Первая Галактическая (сборник) - Андрей Ливадный

Несмотря на гибель офицеров, чей разговор он слышал перед встречей с Хьюго, пилоты серв–машин осуществили именно тот варварский план, обсуждавшийся их командирами. Но они не могли получить приказов от мертвых, а значит — мыслили в унисон с полковником Шерманом Смешав с землей все укрепления, они выжидали на берегу, методично расстреливая с безопасной для себя дистанции последних защитников правого берега, — тех, кто обнаруживал себя огнем, не в силах выдержать психологического прессинга этого противостояния.

Нечаев перевел взгляд на мост, увидел несколько мелких воронок в стеклобетонном покрытии дорожного полотна и разбросанные вокруг блестящие на солнце детали андроидов, разорванных на куски прямыми попаданиями снарядов. Очевидно, все средства дистанционного подрыва были уничтожены в момент внезапного ракетного налета, и последние уцелевшие человекоподобные машины пытались добраться до заложенной под опоры взрывчатки, чтобы привести ее в действие, но выстроившиеся на отлогом пляже шестидесятитонные «Фалангеры» пресекали любое движение в районе моста, и такая попытка была заранее обречена на провал.

И опять у Вадима возникло чувство подавляющего превосходства противника. Пилоты пятнадцати рассредоточившихся по пляжу тяжелых серв–машин не торопили события. Они не хотели более рисковать, теряя драгоценную технику, а действовали спокойно и методично. Стоило на том берегу появиться малейшему признаку движения, как тут же следовал залп, и, судя по количеству очагов пожара, в лесу, который подступал почти к самому берегу пролива, уже не осталось защитников…

Губы Вадима сжались.

Агрессоры вели себя не как солдаты, а как убийцы, циничные, осознающие собственное превосходство, превращающие захват стратегически важного объекта в затянувшееся шоу, демонстрируя друг перед другом меткость стрельбы.

Нечаев не строил иллюзий, он осознавал: раз передовые укрепления сметены, а лес все же огрызается редкими выстрелами, значит, там у допотопных орудий в расчетах стоят уже не андроиды, а люди, — те, кто услышал его призыв, посланный на открытой частоте связи, и внял ему. Обыкновенные граждане Кьюига из близлежащих агропулов…

Эти мысли подействовали на него сильнее, чем боевые стимуляторы, поддерживающие сознание в изможденном ранениями теле.

Прошло уже больше пяти секунд с того момента, как машина Нечаева поднялась на вершину холма, и он осознал, что нападающие принимают их за своих. Никто не обратил внимания на две неполноценные серв–машины, — очевидно, командир рассредоточившегося по пляжу соединения справедливо решил, что это технический персонал, оставленный для ремонта, подтягивает к позициям механизированного батальона введенные в строй боевые единицы…

В этот момент с правого берега вновь глухо хлопнул орудийный выстрел, на пляже взметнулся десятиметровый султан песка и дыма, с воем ушли на излет осколки, и ближайший к Вадиму «Фалангер», который даже не поцарапало неточным выстрелом, вдруг начал разворачивать свой торс, чтобы ответить притихшему лесу сдвоенным залпом…

Вадим понял — сейчас или никогда. Либо он найдет в себе мужество шагнуть навстречу пятнадцати сервоприводным исчадиям, либо проведет последние отпущенные ему часы, издыхая от страха за собственную шкуру…

Он уже не вспоминал, кем был две недели назад, как трясло его при первых боевых вылетах, как он раз за разом превозмогал себя, скорее стремясь выжить, чем полноценно выполнить то или иное задание, — все это осталось в прошлой жизни, к которой уже не будет возврата…

Сейчас им владели совершенно иные чувства.

Взгляд Вадима, устремленный на врага, заставил работать систему компьютерного наведения, о которой рассказывал ему Сайков, и чудовищный контур изготовившейся к стрельбе серв–машины мгновенно влип в тонкую паутину электронного прицела, а спустя секунду кружок индикатора готовности сменил свой цвет с алого на изумрудно–зеленый…

Он не думал в этот миг о себе.

