История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина

и собрался покрыть проигрыш, продав свою половину в Щаврах, оказалось, что предусмотрительная мамаша шести его хлопчиков перевела на имя какого-то родственника и свою половину, и его тоже, воспользовавшись доверенностью, выданной им три года назад, о которой он давно забыл. Кулицкий писал нам по этому поводу отчаянные письма, просил заступиться за него, усовестить его жену, но мы, конечно, от этого уклонились.

Серьезнее всех этих нервировавших нас дрязг и ссор был вопрос о Сарнах. Под давлением благоразумия, я дала слово пальцем не пошевелить для того, чтобы помешать этому делу, которое обеспечило бы всю нашу семью, но видит Бог, как мне это было трудно! Голицын просил Витю приехать к нему с Граве в Гатчину, где он пребывал как заведующий царской охотой. Пятнадцатого февраля Витя с Граве и планами поехали в Гатчину. Князь Дмитрий Борисович произвел на Витю чарующее впечатление. Не менее симпатичной показалась ему и княгиня Екатерина Владимировна. Они оба решили искать имение на Волыни и остановились на Сарнах. Узнав, что Голицын ищет лесное имение, Витя очень определенно заявил, что именно в Сарнах леса нет. Но князь не хотел ему верить.

– Ну, да, есть, но вырубленный, – уступал Витя.

– У вас есть лесное хозяйство, лесной план, хотя лес и вырублен, но успел отрасти.

– Ну, да, таких маленьких сосен много, показал Витя на поларшина от земли.

– Вот именно таких мне и надо!

Князь пояснил, что покупает именье для младшего семилетнего сына.

– К его совершеннолетию и лес будет у него в самой поре.

Цена в семьсот шестьдесят тысяч им подходит, и с наступлением весны они пришлют своего управляющего Лепина из Подмосковной осмотреть Сарны.

Витя был в полном восторге, я еще надеялась, что все разойдется при осмотре Сарн Лепиным. Это был латыш, человек очень опытный, который не собьется с пути строгой критики и не поддастся глупым фантазиям осчастливить тот край! Годовой доход большой, и больше никаких! А этот доход был под большим вопросительным знаком! Но все же, все же сердце щемило. Нет! Я не смею жертвовать спокойствием и благополучием моей семьи своими фантазиями! Но пусть сама судьба этим распорядится, я не могу этого желать, я не могу радоваться потере Сарн! Я скрывала эту борьбу от Лели, который считал предложение Голицына за невероятную удачу, к общему благополучию. Он, бедный, был теперь ужасно встревожен безнадежным состоянием своей тещи Ольги Владимировны. У нее был рак желудка, и у нее были все время виденья покойного Сашеньки. Это скрывалось, но Оленька утверждала, что он зовет ее, и потому она уж не жилец sur cette terre[295].

Глава 35. Март-апрель 1912

Третьего марта мы вернулись в Сарны. Весны еще не было. Груды снега сверкали на солнце, но солнце уже грело по-весеннему. Сильно капало с крыш; небо было чисто голубое. Невольно вспоминалось, как Пушкин писал, что «заплакал бы от бешенства» при виде такого неба, когда приходилось ему сидеть на севере, где «небо у нас сивое, и луна, точно репа»[296]. Но весна была у нас в саду. В наше отсутствие прибыл садовник из Богемии. Он уже привел в порядок грунтовой сарай, очистил фруктовые деревья и заложил первые парники. В ослепительно белом воротничке с зеленым перышком в фетровой тирольской шляпе, он работал самым усердным образом весь день. И только два мальчика, назначенные ему в ученики, неотступно помогали ему. Под рамами уже поднималась ранняя зелень. Одна беда, что говорил он только по-чешски, и понять друг друга нам не удавалось: а я так любила руководить садовниками! Зато Антося, не требуя моего руководства, забрала все хозяйство в свои руки и командовала не только всеми женщинами во дворе, но и Николаем, и Игнатом, которые летали по всем деревням, отыскивая ей клушек и яиц, устраивали ей нашесты, гнезда, «наказывали» кур, когда те пили яйца, привычка, выводившая Антосю из себя: она ставила птичье хозяйство на широкую ногу.

Но ее хватало и на поросят, и, в особенности, на молочное хозяйство. В этой отрасли ей приходилось сталкиваться с Фучиковскими. Почти ежедневно на свет божий появлялись телята. Сколько было радости для Антоси! Она им давала имена самых близких и дорогих ей родных! Кроме тридцати пяти коров-симменталок награждали ее «внучатами» и молодые телки, теперь становясь коровами, а таких было не менее двадцати штук. Молока было вдоволь, но Антося отбивала его возможно более для своих «внучат», что приводило в уныние молодых дам Фучиковских, очень старавшихся вести рационально и выгодно порученное им молочное хозяйство. Антося, конечно, видела в них своих врагов, ради «своих» выгод пытавшихся лишать внучат и поросят насущного питания. И глухой антагонизм уже начинал переходить в явную вражду.

Кроме садовника и Антоси с внучатами, нас радовал и Соукун. Он наладил обычный небольшой посев, доказал нам, что с осени посеянный овес прекрасно перезимовал, в чем с осени сомневались. Необработанные пески, пусто лежавшие вблизи усадьбы, были сданы местечковым евреям. Но у него были и новые дела. Так, местные евреи лесоторговцы подняли вопрос о проведении железнодорожной ветки от пристани к вокзалу. Лошади выбивались из сил, перевозя по сыпучему песку сплавной лес, пригоняемый с верховья Случа. Такая ветка с конной тягой от пристани к вокзалу уже когда-то существовала. Цела была даже насыпь, но рельсы по неизвестному капризу тещи были разобраны. Теперь лесоторговцы давали все деньги на возобновление этой ветки паровой тягой. Рельсы и поезда они обязывались сами уже поставить среди лета. За согласие возобновить ветку нам давали 3 тысячи годовой аренды и разрешали за льготную плату нагружать обратные поезда песком, цементом, торфом для завода Фучинского, мимо которого пройдет эта ветка.

Сам Фучинский только что вернулся из-за границы. Его машины были уже в пути, и он принялся с помощью Соукуна приводить в порядок свой завод. Жизнь кипела! Фучинский обещал в скором времени прибытие еще нескольких чехов: скотовод, который устроит мясную лавку в поселке и займется разведением у нас мясной породы шардарнов, английских овец и йоркширов. С ним приедет и гусевод. Наши луга могут прокормить массу скота и тогда будут использованы гораздо разумнее, чем одним сеном, продаваемым за бесценок. Двинулись и рыбаки. Старший сын рыбака студент юрист, ученый Богумил Кефурт предпочел стать ихтиологом, работать с отцом и заложить в Сарнах свое рыбное хозяйство.

Он добыл у князя Шварценберга восемь золотистых карпов и выезжал с ними в Сарны. Витя еще в Петербурге был в министерстве земледелия