Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

любил тоже. Как любой здравомыслящий человек: пусть охваченный некой идеей, однако сохраняющий голову холодной.

Впрочем, какие-то посулы было странно слышать. Он ведь не наёмник.

— Вы ведь можете просто приказать, Ваша Светлость. И я исполню всякий приказ.

— Могу, вы правы. И я прикажу! Но прежде хочу убедиться в вашем понимании серьёзности момента. Речь не о балеарских интересах в Тремоне. На сей раз дело куда серьёзнее. И уж если вы окажетесь на доске — то уже никакого пути не будет, кроме пути вперёд.

— Как у пешки.

— О, да вы схватываете на лету, сеньор! Именно: этим вы также напоминаете пешку. Я хочу представить вас кое-каким людям. Начиная с этого знакомства вы будете уже не просто служащим Третьего секретариата Тайной королевской канцелярии. Это другая плоскость… Вы станете прежде всего моим человеком. Служба ещё более серьёзная, чем обычная для канцелярии. Чувствуете ли вы себя готовым к ней? Не торопитесь отвечать: не суть важно, что вы скажете мне. Хочу увидеть, как вы ответите на этот вопрос сами себе, Фидель Ривера. Ну же?..

Собственное внутреннее ощущение было Фиделю понятно. Оставалось надеяться, что канцлер прочитает его правильно. Судя по всему, так и произошло.

Это был любопытный момент. Коль скоро канцлер делал акцент на себя, то Фидель догадывался: речь идёт о партии, как минимум не инициированной королевой. Очень возможно, что о замысле герцога Анхелика вовсе не знала.

Тайных дел мастера это не смутило. Фидель Ривера был верен прежде всего Балеарии, а уж потом — её королеве. Он относился к новому, послевоенному поколению, которое научилось различать монарха и государство. Таковая способность подданных и делала Балеарию особенной.

— Если желаете, чтобы я был вашим человеком, я буду им.

— Не сомневаюсь. Уже не сомневаюсь. — тут герцог громко хлопнул ладонями. — Добро пожаловать на мою сторону доски!

Канцлер наполнил себе бокал: Фидель к своему почти не притронулся.

— Раз так, мы немедленно сделаем первый ход, после которого пути назад у пешки не будет. Я познакомлю вас с одним человеком. Меня убеждают, будто он — фигура чрезвычайно сильная. Если так — она нуждается в защите хорошей пешки. Но важно, сеньор Ривера, и другое! Может статься, что вам придётся защищать саму нашу стратегию от этой фигуры. Понимаете?

— Понимаю. Вы не доверяете этому человеку?

— Доверяю меньше, чем вам. О вас я знаю почти всё, а о нём… почти ничего, если честно.

— И речь не о той женщине?

— О той женщине, полагаю, вы узнаете позднее. Всё, что будет нужно. Пока — нет: не о ней. Надеюсь, у вас не было планов на вечер? Мы посетим одно любопытное общество.

Глава 14

Худшее, что может сделать тайное общество — придумать себе название. В этом Фелипе де Фанья был глубоко убеждён.

Едва только появится какое-нибудь название — будь оно претенциозным, вроде «Союза Посвящённых», или обманчиво-обыденным, вроде «Вольных рыболовов» — и всё покатится в пропасть. Именно так настоящее тайное общество, способное к великим делам ради великих целей, встаёт на путь вырождения. Рано или поздно, причём скорее рано, оно превратится в очередное сборище пьяниц, или извращенцев, или пустопорожних болтунов, или безумных мистиков.

К счастью, у этого общества названия не было. И никто не ощущал в таковом нужды.

Встречи проводились вечерами, достаточно далеко от столицы. Это причиняло членам тайного общества известные неудобства: к примеру, жёны могли заподозрить дурное. Но иначе поступать было бы неразумно. Раз в две недели лучшие люди Балеарии съезжались в особняк на высоком холме, откуда вид на огни Марисолемы открывался потрясающий — но пейзажем редко кто-то любовался.

Фелипе де Фанья давно не пропускал ни одной встречи.

Теперь он, конечно, приезжал уже не один — а в обществе мудрого старца, чьи глаза были закрыты повязкой. Посвящённые к обществу Ишмура успели привыкнуть, а вот Фелипе привык не вполне. Он-то знал гораздо больше остальных.

Размышления о великой цели, которая до появления Ишмура не имела чёткой формулировки, не были единственным занятием тайного общества. Да: теперь мудрец, не являвшийся человеком, донёс до каждого мысль о грядущих переменах. Но ещё задолго до того, как Ишмур впервые переступил порог уединённого особняка, в этих стенах уже зрел амбициозный план.

План, который не очень-то касался Фелипе. Идею своего рода реванша — возрождения амбиций эпохи Великой войны в новой форме и новом качестве, вынашивали другие люди. Те, кто был ближе к государству, нежели к науке.

Многие, возможно, назвали бы происходящее «заговором». Очевидно направленным на благо Балеарии, конечно — но раз государственные планы составляются на тайных встречах, а не в королевском дворце, то как выразиться точнее? Фелипе де Фанья полагал, что Анхелика ничего не знает.

Именно так утверждал канцлер. Некоторые сомневались в его искренности. Полагали, что какие-то беседы с королевой канцлер всё-таки ведёт — он не может играть совсем в тёмную, однако старается сложить подобное впечатление.

Может быть, канцлер слегка лукавил. Может быть, говорил искренне. Обсуждения реваншизма не становились основной темой встреч: канцлер подолгу беседовал за отдельным столом с Его Сиятельством Борхесом де Стефано, Хуаном Тадео, Руисом — графом Аренас, и другими старыми гигантами балеарской политики, вошедшими в силу ещё при императоре.

Иногда Фелипе видел, как присоединяются к беседами о государственных вопросах и более неожиданные люди: например, норштатский теоретик Ульрик тер Перглер. Уже двадцать лет — с самого конца войны, Перглер вынужден был жить в Марисолеме. Кажется, он не очень тужил по этому поводу. За двадцать лет у Перглера родилось две дюжины детей — в основном незаконных, и вдвое больше книг по различным вопросам управления государством.

Замечал Фелипе за тем столом и Педро Эрреро из рода Томпанельо — выдающегося картографа, автора лучшего атласа известного мира. А ещё поэта Алехандро Барульо, создателя любимых опер королевы Анхелики. Что эти люди делали среди империалистически настроенных реваншистов, учёный не очень понимал.

Чуть позже к разговорам присоединился Лопе де Гамбоа, один из ключевых людей Тайной канцелярии — и, что любопытно, единственный её служащий в узком кругу тайного общества.

Ишмур активно участвовал в беседах, которые заводил канцлер — причём поддерживая его. Он даже подал герцогу Тормалесо несколько смелых идей.

Если бы не вовлечение Ишмура, Фелипе де Фанья предпочёл бы по-прежнему держаться в стороне. Но старик учёного от себя ни на шаг не отпускал. Ишмур недавно говорил о путешествии, в которое оба