"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Острогин Макс

– Я, господин прапорщик по адмиралтейству!

– Поднимайте всех свободных. Подготовить когабль к хогошему, пгавильному пожагу, пгичем к такому, чтобы самому господину ялтинскому полицмейстегу не было стыдно на него поглазеть!

– Вы хотите…

– Конечно хочу! Вы таки не пгедставляете, Александг Александгович, как удобно швагтовать и газггужать шаланды с товагом, когда и погтовые власти, и полиция, и даже янгеле этого молодого, но уже очень нахального поца Бени с Молдаванки смотгят на высокохудожественный и, главное, своевгеменный пожаг!

Капитан-лейтенант Корнильев ухмыльнулся:

– Не думал, что вы пожертвуете таким прекрасным грузом, Яков Самуилович! Я же помню, с каким восторгом вы осматривали трюмы этой красотки. Да и во Владивостоке что керосину, что продовольствию очень бы обрадовались и, полагаю, выплатили премию за груз по высшей ставке. А тут такой убыток…

– Молодой человьек, – возмущенно ответил ему собеседник, – здесь таки вовсе даже никто не говогит об убытках! Надо же понимать газницу между убытком и ин-вес-ти-ци-ей!

– Огни по левому борту! – закричали сразу два сигнальщика.

Командир броненосца «Асахи» капитан первого ранга Хасимото подскочил с постели – борьба с пожарами, заделка подводной пробоины и откачка воды почти лишили его сил. Он выскочил на мостик, благо спал в одежде. Оставалось только надеть фуражку и придать лицу долженствующее бесстрастное и слегка надменное выражение.

– Похоже, гражданский. Кто еще будет ходить в этих водах со всеми зажженными огнями?

– Передайте на «Муракумо»… – начал отдавать распоряжения командир, но не успел.

На неизвестном корабле зажегся прожектор, и его луч протянулся прямо к броненосцу.

– Бака! – Хасимото чуть не разбил бинокль об ограждение мостика. – Идиот! Сын морской шлюхи! Носовой плутонг противоминных – один выстрел по курсу этого дурака!

Миноносцев у русских было немного, но артиллеристы трехдюймовок на всякий случай спали при своих орудиях, и одно из них рявкнуло спустя всего двенадцать секунд после приказа.

Разумеется, всплеск от падения бронебойного снаряда в воду вряд ли был замечен в темноте, но уже спустя восемь секунд после выстрела на палубе совершенно однозначно трампа сверкнула вспышка, от которой поползли по надстройке языки пламени. Огонь рвался вверх так яростно, словно надстройка транспорта была полита керосином. Уже через полминуты весь корабль полыхал.

– Я приказывал дать выстрел по курсу! – рявкнул Хасимото. – Осветить цель! Транспортам быть готовым оказать помощь или снять экипаж!

– От борта корабля отвалил миноносец! Это «Хай Хуа»![303]

– Противоминная артиллерия и артиллерия среднего калибра левого борта, цель – русский миноносец! Огонь! – закричал капитан. – Общая тревога! Прислугу орудий правого борта – на помощь левому! Прожекторам – осветить русских!

Яростные лучи света скрестились на маленьком русском кораблике.

«Слишком поздно! Он успеет атаковать, даже если мы накроем его с первого залпа», – успел подумать Хасимото, прежде чем завопил один из сигнальщиков, отвлекшийся на созерцание пожара и потерявший драгоценные секунды, чтобы поднять тревогу.

– Торпеды с правого борта!

Первая из двенадцати закупленных в Циндао мин нащупала борт идущего ближе к берегу «Синономэ», а еще три – с интервалом не больше двух секунд поразили и так поврежденный «Асахи».

«Навин», «Синай» и «Бураков» латали пробоины от трехдюймовок, «Давид» пришлось затопить. Оставшийся в одиночестве «Муракумо» отбивался так отчаянно, что только четырехкратное превосходство в артиллерии позволило морякам Израиля выиграть этот бой. Немногочисленных пленных японцев сгрузили на захваченные пароходы, доставлявшие, как оказалось, боеприпасы, инженерное имущество и стройматериалы к месту высадки армии тэнно под Владивостоком, и направленные вместе с поврежденным броненосцем обратно в Японию, когда десантная операция была свернута вследствие угрозы русских подводных лодок.

