Черная кровь. Черный смерч - Ник Перумов

Воины стояли позади лишаков – по два вооружённых охотника за спиной у каждого из будущих членов рода. Первый из охотников вооружён швырковым копьецом из птичьей кости, второй держит ременное боло с гроздью каменных желваков. При такой охране, поди, никакая вредятина к костру не проползёт.

Ещё минута, и очищенные от всего инородного люди смогут родиться второй раз – детьми Лара. Шаман вскинул бубен, загудел резко и незнакомо:

– Смотрите!..

Крик многих людей слился в единый вопль. Каждый кричал своё, но испуг, ярость и отвращение были общими для всех. Казалось бы, минуту, один удар сердца, миг назад перед глазами всех стояли обычные, хоть и странноватого вида, люди, обнажённые и слегка напуганные предстоящей церемонией, а теперь среди них объявились три приземистые фигуры в одежде и при оружии.

Чужинцы! Подменыши! Оборотни-мэнки!

Первыми опомнились воины, стоявшие за спинами у чужаков. То ли просто приучены были не зевать по сторонам, то ли Калюта успел чего шепнуть, когда вздумал целоваться при встрече. Разом свистнули арканы, плотной петлёй ложась на горло тех, кого едва не приняли в свой род. Кроме охранников и вождя, все остальные мужчины пришли на площадь без оружия, но и без того у оборотней не оставалось ни единого шанса вырваться из плотной толпы. Тейко коротко крутанул священный кистень, и один из врагов упал с разбитой головой.

– Живьем взять!.. – Дребезжащий старческий голос разом перекрыл разгневанный рёв мужчин и исступлённый женский визг. Те, кто обернулся на крик, увидели в самых задних рядах иссушенного временем безрукого старика.

Ромар! И когда вернуться успел, как в селение прошёл незамеченным? Об этом сейчас никто не думал. Главное сейчас творится между костров перед женским домом. А Ромар на то и Ромар, чтобы прийти вовремя.

Один из оборотней мёртво обвисал в руках Данка, кровь лужицей растекалась в пыли. Двое других хрипели, придушенные ременными удавками, кроме того, каждого из них держали ещё по двое охотников. Чернобородые, вместе с которыми в селение проползла зараза, подчиняясь короткому приказу, ниц лежали на земле и не смели поднять голов.

Ромар, пройдя сквозь раздавшуюся толпу, на мгновение склонился над убитым, убедился, что тот на самом деле мёртв, затем повернулся к пленникам.

– И впрямь – мэнки, – протянул он, и лишь тогда люди заметили, что на площади, где только что каждый кричал своё, стоит глухая от дыхания сотен людей тишина.

Ромар наклонился к одному из чужинцев, тому, что прежде притворялся женщиной. Заглянул в раскосые глаза. Гривастый бестрепетно встретил взгляд колдуна, широкий рот растянулся в улыбке.

– Похоже, я ошибся, – произнёс мэнк, почти не коверкая слова, – кто мог знать, что среди вас окажется такой сильный маг… И молодой шаман, – оборотень бросил взгляд на Калюту, – тоже не так прост. Хотя это вам не поможет – мы уже узнали всё, что хотели, даже что ты, безрукий, жив до сих пор. А вот вы не узнаете ничего… – Глаза чужинца внезапно закатились под выпуклый, лишённый бровей лоб, лицо залила синева, тело безвольно обвисло. Ромар кинул мгновенный взгляд на второго пленника. Тот тоже был мёртв, белая пена стекала из приоткрытого рта.

– Вот, значит, какие у нас гости! – Тейко шагнул вперёд, нефритовый желвак угрожающе загудел в петле.

– Успокойся, вождь, – примиряюще произнес Ромар. – Остальные настоящие. Они не виноваты, что чужинцы оказались столь изощрёнными колдунами. Зато нам это будет уроком. Этот, – Ромар пихнул ногой лежащее тело, – сказал неправду. Мы узнали самое главное: отныне мы знаем, чего ждать из восточных степей. А эти – настоящие люди, и было бы нехорошо убивать их теперь, когда наши общие враги мертвы.

Жалобный крик прервал колдуна. Одна из двух оставшихся среди чужаков женщин приподнялась с земли и что-то кричала Ромару, отчаянно размахивая рукой. Воин, стоявший за её спиной, пихал её между лопаток тупым концом дротика, пытаясь заставить лечь обратно на землю, но женщина не обращала внимания на удары, продолжая быстро, взахлёб кричать. Ромар сделал знак охотнику, чтобы тот не трогал пленницу, шагнул к кричащей ближе, что-то спросил на её родном языке.

Воины некоторое время слушали непонятный разговор, потом Тейко перевёл ждущий взгляд на Лишку. Девушка-охотник негромко пояснила:

– Она говорит, что это была её родная сестра, с которой они прожили рядом всю жизнь. Она… она боится, что ребёнка ей тоже подменили, но Ромар ответил, что с младенцем всё в порядке, что он настоящий человек. Я не всё поняла, но они говорят именно об этом.

– Тоже нашли время… – проворчал вождь. – Что будем делать, люди? Нужны ли нам такие сородичи, что не умеют отличить родную сестру от чужинца?

– Нам не нужна человеческая кровь, – произнёс Калюта. – А лишаков очистим по большому разряду и примем в семьи. Уж они-то от мэнков больше всех пострадали, и значит, оборотням от них не поздоровится.

Никто из мужчин не стал возражать, и Тейко, помянув в сердцах рогатого Лара и всех пращуров, начал распоряжаться, кому теперь караулить гостевой дом в ожидании того дня, когда пришельцев можно будет по-настоящему назвать своими.

До Верхового селения Уника добралась вместо обычной восьмидневки всего за шесть дней. Шла споро, не останавливаясь ни для отдыха, ни чтобы пополнить небогатый запас еды. Что само в руки шло, то и в рот попадало, а остановиться хоть на минуту даже ради верной добычи Уника себе не позволяла. Верной добычи в лесу было сколько угодно, особенно в начале лета, давно прошло то время, когда родичи голодали, попав из родных степей в дремучие чащобы. А уж Унике прокормиться и вовсе не составляло труда – от ведуньи никакая животина не сбежит. Вот только пользоваться хитроумными заклинаниями не было ни времени, ни возможности. Тот мэнк, что был отпущен ею, безостановочно бежал на восход, но кто знает, может, и ещё чужинцы в округе бродят. Незачем им знать, куда Уника идёт, незачем слушать, как она ворожить умеет. Поостеречься никогда не мешает, отшельническая жизнь быстро учит этой несложной мудрости.

На четвёртый день сплошная чащоба проредилась, одна за другой пошли прогалины и поляны и, наконец, Уника вышла к берегу Великой. Даже здесь, ещё не приняв в себя главных притоков, река плыла мощно и неудержимо. Не верилось, что такая громада воды может остановиться и пересохнуть, словно безымянный ручеёк. А ведь было такое, на её памяти было. Впрочем, того, кто видел рождение целого моря, уже ничто поразить не может. Недаром, опасаясь звать Унику по имени, малышня в селениях в разговорах называет её сухоглазой бабой. Но сейчас, покуда её никто не видит, сухоглазая улыбнулась впервые за дни похода, спустилась к реке, прошептала чуть слышно: «Да не замутятся твои воды!» – и омыла строгое лицо родной водой.