Окопники - Коллетив авторов (под редакцией Г. И. Василенко)

несколько лет стоял памятник погибшим юнгам — бывшим морякам, воспитанникам единственной в нашей стране Соловецкой школы юнг от имени Российского правительства были вручены боевые награды — медали Ушакова.

И всякий раз, когда я беру в руки эту самую дорогую для меня флотскую боевую награду и смотрю на якорь с цепью на лицевой стороне медали, я вспоминаю свои корабли, как будто вижу их наяву. И сегодня бороздят моря старые мои знакомые «Разумный», «Гремящий», «Грозный», «Громкий», правда, это не те корабли, что были кораблями моей юности. Теперь это совершенно другие ракетные и противолодочные корабли, но и сегодня, когда я их вижу наяву, мне вновь хочется сказать словами Валентина Пикуля: "Там, где клубится пар над теплынями Гольфстрима, там, где ветер раскачивает воду, вздымая ее до мостиков, — там прошли, сверкая бортами, корабли моей юности.

Юность на эсминцах — не зря проведенные годы.

С этих узких и теплых палуб, залитых мазутом, я научился строже смотреть по сторонам…

Теперь мне пятьдесят, и мне не снятся корабельные сны.

Где они, легкокрылые корабли с широкой трубой, продутой сквозняком ревущих, как г роза котельных отсеков? Где они, эти лихие наездники морей, которые из мрака полярной ночи, из любого ненастья вынырнут, поразят и опять сгинут во тьме, свистя обтяжкой антенн и такелажа?

Мне уже не снятся сны моей юности.

Увы, не снятся.

Но стоит закрыть глаза, и я снова вижу их как наяву. Вот идет горделивый и статный днвизион — один.

Строем фронта, порывист и резок, следует дивизион- два: «Разумный» и «Разъяренный» во главе с лидером «Баку». Режут волны как лемехами плугов, и стылая вода отваливается на сторону, отступая прочь с пути ветеранов.

За ними — «Доблестный», «Дерзкий», «Достойный».

В ярком сиянии дня проходят корабли моей юности. Как мальчишка, я снова хочу кричать от восторга: — Это они… это они! Я люблю их, эти корабли, любовь моя к ним неизбывна как и все, что любишь по — человечески — чистым сердцем».

БУЯЛОВ Иван Сергеевич

Родился в 1921 году в крестьянской семье. В десять лет потерял родителем, воспитывался в колхозе. Работал пастушком, ездовым, трактористом. Закончил семилетку, переехал в город Краснодар, работал литейщиком на заводе «Октябрь».

В 1939 году посгупил в Краснодарское пехотное училище и успешно его завершил за десять дней до начала войны. Войну встретил у стен Брестской крепости в должности командира зенитно — пулеметного взвода. Командовал стрелковой ротон. В октябре 1941 года был назначен командиром стрелкового батальона в легендарной 6–й стрелковой дивизии. С ней прошел по полям боев Белгородчины, Орловщины, Брянщины, Белоруссии, Воронежа, Украины. В Корсунь — Шевченковском сражении командовал подвижным отрядом кавалерии, артиллерии, подразделении автоматчиков и пулеметчиков.

Перенес зри тяжелых ранения, контузию. Награжден орденами и медалями. Ему присвоено звание Почетного гражданина Харьковской, Кировоградской и Николаевской областей. Окончил Усть — Лабинское педагогическое училище, а в 1953 году Краснодарский государственный учительский институт, инвалид Великой Отечественной войны 2–й группы.

Более пятидесяти лет работал педагогом в школе и в Кубанском государственном университете.

В настоящее время является председателем Совета ветеранов шестой стрелковой Краснознаменной Орловско — Хинганской орденов Красного знамени и Суворова второй степени дивизии. Член Краснодарского городского комитета ветеранов войны.

* * *

ЗАПИСКИ КОМБАТА

Взвод зенитных четырехствольных или как говорили счетверенныx пулеметов «Максим» оказался весьма грозной силой в составе групп 6–й стрелковой дивизии в районе Брестской Крепости. Для отражения атаки пехоты и авиации это было мощное оружие.

Я не раз при налете вражеских самолетов сам становился за пулемет и всегда убеждался в действенности его огня. После тяжелых боев одну из уцелевших установок счетверенных пулеметов сняли с повозки и закрепили на полуторке. Получилось так, что этот пулемет оказался единственным на всю дивизию, выходившую из окружения. И, чтобы показать врагу, что мы вооружены, приходилось беспрерывно переезжать с одного места на другое. Благо, что местность была лесистой. Шум мотора и постреливание создавало иллюзию нашего надежного вооружения.

В напряженных боях мы не заметили, как наступила осень. Дивизия начала получать пополнение. Из групп стали формироваться роты, батальоны и полки. Я командовал уже стрелковой ротой. Как‑то перед вечером заглянул к нам командир дивизии полковник М. Д. Гришин. Подошел ко мне, поздоровался, сказал: «Придется тебе, старший лейтенант, принимать командование батальоном 84–го стрелкового полка».