«Цецилия» щеголяла обугленной надстройкой, но пожар был исполнен в лучших традициях одесских контрабандистов и фатального ущерба ни кораблю, ни грузу не нанес. Инвестиции инвестициями, но ведь сэкономленные деньги – это заработанные деньги!

Израильская учебная, хотя вполне уже боевая эскадра шла курсом на Владивосток. Здесь на сопках, как и в предгорьях Мукдена, и на берегах Черного моря, разворачивалась основная шахматная партия. Маленькие люди, скромно делающие свою работу, даже не подозревали, что уже стали крошечными шестеренками в огромном геополитическом механизме, раскручивающем колесо истории.

25 апреля 1902 года. Карс

Великий князь Николай Михайлович придирчиво осмотрел свой командный пункт, буквально нашпигованный различными предметами, не используемыми до прошлого года в армии вообще, и покачал головой. Командовать войсками таким образом ему еще не доводилось. Не было и в помине ровных шеренг, выстроенных в батальные линии полков, развевающихся знамен, грохота барабанов – всего того, к чему он привык в лейб-гвардии, что ему знакомо по Аладжинскому сражению, когда он заслужил своего первого и пока единственного Георгия.

Вместо обозреваемого глазом фронта – карты различного масштаба с синими и красными флажками, папки с боевыми донесениями отрядов, находящихся от КП на немыслимом расстоянии в десятки, а то и в сотни верст. Вместо вестовых и порученцев – туши радиотелеграфов и целый сонм аппаратов полевой связи. Вместо боевого горна – противный телефонный зуммер.

– Да, – покачал головой Николай Михайлович, – война окончательно потеряла романтичный ореол и превратилась в сплошной канцеляризм. Еще немного, и вместо приказа об атаке надо будет просто нажать на какую-нибудь кнопку.

Николай Михайлович капризничал, потому как волновался. На самом деле такое положение командира его устраивало, напоминая академическую библиотеку, где никто не отвлекает посторонними шумами и дает возможность сосредоточиться на изучаемом предмете. Любителя всего нового и революционного, самого беспокойного из всех Романовых завораживало необычное действо.

Его Кавказская гренадерская дивизия за год похудела до трех батальонов и в таком составе переходила границу с Турцией. Но какие это были батальоны! Сплошь офицеры и унтер-офицеры, имеющие опыт восхождения на горные вершины, все как один – бекасники, через одного знающие местный язык, экипированные и вооруженные для выживания и победы в самых сложных горных условиях.

Обмундирование разработано и пошито, чтобы защитить от высокогорной стужи и не стеснять движения: двубортные кители, теплые брюки из плотной ткани с манжетами, специальные горные ботинки с шипами. У каждого ледорубы, спальные мешки, меховые жилеты и такие же носки, теплые перчатки, снегоступы, защитные очки, скальные молотки, веревки, другое альпинистское снаряжение.

В каждом отряде из ста бойцов – полевая кухня, перемещаемая на вьюках. Короткие кавалерийские карабины с двукратной оптикой, ручные пулеметы Мадсена – по десять на отряд. Гордость дивизии – горная артиллерия: вьючные скорострельные 37-миллиметровые горные пушки Маклина и полупудовые мортирки на станке Дорошенко с новыми восьмифунтовыми гранатами – каждой «твари» по паре.

Карты – особая гордость Николая Михайловича. В течение года состоялось более двухсот экспедиций «за бабочками», как выразился Никки, хитро прищурив глаза. Энтомологи с военной выправкой облазили окрестности Эрзерума, армянское нагорье, где берут начало Евфрат, Араке и Кура, основные хребты Малого Кавказа – Шахдаг и Контур-Алангезский. Побывали даже юго-восточнее реки Сефид-Руд, где Талышские горы сменяются горами Эльбурса.

При зачислении в дивизию князь лично раздавал офицерам маленькие книжечки как раз такого размера, чтобы удобно помещались в кармане. Называлась брошюра «Памятка бойца-альпиниста».