Адъютант его превосходительства - И. Болгарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Найди двух понятых, чтоб все, значится, законно… Обыск делать будем…
Резко распахнулась дверь, и в кабинет Лациса быстро вошел своей обычной уверенной походкой начальник оперативного отдела штаба армии Басов. И тут же за его спиною безмолвно! вырос с винтовкой в руках часовой.
– Я надеюсь, хоть вы мне все объясните?! – зло и непримиримо выкрикнул Басов. – На каком основании?..
Но Лацис перебил его.
– А я, признаться, думал, – сухо сказал он, – что это вы мне все объяснять будете. Я вас буду спрашивать, а вы мне – объяснять… Да вы садитесь. Разговор у нас, я так понимаю, будет долгий.
Басов, не теряя спокойствия, присел к краешку стола:
– Что? Что вас еще интересует? – с благородным негодованием спросил он. – Да, я полковник царской армии и никогда этого не скрывал…
– А я вас об этом и не спрашиваю, – спокойно сказал Лацис.
– Так что же вас интересует?
– Сапоги.
И Лацис деловито поставил на стол уже знакомые нам сапоги, надраенные до блеска старательным сапожником.
– Ваши? – впился глазами в начальника оперативного отдела весь подобравшийся Лацис.
Басов на какой-то миг внезапно потускнел. Негодование сменилось на его лице страхом. Он сразу понял все или, по крайней мере, очень многое. Но тут же взял себя в руки.
– Э-э… возможно… Но как они оказались у вас? – с растяжкой, чтобы выиграть время, начал он.
– Случайно. Михаил Васильевич Пискарев передавал с их помощью вам письмо, а они вместе с письмом попали к нам.
– Какое письмо? Какой Михаил Васильевич? – снова возмущенно заговорил Басов, напряженно отыскивая про себя надежные ходы спасения.
– Слушайте, Басов! Мы ведь договорились, что задавать вопросы буду я!
– резко сказал Лацис. – Но, если хотите, я отвечу на ваши вопросы. Какое письмо?.. От Щукина!..
– Не знаю такого.
– Какой Михаил Васильевич? – не обращая внимания на слова Басова, спросил Лацис и, подняв голову, сказал часовому: – Введите!
В коридоре послышались неуверенные шаги – один, другой, третий, – ломкие, настороженные и беспомощные.
Басов смотрел на дверь и напряженно ждал, на лице его игязвительно-холодная усмешка.
В кабинет, припадая на культяпку, вошел сапожник. Был он гладко выбрит, но в той же потрепанной одежде.
– Михаил Васильевич Пискарев, – отрекомендовал его Лацис и посмотрел на Басова. – Что? Не знакомы?
Басов, широко разведя руки в стороны, расхохотался весело внешне даже искренне.
– Помилуйте!.. Откуда?.. – давясь смехом, сказал он Лацису. – Что может быть общего у меня с этим оборванцем?
Лацис сощурил глаза, тихо переспросил:
– Общего? – затем достал из ящика узкий сапожный нож чуть-чуть загнутым вниз концом и с легкой терпеливой иронией добавил: – Ну хотя бы этот нож… Этот самый сапожный, заметьте, нож, которым вы с Пискаревым убили начальника оперативного отдела армии товарища Резникова!..
Басов, приобретший было прежний свой самодовольно-наешливый вид, поперхнулся. Высокомерную его улыбку разом свело с лица. Но это – всего лишь на мгновение. И опять он все еще попытался спастись.
– Не-ет!.. Нет-нет! Это какая-то ошибка! – возмущенно оправдывался он. – Я сейчас же буду жаловаться товарищу Райскому. Что за бред собачий? Какой нож? Какой еще Пискарев?
«Упорно. Изворотливо. И гадко! – подумал, глядя на него, Лацис. – Таким, как этот, улик мало. Хорошо, что не поторопились обезвредить. У каждого свое оружие. У этого – подлая изворотливость дождевого червя».
Лацис поднял со стола какую-то бумагу и, искоса заглянув в нее, невозмутимо произнес:
– Тогда, быть может, вы вспомните вот что: настоящее имя этого человека Сергей Викторович Ковальский… подполковник белой армии, бывший адъютант великого князя Михаила Александровича… Ну как?.. Вспомнили?.. Сейчас резидент Щукинна… Что? Все еще не узнаете?
Басов побледнел, закусил от волнения губу и, настороженно выпрямившись, старался все же не глядеть в сторону Пискарева…
Он должен сейчас улыбнуться. Обязательно улыбнуться! – приказал он себе и тут же улыбнулся, но улыбка получилась жалкой, вымученной.
– Нет! – покачал головой Басов. – Я этого человека никогда не встречал.
Басов, облегченно вздохнув, откинулся на спинку стула и встал с пренебрежительным любопытством рассматривать хромого сапожника. Простовато-недоуменное лицо. И взгляд! Какой сердитый взгляд! Держится молодцом! Значит, так и ему надо держаться…
Лацис тоже краем глаза следил за Пискаревым и Басовым и увидел, что они настроены запираться до конца.
– А вы? – резко повернулся Лацис к сапожнику. – Может быть, вы узнаете Владимира Петровича Басова? Работает там же, где и вы, у полковника Щукина…
«Неужели Лацис допустил непростительную в его деле оплошность? – напряженно прикидывал в уме Басов. – Очная ставка двух запирающихся людей. Пожалуй, это промах! Только держаться так до конца!» И Басов возбужденно подался вперед, хотел возмутиться.
Но Лацис непреклонно закончил:
– Кличка – Николай Николаевич… Все еще не узнаете?
Сапожник зло громыхнул протезом и, успокоенный ловким запирательством Басова, резко тряхнул головой.
– Нет, – сказал он, без любопытства оглядывая сидящего возле стола Басова. – Представьте себе, в первый, раз вижу.
– Правда? – не скрывая иронии, спросил у него Лацис. – А мне показалось…
Лацис достал из ящика стола фотографию. Это был групповой портрет высших чинов царской армии. В центре стоял великий князь Михаил Александрович. По правую руку от него вытянулся блестящий немолодой уже офицер, в котором без большого труда можно было узнать сапожника. Рядом с Пискаревым в тугом и строгом мундире с погонами полковника генерального штаба и при орденах стоял и сам Басов.
– …показалось, что вы давно знакомы, – закончил с нарочитым недоумением Лацис и снова поднял глаза на Басова: – Кстати, фотографию эту мы нашли у вас… Да-да, какой просчет при таком-то опыте! Но не судите себя строго, и без этой фотографии улик против вас набралось достаточно… Николай Николаевич.
Басов обреченно понял, что запираться дальше бесполезно, и с бессмысленным выражением лица уронил голову…
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Новороссийск встретил Красильникова и его товарищей – Кособродова и Николая холодной, сквозняковой погодой.
Город стоял на бою ветров: они дули либо с гор, либо с моря. И лишь в короткие промежутки, когда один ветер приходил на смену другому, здесь устанавливалась непривычно тихая погода. Случалось это редко.
Кораблей в эту пору в Новороссийске оказалось много. Жестокие, ножевые ветры рвали на мачтах английские, американские и французские флаги, тоскливо свистели в крепко натянутых снастях. Тяжелые волны яростно бились о камни и об упругие железные корпуса.
