Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

Во всяком случае, все в Риме впали в траур, повсюду темные, мрачные одежды. Все мужчины, оставшиеся в Сенате, носят сагум вместо тоги и всадническую узкую полоску на тунике вместо широкой сенаторской. Курульные магистраты сняли знаки своей должности. Они даже сидят на простых деревянных скамьях в курии и в своих трибуналах. При виде богатых одежд и украшений сразу начинаются намеки на закон о роскоши. От полной беззаботности Рим метнулся в противоположную крайность. Куда бы я ни пошел, везде громко выясняют, действительно ли мы стоим на пороге поражения.

Как ты увидишь, официальный ответ касается двух отдельных вопросов. О первом решении я лично сожалею, но меня задушили криком во имя крайней необходимости для нации. А именно: в будущем все и всяческие жертвы войны от последнего рядового до командующего будут погребаться по возможности с соблюдением обряда на поле боя. Ни один из них не должен быть возвращен в Рим из опасения, что это может дурно повлиять на моральный дух. Ерунда, ерунда, ерунда! Но они захотели, чтобы было так.

Второе, дело гораздо хуже, Гай Марий. Зная тебя, я хотел бы, чтобы ты прочел мое приватное послание раньше, чем официальный текст. Лучше уж я расскажу тебе без лишнего шума, что палата отказалась передать тебе верховное командование. Они не смогли полностью обойти тебя вниманием — им не хватило бы на это храбрости. Вместо этого передали командование совместно тебе и Цепиону. Более ослиного, идиотского, более бесполезного решения они не могли бы принять. Даже назначить Цепиона твоим начальником — и то было бы остроумнее. Но, полагаю, ты будешь управляться с ним в своем неповторимом стиле.

О, как я был зол! Но беда в том, что оставшиеся в палате в большинстве своем не более чем куски высохшего помета, прилипшие к овечьему заду. Вся хорошая чистая шерсть — на поле боя. Да, есть еще такие, как я. Здесь нас — малая горстка в сравнении с количеством дерьма. В данный момент я чувствую себя почти ненужным. Филипп баллотируется на мое место. Можешь такое вообразить? Было достаточно скверно иметь с ним дело как с консулом в те ужасные дни, которые привели к убийству Марка Ливия, но теперь он стал еще хуже. И всадники в комиции кормятся из сальных рук! Я писал Луцию Юлию, чтобы он вернулся в Рим и принял должность консула-суффекта, заменив Лупа, но он ответил, что слишком занят, чтобы покинуть Кампанию хотя бы на один день, а нам пожелал разобраться на месте без него. Я делаю все, что могу, но, говорю тебе. Гай Марий, я становлюсь слишком старым.

Разумеется, Цепион станет нетерпим, когда услышит эти новости. Я попытаюсь распорядиться курьерами так, чтобы ты узнал обо всем раньше его. Даю тебе время решить, как обойтись с ним, когда он распустит перед тобой свой павлиний хвост. Могу только дать тебе один совет: поступи с ним в своей манере.

Но в конце концов Фортуна распорядилась сама — изящно, окончательно и иронично. Цепион принял свою часть объединенного командования с большим удовлетворением. Он разбил возле Варии рейдовый легион марсов, пока Марий разделывался со Скатоном у реки Велин. Сравнивая свой огромный успех со скромной победой Мария, Цепион сообщил Сенату, что одержал первую победу в этой войне, поскольку это случилось на десятый день июня, тогда как битва Мария произошла двумя днями позже. И в промежутке между этими двумя успехами имело место ужасное поражение, в котором Цепион обвинял скорее Мария, нежели Лупа. К его огорчению, Марий, казалось, вовсе не был озабочен выяснением, кому принадлежит главная заслуга и чего добивался Цепион в Варии.

Когда Цепион велел Гаю Марию вернуться в Карсиолы, тот попросту проигнорировал приказ. Вместо этого Марий занял лагерь Скатона на берегу Велина, основательно укрепил его и разместил там все свои войска, обучая и переучивая их. Время шло. Цепион раздражался все больше, не имея возможности вторгнуться в земли марсов.

Кроме полученных в наследство от Лупа примерно пяти когорт уцелевших солдат у Мария были еще две трети от тех шести тысяч, что бежали после разгрома Презентея; теперь всех их надо было заново экипировать. В итоге это давало Марию три легиона, укомплектованных с превышением численности. Но перед тем, как сдвинуться хотя бы на дюйм, они должны были быть полностью готовы — и так готовы, чтобы удовлетворять лично Гая Мария, а не какого-нибудь кретина, который не может разобраться, где у него авангард, а где фланги.

