Фэнтези-2006 - Кирилл Бенедиктов

— Барболка, — Пал взял руки жены в свои, — ты иди, досыпай. Нечего зря свечки жечь.

— Хорошо. — Ужасно захотелось зареветь и повиснуть на шее у мужа, но Барбола сдержалась, не до нее. — Я лягу.

— Вот прямо сейчас и ложись, — распорядился Пал и вышел, опираясь на руку Иштвана.

Охотнички Боговы, да разве в эдакой круговерти чего найдешь?! Самим бы не пропасть.

Во дворе грохнул колокол, что-то громко проорал Иштван, заскулили недовольные собаки. Барбола тихонько вернулась в спальню, но не легла, а села у окна. Мешать она не станет, но разве тут уснешь?

Внизу метались, сражаясь с дождем и темнотой, факелы, потом выстроились в цепочку, рыжей живой ниткой потянулись во тьму и растаяли, оставив Сакаци во власти дождя и ночи.

— Мяу!

Охотники Боговы, это еще откуда? На кровати, поджав ножки и капризно отставив губку, сидела девчонка с ландышевой поляны.

— Мяу! — сказала она и хихикнула.

— Ты откуда? — нерешительно спросила Барболка.

— Из башни, — заявила голышка, поправляя жемчужное ожерелье, которым можно было дважды обвязать ее вокруг пояса. — Все ушли… скучно… И ты скучная. Давай танцевать!

— Не до танцев нам, — вздохнула Барболка, — Аполка ушла.

— И пусть, — засмеялась девчонка, — глупая она… Как дым… Как сухие листья… Они не летят, их несет. Крыльев нет, жизни нет, ничего нет… Не надо на них смотреть, не надо их ловить…

Почему она так? Она же Аполку не знает! Жена Миклоша такая добрая, так любит мужа и сына…

— Любовь — ветер, нелюбовь — дым, — теперь ведьмочка стояла на подоконнике спиной к ночи, — не летаешь, не любишь, не пускаешь — не любишь, не видишь — не любишь!

О чем она? Почему дым? Аполка пропала, остальное неважно!

— И ты глупая, — девчонка склонила голову на плече, — не хочешь танцевать. А раньше хотела, помнишь?

Ландыши, звезды, темная ель, звон родника и лучший сон в жизни.

— Пал, ты вернулся? Так скоро.

— Вернулся. Зачем гоняться за дымом? — Седой господарь улыбнулся и притянул Барболку к себе. — Мне нужна ты, а не улетевшие листья.

— Ты… ты видишь?!

— Тебя я всегда видел, — Пал подхватил жену на руки, его лицо было близко-близко. Родное, знакомое, любимое, но с шалыми живыми глазами, в которых дрожали голубые огоньки. — Слепых больше, чем зрячих, но я вижу. И ты видишь… И Миклош, хоть и дышит дымом чужого костра.

Почему она забыла, как Пал красив? За делами это стало не так уж и важно. Но когда он прозрел, и где Аполка?!

— Не думай о ней, — горячие губы, сильные руки, дождевые капли в седых волосах, — не забывай о себе — счастье упустишь, не смотри лишь на себя — счастье задушишь. Радуйся, Барбола, радуйся…

— Пал, что с тобой? Это не ты! Не ты! Охотнички Боговы, кто здесь? Покажись! Кто бы ты ни был, покажись, каким есть!

Ветер… Ветер и звезды с острыми синими лучами, смех колокольчиков, запах ландышей и калины. Крылатое создание, спутница, ветропляска, встает на цыпочки, вскидывает тонкие руки, закидывает назад юную голову, смеется весело и призывно. Не скажешь, девушка или парень, а, может, сразу и то, и другое. В черных с просинью локонах голубеют цветы. Нет, не цветы, святые эсперы, только почему они голубые?

— Весна возвращается, — шалые глаза совсем близко, на губах тает поцелуй, легкий, как ветер, и звенят, звенят колокольчики, — запомни, все возвращается, ты вернешься, и к тебе вернутся. Не бойся… У тебя крылья, у твоих двоих крылья… Не ломай их, не жалей дым… Не дыши дымом! Зачем горько, когда сладко? Не пускай дым назад. Дым не возвращается. Возвращается не дым…

— Уходи! Прошу, уходи… Оставь нас в покое, всех оставь, слышишь?!

— Оставлю, — танцуют тени в углах, танцует пламя свечей, танцует дождь за окнами и серый робкий рассвет, — ты не хочешь танцевать, зачем ты мне? Двое бегут за дымом, зачем мне дым? Скоро весна… Новая весна, новый танец… Я тебя вспомню… И двоих вспомню… Может быть…

Барбола проснулась с жемчужным ожерельем в руке. Тем самым, из сна, который оказался правдой. Сакацкая господарка кое-как оделась и выглянула в окно. Пал с Миклошем не вернутся, пока не отыщут Аполку или пока не истает последняя надежда. Барбола не понимала, что нашло на подругу, разве что встретилась с крылатой плясуньей да в рассудке помутилась, но чернявый перевертыш не казался ни страшным, ни злым… Так, котенок, хоть и с коготками.

Сакацкая господарка не злилась на спутницу, ведь та ее спасла, привела в Сакаци да и с мармалюцей, видать, помогла, только зря ветропляска перекидывался Палом… Хорошо, муж никогда не узнает о том, с кем спутала его жена, о ком плакала, проснувшись в свадебной постели. Барбола убрала нежданный жемчуг в шкатулку — будет время, отнесет его на ландышевую поляну, пусть на ели висит, лес да небо радует.

Женщина наскоро обкрутила вокруг головы косы и побежала к маленькому Лукачу. Мальчик спокойно спал, знать не зная о том, что остался без матери. А может, с Аполкой все в порядке, и ее везут домой? Барболка перекинулась парой слов с кормилицей, заглянула на поварню. Седая, как лунь, Моника пугала товарок мармалюцей, уцелевшая внучка держалась за бабкину юбку, в печи горел огонь.

Господарка поздоровалась, ухватила горячую горбушку, густо посыпала солью с перцем и плюхнулась в кресло, слушая женскую болтовню. Из поварни все виделось по-другому, казалось глупой сказкой. Барболка блаженно жевала теплый хлеб, когда вбежавший конюшонок заорал: «Едут!»

— Нашли, — провозгласила Моника, подняв палец, — гици б так быстро не вернулся.

— А то ж, — откликнулась Анелька, — господарь он такой, его со следу не собьешь.

Барболка бросилась к воротам, всадники как раз въезжали на мост. Рыжий Пала и вороной Миклоша мерно шагали голова в голову, меж коней провисала ловчая сеть, в которой лежало что-то длинное, закутанное в плащ. Сзади, по трое в ряд, ехали витязи. С башни, хлопая крыльями, взвилась птичья туча, громко и отчаянно взвыла дворовая сука, ей ответили десятки собачьих глоток.

— Не жилица, — простонала Моника. Остальные промолчали. Пал спрыгнул с коня — не знаешь, что слепой, нипочем не скажешь! Барболка не хотела при всех хвататься за мужа, но ноги сами сорвались с места. Женщина повисла на шее своего господаря, откуда-то взявшиеся слезы выплеснулись наружу, потекли по щекам.

— Что ты? — пробормотал Пал и повторил: — Что ты…

— Ты вернулся, — и плевать, что их видят все, — вернулся!

— Конечно, — муж прижал ее к себе, — беды-то… Мы и Аполку нашли… Жива она, хоть и без памяти. Повезло ей, еще два шага, и все!