Это было так неожиданно, что ошарашило меня. Мне веда только двадцать лет. На командира взвода — роты я подходил, но батальон… Это ведь почти пятьсот — шестьсог человек, полсотни командиров, люди старше меня по возрасту, званию. Я попытался отказаться. Зашел к председателю партийной комиссии В. и. Воробьеву, рассказал ему о своих сомнениях. Выслушал меня Василий Никитич внимательно и сказал: «Смотри, старший лейтенант, как работает командир полка, учись у него, а за возраст и звание не беспокойся, это придет само собой».

Первые уроки в должности командира батальона я провел в трудных условиях зимы 1941–42 годов, сдерживая танковые атаки врага, при острой нехватке даже стрелкового оружия. В таких условиях 6–я стрелковая дивизия приняла участие в Елецко — Ливенской операции. К исходу дня 26

декабря дивизия выщла на реку Тим в районе Вышне Долгое и перешла к обороне до конца марта…

…20 июня 1942 года войска противника перешли в наступление. Прорвав оборону дивизии на реке Кшень, они устремились на Касторное — Воронеж. Мы вынуждены были отступать в разных направлениях: одни — на Касторное, другие — на Старый Оскол. К исходу 5–го июля линия фронта подошла к окраинам Воронежа.

Командующий фронтом приказал командиру дивизии перебросить части дивизии в восточную часть Воронежа (Придачу), занять оборону на широком фронте.

Пока полки дивизии с боями отходили к Воронежу, я должен был сформировать отряд из своего батальона и спец- подразделений дивизии и направиться форсированным маршем в район Придачи — пригорода на восточном берегу реки Воронеж. Комиссаром батальона назначили капитана Орджоникидзе, племянника бывшего Наркома СССР Серго Орджоникидзе.

Снялись мы с позиций на заре и целый день, пыльный и знойный, шли без передышки. Переходили Дон вброд где‑то в районе Семилук. Брод показал нам один из местных жителей, сам перешедший первым от берега до берега. В это время у брода на западном берегу собралось большое количество отходивших солдат и обозов. Справа в предвечерней дымке слабо был виден семилукский железнодорожный мост. Раскаты взрывов сотрясали землю, накал боя заметно нарастал. Согласно приказу наш путь отхода лежал сев^)нее Воронежа на Отрожку. Раньше я не был в Воронеже и здесь впервые увидел величавые и неповторимые сосновые рощи, светлые пригородные здравницы и больничные городки.

От прибывшего к нам офицера оперативного отдела штаба дивизии узнали свою дальнейшую задачу: занять оборону на восточном берегу реки Воронеж. Мы должны были с танковым батальоном, в составе трех машин, держать оборону на этом участке до выхода из окружения основных сил дивизии. Для усиления отряда были собраны все бойцы и командиры из вышедших вспомогательных подразделений. Вот в таком составе мы несколько дней сдерживали напор врага, стремившегося занять Придачу. Вначале нам удавалось сдерживать натиск противника. Малочисленный отряд защитников Придачи не мог организовать сплошной оборонм на таком большом участке. При отсутствии артиллерии очень большая роль отводилась имеющимся в нашем распоряжении танкам. Они круглые сутки не глушили моторы и появлялись там, где угроза была наиболее вероятной. И устояли только благодаря мужеству и отваге танкистов.

Через два — три дня из немецкого тыла начали выходить наши полки. Немцы заметили прибытие пехоты и огневых средств на участке дивизии и, опасаясь нашей контратаки, решили взорвать мост. Мы приняли все возможные меры дтя охраны моста и подступов к нему. Однако имеющихся сил было недостаточно. Еще через два дня оборону у моста полностью заняли наши полки, а мой батальон должен был оставить свой участок обороны и перейти на новый рубеж. В ночь передачи участка обороны, когда надзор за мостом был несколько ослаблен, немцы заминировали его и перед рассветом взорвали.

…Наши части, вышедшие из кольца, сумели сохранить основные силы. Поэтому дивизия сразу перешла от обороны к наступлешпо. Под сильным артиллерийским огнем противника форсировали реку Воронеж и закрепились в районе Вогресовского моста и дамбы, откуда потом начали развивать наступление на город. В это время на северном склоне Вогресовской дамбы прямым попаданием крупнокалиберного снаряда в штаб первого стрелкового батальона 125 полка были убиты комбат, все командиры штаба батальона. Командир дивизии приказал мне объединить мой батальон с первым батальоном и войти в подчинение командира 125 полка на правах стрелкового батальона. Днем в пойме реки всякое движение прекращалось. Только южнее Вогресовского моста под прикрытием обрушившихся в воду мостовых ферм была натянута проволока от берега до берега, получилась «канатная» переправа, и ею пользовались только в исключительных случаях и преимущественно ночью. Немцы, видимо, все же хорошо просматривали ее и поэтому постоянно обстреливали. Сидеть на этом плацдарме под мостом было невозможно да и бессмысленно Потери наши росли. Нужно было идти в город.