Пальцы сами сдавили гашетки обоих орудий, которые отозвались глухой, ритмичной скороговоркой, и одновременно с выстрелами машина Нечаева пошла вперед, медленно поворачивая торс, а его враг, получивший десять снарядов, выпущенных с убийственно короткой дистанции, уже медленно валился на правый бок, подламывая под себя перерубленный ступоход и роняя куски срезанной брони на горячий, еще не остывший от полуденного жара песок…

Чуть левее, словно эхо от выстрелов Нечаева, раздалось спаренное стаккато, — это разрядились орудия машины Сайкова, и еще один «Фалангер» окутался ослепительными вспышками разрывов, превративших в уродливое месиво механизм его поворотной платформы. Но торжество двух внезапных побед было недолгим.

Пока боевые эскалаторы перезаряжали орудия, тринадцать серв–машин противника развернулись навстречу атакующим, и Нечаев понял: сейчас начнется самое страшное…

***

Сайков, поднявшийся на холм вслед за Нечаевым, видел те же самые картины, что и Вадим, но бывшим компьютерным техником владели иные чувства и эмоции, — взгляд Николая сразу остановился на ровной шеренге «Фалангеров», и в этом взгляде не было ни тени приязни.

Он знал каждого из пилотов, относившихся к разжалованному технику как к человеку второго сорта. Они считали себя вправе при случае наорать на Сайкова, унизить его, сделать жизнь рядового техника еще более невыносимой. Неизвестно, как бы повернулась судьба, уцелей его десантный взвод в тех трижды проклятых пещерах…

За полтора месяца пребывания на Кьюиге Сайков успел и полюбить, и возненавидеть эту планету, — с одной стороны, его душа и разум, привыкшие к теснине напоенных смогом улиц, к техногенным узилищам отсеков космических кораблей, не переставали поражаться необъятным девственным просторам планеты. В короткие минуты отдыха, оставаясь наедине с самим собой, он не мог надышаться, — взгляд сам стремился к туманным далям, от которых кружилась голова, и в то же время он ни на минуту не мог по–настоящему расслабиться, — стоит не вовремя сменить дыхательный фильтр, сделать глоток неочищенной воды прямо из ручья, надкусить травинку, и, скорее всего, твой жизненный путь оборвется быстро и болезненно.

Эта двоякость, на которую накладывались сильные служебные неурядицы, выматывала его, день за днем истончая в сознании Сайкова рекламную чушь, которой пичкало их Всемирное Правительство Джона Хаммера.

«Колонии нельзя ни победить, ни захватить, — думал он, глядя по сторонам во время долгих марш–бросков через дикую сельву. — Пусть мы уничтожим всех коренных жителей Кьюига, но тогда сама планета станет воевать против нас, — без многолетнего опыта выживания, которым обладают колонисты, жизненные просторы автоматически превращались в опасные пространства… У нас останется один выход — на корню уничтожать все живое, чтобы растить новые города–муравейники на стерилизованных землях, превращая тем самым цветущие миры в урбанизированные отростки Земли, несущие ее пагубную субкультуру…»

Подобные мысли не давали ему покоя, они подспудно оставались в сознании, чем бы ни занимался Сайков, — он хотел эту планету, ему хотелось научиться ладить с ее природой, но, глядя, как пилоты серв–машин давят ступоходами «Фалангеров» лесные заросли, он начинал еще больше ненавидеть офицеров, составивших костяк нового воинского формирования. Они презирали эту планету, презирали населявших ее людей, считая себя равными богам, но на самом–то деле их могущество обеспечивалось множеством высокотехнологичных устройств, без которых они бы попросту подохли в сельве на первый же день.

Разница между ними и Сайковым заключалась в том, что он понимал это, а они нет.

В конце концов, он превратился в изгоя даже среди рядового состава взвода технической поддержки. Его ненависть копилась день за днем, подтачивая разум, и он, взяв привычку мысленно разговаривать с самим собой, достаточно быстро взглянул на развивающиеся события с иной стороны.

Сейчас, разрядив орудия своего «Фалангера» в поворотную платформу ближайшей серв–машины, Николай даже не задумался о том, что вот он, пришел его судный день, когда будут окончательно расставлены все точки, и, если повезет выжить, узкая полоска пролива и мост через нее станут для него жизненным Рубиконом…

Нет, он не думал об этом.

Превратившись за полтора месяца мытарств в законченного реалиста, Николай четко осознавал лишь одно: им с Вадимом попросту не устоять против потрепанных остатков серв–батальона.

***

Бой на левом берегу пролива длился шесть с половиной минут.

Четыреста секунд техногенного ада, где каждое мгновение несет противоборство энергий, скорее свойственных космосу, чем поверхности земли.