Тропой неведомых Миров - Владимир Контровский

И ещё — легенды и предания, в которых таится частичка истины, намёк, которого вполне достаточно настоящему Рыцарю Веры. О да, конница паладинов служила Королю верой и правдой, повергая его врагов, — при Хорских Воротах именно клинки и копья Рыцарей довершили разгром воинства Детей Пустыни, — однако неистребимая жажда подвига во имя… Да и не так уж важно, во имя какой из статей Кодекса творился подвиг: героическое деяние вершилось просто потому, что всадник на закованном в блистающую броню могучем коне не мог поступить иначе — в противном случае, какой же он тогда Рыцарь Веры?

Драконы всегда занимали особое место в ряду объектов подвига. Крылатые огнедышащие ящеры являлись идеальным воплощением Истинного Врага, поразить которого невероятно трудно, но именно это и делает победу над ним особенно почётной. И вот драконы появились (по слухам, однако Лесной Маг склонен был этим слухам доверять) в горах на границе между Изобильными Землями и Преддверием Великой Пустыни. Именно драконы, а не дракон — не один, а несколько!

Взоры Рыцарей обратились к Горам. Паладины направлялись туда в одиночку и группами, рыская в поисках драконов по сумрачным узким ущельям. Почти все искатели подвига возвращались ни с чем, усталые и раздражённые бесплодностью поисков, но готовые снова пуститься в путь после краткого отдыха. Кое‑кто не вернулся вовсе, и это наводило на размышления (хотя в Горах могло случиться всё что угодно, и отнюдь не драконы могли быть причиной исчезновения отважных). Некоторые рассказывали, что видели громадные крылатые тени, скользившие над острыми каменными пиками, но не могли предъявить весомых подтверждений своим рассказам. Но были единицы, которые такими доказательствами располагали — они вернулись пешком, потеряв коней, и возвратились обожжёнными.

Властелин не счёл за труд взглянуть на таких (их и было‑то всего несколько человек) человеческим взором, то есть встретился с паладинами. Рассказы их были смутны и полны противоречивого, но вот латы носили несомненные следы огня — железо слегка оплавилось, и на телах под кожаными подкольчужными рубахами остались ожоги. Значит…

Чародей привычно потянулся к Горам чуткими пальцами Заклятий Поиска. Он даже привлёк нескольких аколитов (для их практики, для самого Эндара поиск в данном конкретном случае не составлял особого труда) — совокупное заклинание эффективнее. И почти сразу же Маг ощутил присутствие волшебства эххов — его догадка подтверждалась. И поэтому он решил отправиться в Горы — один.

…Ущелье густо заросло колючим кустарником, но лишь у подножья каменных стен, вздымавшихся вверх, к острым силуэтам вершин. Середина горного прохода оставалась свободной от переплетения кривых шипастых ветвей, и по ней вилась неширокая тропа. Конь ступал неторопливо, слегка пофыркивая, всхрапывая и позвякивая сбруей. Всадник поднял голову, откинул забрало и внимательно оглядел из‑под ладони крутые черно–серые склоны. И здесь ничего — однако запах магии становится всё сильнее и сильнее.

На обычный, даже внимательный и пристальный взгляд, в облике всадника в доспехах, со щитом в левой руке и длинным копьём в правой, не было ничего особенного — паладин, Рыцарь Веры, прокладывающий путь к подвигу. Катри постарался: само сотворение правдоподобного образа не составило особого труда, гораздо сложнее было тщательно замаскировать любой намёк на чародейство. Если Лесной Маг прав в своём предположении, то тот, кто ждёт его в запутанном лабиринте расщелин, великолепно чует магию, и поэтому…

Конь повёл ушами — откуда‑то сверху сорвался камешек, звонко щёлкнул по скале, отскочил и канул в заросли по сторонам тропы. Затем с кручи скатился средних размеров валун, врезался в гранитную твердь и разлетелся веером каменных брызг, наполняя ущелье гулким эхом. Однако камнепада не последовало, и всадник, секунду–другую помедлив, тронул коня. И тут в ущелье потемнело — что‑то очень большое заслонило дорогу свету там, наверху.

По теснине каменного мешка пронёсся порыв ветра, кусты затрепетали, шурша и цепляясь друг за друга колючими пальцами коротких кривых веток. А прямо поперёк тропы, заполняя огромным телом чуть ли не всю ширину ущелья от одного скального откоса до другого, перед рыцарем на встрепенувшемся коне появился дракон, вынырнувший из‑за неровных каменных зубцов, венчавших стены каньона.

Крылья чудовище вынужденно сложило — полный их размах превышал ширину каменной щели. Дракон присел на задние лапы, вздыбился и распахнул оснащённую чуть изогнутыми громадными клыками пасть в жутком подобии усмешки. Меж клыков поползли струйки дыма, и грохочущий голос произнёс на эдерканнском наречии:

— Поворачивай и спасай свою жалкую жизнь, червяк! Не становись поперёк дороги Крылатому Хозяину Гор! — дымные струйки уплотнились, и диковинный зверь плюнул струёй пламени. Конь испуганно заржал, пытаясь встать на дыбы (тщетная — из‑за тяжести конского доспеха — попытка), а заросли вдоль левой стены ущелья на сорок локтей слизало огненным языком; в золе красными точками светились непрогоревшие уголья.

— Великолепно, Крылатый, — весело отозвался рыцарь. — Меня до глубины души потряс твой артистический талант. А теперь давай оставим зрелища — и фокусы с фантомами — и поговорим, как старые приятели. Ведь мы с тобой уже встречались, не так ли?

Нет, удивления в глазах дракона не появилось — фантомные дубли на такое не программируются. Исполинский ящер лишь застыл на месте, чуть склонив голову набок, его горящие глаза медленно стекленели и делались безжизненными. А потом очертания драконьего тела заколебались, как туман под ветром, изменились, снова обрели плоть. Дракон вернулся в свой изначальный облик, гораздо более совершенный, без гротескных преувеличений вроде несоразмерно гигантских зубов или устрашающе–уродливых шиповидных наростов на морде.

— Это… ты? — произнёс ящер своим нормальным голосом.

— Я, Крылатый, я — тот самый Маг, с которым ты говорил в Мире Сказочных несколько стандартных лет назад, — на тропе не было больше рыцаря в броне, конь пропал. Эндар вернулся в себя легко и быстро, восстановив и ту одежду, которая была на нём тогда, в пропитанном чародейством Лесу материнского Мира эххов.

Если Крылатый и был ошеломлён встречей, то никак этого не выказал — лишь мелькнула в его сознании лёгкая тень сожаления о прерванной увлекательной игре, мелькнула и пропала.

— Ну что ж, эск, — я рад тебя видеть, хотя, признаться, я никак…

- …не ожидал встретить меня, эхх?

— Не ожидал — слишком уж различны наши Пути. Во всём необъятном Мироздании вдруг натолкнуться на тебя — невероятно! А что ты здесь…