистяков

Всеволод Кузнецов

Дарья Карасева

Денис Овчинников

Дмитрий Иванов

Евгений Чернявский

Евгения Зобнина

Илья Старовойтов

Катерина Черкасова

Ленар Закиров

Маргарита Семенова

Марина Кулакова

Надежда Архипова

Николай Чекмарев

Оксана Андреева

Ольга Сухина

Руслан Насрутдинов

Светлана Курина

Сергей Никонов

Сергей Филиппов

Татьяна Иванова

Татьяна Рыбалко

Феликс Кривенцов

Алан Кодзаев

Александр Степанов

Алексей Лаврухин

Алина Тимофеева

Вячеслав Чигоревский

Евгения Климова

Елена Михалевская

Иван Кирсанов

Ирина Парфенова

Катерина Просперова

Ольга Ворогушина

Мария Исаева

Василий Спринский

Егор Сурикат

Екатерина Тырышкина

Саргас Орфиус

Примечания

1

Зинаида Гиппиус. «Непоправимо».

2

Самолет-разведчик врага.

3

Бабушка (рум.).

4

Дьявол (рум.).

5