Ты для меня? - Людмила Сладкова

— Мне важно присутствовать на данном мероприятии, Герман. Просто потому, что я внесла немалый вклад, чтобы этот день вообще наступил. К тому же меня ждет Глеб!

Что-то в оскале мужчины ей совершенно не понравилось.

И интуиция не подвела.

— Не заблуждайся, милая! — почти ласково приподнял за подбородок. — Тебя ждет вовсе не Глеб. Тебя ждут подвал, наручники и ремень!

Лера ошарашенно вытаращилась на Давыдова, пытаясь определить степень его серьезности. Неужели на подобное наказание он и намекал?

— Врешь!

— Вру, — обнадежил, чтобы добить окончательно следующей фразой. — Наручников у меня нет. Придется зафиксировать подручными средствами.

Эффект разорвавшейся бомбы. Серьезен! Он, мать его, серьезен!

— За…зачем? — к своему стыду, начала заикаться. Только вот… от страха ли?

Герман подался вперед, опаляя губы горячим дыханием. Однако взгляд его был острее лезвия бритвы, заставляя внимать каждому слову, а не уплывать от столь явной близости.

— Чтобы приковать тебя к тренажеру, а самому свалить на вечеринку. Трахнуть там первую попавшуюся девку, а потом вернуться к тебе и расспросить – каково это? Знать, что должно произойти, но не иметь возможности повлиять на ситуацию? Думать, оставаясь связанной по рукам и ногам, отодрал он там кого-то или нет? Быть может, только тогда ты и поймешь, что чувствовал я сегодня утром!

Странные у него понятия о свободных отношениях, однако.

Или она понимает их иначе?

В воздухе раздался хлопок. Характерный звук пощечины, приправленный яростным шипением. А секунду спустя правую ладонь обожгло будто бы каленым железом! Судя по ошалевшему взгляду Давыдова и алеющему отпечатку на щетинистой щеке…

Господи! Она снова его ударила! Опять!

В отличие от прошлого раза, Лера не побежала. Нет. Рвано дыша, приготовилась к ответному удару. В жизни за необдуманные поступки приходится платить. Зачастую той же монетой. В глубине души надеялась, что Гера не сможет поднять на нее руку. Только ведь подобные вещи происходят импульсивно. От напряжения вибрировала, подобно натянутой струне. А физическая боль все не настигала.

— Представь себе, я знаю, что ты чувствовал! — заорала, уже совершенно себя не контролируя. Если внутри нее и находился ранее какой-то сдерживающий механизм, в то самое мгновение он канул в бездну. — Я ведь делю тебя с другими! Каждый. Божий. День. Эта бесконечная агония стала нормой моей жизни. Повседневным состоянием. Тем не менее я без нареканий согласилась на все твои условия. Почему? Потому что ты никогда и ничего мне не обещал! Все так. Но это же вовсе не значит, что… что… мыслям же не прикажешь, Герман!

Взяла себя в руки не без труда:

— Судя по всему, таким образом ты пытаешься нарушить условия наших договоренностей и принудить меня к соблюдению верности? Хорошо! Но в одностороннем порядке этого не будет никогда! Либо мы единственные друг у друга, либо перестаем жадничать и учимся делиться. Без сцен ревности. Без истерик.

— Интересная постановка вопроса. Я подумаю.

— Думай, Герман. Думай! — слегка приподнялась на носочках, с жадностью наблюдая за сменой эмоций на его лице. — Скажи, скольких ты пропустил через себя за время командировки?

«Зачем? Зачем?! — Бился в истерике голос разума. — Ты же не вынесешь правды, дура!»

В груди болезненно заныло. Точно с зажившей раны отодрали корку, заставляя вновь кровоточить.

— Лера! — предупреждающе.

— Нет! Я должна знать. С момента моего «да» у тебя кто-нибудь был?

Молчание девушка расценила по-своему. Медленно отстранилась и отвернулась, не в силах более выносить его взгляд.

— Тогда кто ты такой, чтобы мне указывать? — истерически расхохоталась, из последних сил сдерживая слезы. — Что-то от меня требовать? Кому хочу, тому даю! Вот истинный девиз наших с тобой отношений! Твой девиз, но меня он полностью устраивает. Приятного вечера.

Попыталась поднять с земли сумочку и обувь. Давыдов, издав утробный рык, дернул ее на себя, всячески препятствуя побегу. Никогда ранее Лера не брыкалась и не вырывалась столь сильно. Она дралась, подобно дикой кошке в смертельной схватке. Только эффекта ноль! Его руки обвивали талию и плечи точно стальные прутья, все крепче. Косточки хрустели в сильных мужских объятиях. Понимая, что выдыхается, предприняла последнюю попытку – укусила Германа за палец. Грязно ругнувшись, противник ослабил хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы освободиться.

Жалкое зрелище! Не пробежала и пары шагов, как была поймана вновь.

Развернув к себе лицом и в какие-то доли секунды ухватившись за подол платья, Давыдов рванул тонкую ткань. В буквальном смысле слова раскроил от низа до верха. Теперь некогда шикарная вещь выглядела как распахнутый халат, открывая его жадному взору округлые девичьи бедра, кружевные трусики, плоский живот. И грудь. Отяжелевшую.

Со сжавшимися в тугие вершинки, гордо торчащими сосками.

— Бл*дь! — Герман громко втянул в себя воздух, непрерывно скользя по ней взглядом. Лера же, вспомнив цену данного дизайнерского изделия, просто обезумела! Намертво вцепившись в полы его рубашки, с невероятной силой дернула те в стороны. Пуговицы, все до одной, с жалобным свистом разлетелись в стороны, утопая в густой траве.

— Мелкая! — последовал грозный рев. — Это была моя любимая рубашка!

— Я к своему платью тоже питала нежные чувства, знаешь ли!

— Стерва!

— Придурок!

Какое-то время они обменивались гневными взглядами, пытаясь отдышаться. А потом… что-то странное произошло. Не сговариваясь, накинулись друг на друга, подобно двум изголодавшимся дикарям. Поцелуи больше напоминали укусы. Объятия – насильственную попытку слиться воедино. Сердцами. Телами. Душой. В местах соприкосновения обнаженной кожи покалывало, точно между ними пропускали электрические импульсы. Возбуждение оказалось столь примитивным и всепоглощающим, что причиняло вполне реальную боль. И она готова была на все, лишь бы заполнить этим мужчиной собственную пустоту. Стало, откровенно говоря, плевать на обстоятельства. Мир уменьшился до размеров одного человека. Злого и не менее голодного. Отстранившись на пару секунд, Герман сорвал с нее остатки платья, отшвыривая материю куда-то за спину. Трусики Лера стянула сама и теперь предстала перед ним во всей красе. Ее трясло. И от волнения в том числе.