У Цепиона имелось полтора легиона, причем половину войск он перераспределил, чтобы создать два недоукомплектованных легиона. Поэтому Цепион не был достаточно уверен в себе, чтобы двигаться с места. И именно поэтому, когда Марий муштровал своих людей в нескольких милях к северо-востоку, Цепион сидел в Варии и бесился. Как ранее у Лупа, большую часть времени у него занимало писание писем с жалобами в Сенат, где Скавр и великий понтифик Агенобарб, а также Квинт Муций Сцевола и несколько других крепких людей выдерживали осаду Луция Марция Филиппа, отбивая его атаки каждый раз, когда он предлагал лишить Гая Мария командования.

Примерно в середине квинктилия к Цепиону явился посетитель. Это был не кто иной, как Квинт Поппедий Силон, марс. Силон появился в лагере Цепиона с двумя испуганными рабами, одним тяжело нагруженным ослом и двумя детьми — по-видимому, близнецами. Вызванный из шатра Цепион вышел на форум своего лагеря, где Силон в полном вооружении стоял впереди своей маленькой свиты. Дети, которых держала на руках рабыня, были завернуты в пурпурные одеяла с золотой вышивкой.

При виде Цепиона Силон просиял:

— Квинт Сервилий, как я рад тебя видеть! — произнес он, подходя и протягивая ему руку.

Сознавая, что находится в центре всеобщего внимания, Цепион с надменным видом остановился и руки не подал.

— Чего тебе надо? — осведомился он презрительно.

Силон опустил руку, стараясь, чтобы этот жест выглядел независимо и в нем не чувствовалось бы приниженности.

— Я ищу защиты и убежища в Риме, — проговорил он. — Ради памяти Марка Ливия Друза я предпочел бы сдаться тебе, а не Гаю Марию.

Слегка смягчившись и втайне сгорая от любопытства, Цепион заколебался.

— Но почему ты нуждаешься в покровительстве Рима? — спросил он, переводя взгляд с Силона на завернутых в пурпур детей, с мужчины-раба на тяжко нагруженного осла.

— Как тебе известно, Квинт Сервилий, марсы передали Риму официальное объявление войны, — начал Силон. — Но тебе неизвестно, что именно благодаря марсам италики откладывали свое наступление в течение такого долгого срока после объявления войны. На совещаниях в Корфинии — теперь этот город называется Италика — я постоянно просил об отсрочке и втайне надеялся, что удары так и не будут нанесены, потому что считаю эту войну бессмысленной, ужасной, опустошительной. Италия не может победить Рим! Некоторые члены совета стали обвинять меня в проримских симпатиях — я отверг эти обвинения. Тогда Публий Веттий Скатон — мой собственный претор! — прибыл в Корфиний после своей битвы с консулом Лупом и последующего столкновения с Гаем Марием. В результате Скатон обвинил меня в сговоре с Гаем Марием, и все поверили ему. Неожиданно я оказался в изоляции. Меня не убили в Корфинии только благодаря численности суда — это были все пятьсот членов италийского совета. Пока они совещались, я покинул город и поспешил к себе в Маррувий. Я добрался туда раньше преследователей — погоню возглавил не кто иной, как Скатон. Я понял, что среди марсов не смогу больше быть в безопасности. Поэтому я забрал моих сыновей-близнецов и решил бежать в Рим и просить там убежища.

— Почему ты думаешь, что мы захотим защитить тебя? — поинтересовался Цепион, раздувая ноздри. Что за странный запах! — Ты же ничего не сделал для Рима.

— О, я кое-что сделал, Квинт Сервилий! — сказал Силон, указывая на осла. — Я украл содержимое марсийской сокровищницы и хотел бы передать его Риму. Здесь, на этом осле, — лишь небольшая его часть. Очень небольшая часть! В нескольких милях отсюда, хорошо спрятанные в укромной долине, находятся еще тридцать ослов, все нагруженные золотом.

Золото! Вот что унюхал Цепион — золото! Все утверждают, будто золото ничем не пахнет, но Цепион-то знал куда лучше, пахнет оно или нет. Так же, как знал это его отец. Не было никого из Квинтов Сервилиев Цепионов, кто бы не мог учуять золото.

— Дай-ка я посмотрю, — проговорил Цепион, направляясь к ослу.

Корзины были хорошо укрыты покрывалом. Цепион сдернул его — золото было там! Пять грубых круглых слитков, разместившихся в каждой из корзин, засверкали на солнце. На каждом из слитков была выбита марсийская змея.

— Здесь около трех талантов, — сказал Силон, закрывая корзины и опасливо осматриваясь по сторонам, не видел ли кто. Завязывая ремни, которые удерживали покрывало, Силон молча взглянул на Цепиона своими удивительными желто-зелеными глазами, и ослепленному блеском Цепиону показалось, что в них мелькнули огоньки. — Этот осел — твой, — сказал Силон. — И возможно, еще двух или трех ты смог бы взять себе, если бы обеспечил мне свое личное покровительство наряду с покровительством Рима.