Мертвое море (ЛП) - Тим Каррэн

            Фабрини сунул одну из ламп Саксу в руки. Тот разбил ее об одно из средних сидений, в двух шагах от наступающих усиков, и плеснул керосин на приближающуюся орду. Зажег сигнальный факел, и ярко-красный язык пламени осветил лодку и неоном отразился от тумана. Тварь не знала огня. У нее не было зрения как такового, но Сакс готов был поспорить, что она имела нервные окончания. Он бросил факел на пропитанные керосином волокна, и те взорвались фонтаном пламени, вспыхнули, как сухая труха. Языки огня метнулись к телу твари.

            Она дико забилась, обманутая легкой добычей. У нее был рот или что-то вроде, поскольку она стала издавать высокий, пронзительный звук, как умирающее насекомое. Такой, какой издает паук, раздавленный вашим ботинком. Она попятилась, объятая огнем и дымом, наполняя воздух тошнотворным, едким смрадом.

            И с шипением и паром ушла под воду.

            Но она никуда не делась. Ее горб остался над поверхностью.

            - Что теперь? - спросил Менхаус. - О, Господи, что теперь?

            - Тушите огонь, - скомандовал Сакс.

            Фабрини и Крайчек принялись плескать воду на умирающие лепестки пламени, а Менхаус схватил факел, который успел прожечь в корпусе шлюпки дыру.

            Горб зашевелился, завибрировал, задрожал, и высунулся из воды дюйма на три-четыре. Он начал растягиваться, внезапно разделился надвое, и половинки стали распадаться на части с влажным, рвущимся звуком.

            - О, что, черт возьми, она делает? - воскликнул Фабрини.

            Крайчек облизнул пересохшие губы.

            - Думаю... думаю, она разделяется.

            Так оно и было. Простое деление, бесполое размножение. Она делилась надвое, как простейшее животное. Половинки продолжали удаляться друг от друга, бешено вибрируя. Их соединяли пряди желто-розовой ткани. При делении генетического материала клеточная оболочка рвалась и образовывалась вновь. Вода вокруг заполнилась струями белой, похожей на сперму жидкости. Затем деление завершилось, и получилось два горба. Ни один не шевелился.

            Менхауса вырвало за борт.

            - Кажется, она уснула... - произнес Крайчек, - Нам нужно убираться отсюда, пока это возможно.

            Саксу эта мысль понравилась. Он раздал всем весла.

            - Теперь гребите, сукины дети, - скомандовал он. - Гребите изо всех сил...

6

            После нескольких часов угроз тьма, наконец, пришла.

            Она родилась в холодных недрах моря и в черных, безмолвных утробах брошенных кораблей. Хлынула наружу паутиной теней, заполняя все на своем пути и сливаясь в черную как смоль пелену. Накрывала собой корабельное кладбище, поглощая даже сам туман. Единственным намеком на свет была та грязная, красноватая дымка от большей из лун.

            - Интересно, как долго это продлится? - Спросил Кушинг Джорджа.

            Они стояли на входном трапе с одной из найденных ламп, пока Маркс и Гослинг проверяли ящики, то и дело, объявляя о находках. Пока они сумели обнаружить одеяла, инструменты, три ящика с ботинками и два с камуфлированными палатками. А еще примерно две дюжины коробок с сухпайком - "хавкой" или "бичпакетами" на военном жаргоне. На замену старым консервам. Так что у них появился новый источник пищи, которого могло хватить на долгие месяцы.

            Гослинг орудовал гвоздодером, а у Маркса был кровельный молоток. Оба инструмента были, видимо, в свое время заботливо оставлены старшим по погрузке.

            - Глядите-ка! - воскликнул Маркс. - Тут и пластит уже расфасованный есть. Вставляешь запал, бросаешь, и "бум"! Придется очень кстати. Понимаете, о чем я?

            Все его прекрасно понимали.

            Джордж использовал подобные заряды, когда служил в инженерном батальоне. В основном на стройплощадках. Даже небольшим количеством С-4 можно было нанести приличный урон. При желании.

            Чесбро и Поллард сидели на приставных сидениях перед "Хаммерами". Чесбро молился, а Поллард просто пялился в пространство перед собой.

            - Кто знает, на какой орбите вращается эта планета, - продолжал Кушинг. - Ночь может длиться пару часов или несколько недель. Кто знает?

            - Черт, - ругнулся Джордж.

            Они были и без того вымотаны туманом, но находиться в кромешной тьме так долго... Джордж уже сомневался, что они останутся в здравом уме к тому моменту, когда снова станет светло.

            Он пытался дистанцироваться от всего этого. Продолжал думать о Лизе и Джейкобе, и о том, как много они значат для него. Даже когда-то пугающие вещи казались теперь обнадеживающими. Счета за визиты Джейкоба к дантисту. И Лизы к мануальному терапевту. Алименты двум бывшим женам. Ипотека. Боже, как приятно было вспоминать обо всем этом. От этого веяло таким уютом и безопасностью. Забавно, что мысли о неминуемой смерти и безумии могут сделать с человеком.

            Могут изменить ваш взгляд на все.

            - Черт, мы будем жить как короли, - сказал Маркс, довольный находками. - Смотрите... сигнальные факелы! Разве не здорово?

            Гослинг сказал, - Мы же утопим лодки, если затащим на них все это барахло.

            - Возьмем только необходимое. Вернемся, если потребуется.

            - Ага, - сказал Гослинг. - Если сможем найти снова этот чертов самолет.

            - О, но я в тебя верю, Первый. Даже здесь, у Дьявола в заднице, я очень в тебя верю.

            Гослинг рассмеялся, и Маркс рассказал сальный анекдот про трех монахинь и прокаженного, у которого все время отваливался член.

            Джордж всмотрелся в туман. Тот клубился у входного трапа, густой и похожий на кружева, сотканный из дыма и пара. Свет от лампы проникал в него футов на десять, после чего испускал дух.

            - Что тебя поддерживает? - спросил Джордж Кушинга. - Имею в виду, как тебе удается оставаться в здравом уме? Взять, например, меня. Там, в реальном мире у меня остались жена и ребенок. Я знаю, что должен вернуться к ним, любым способом. Всякий раз, когда чувствую, что больше не могу, что мой мозг разрушается... я думаю о них. Думаю, каково будет увидеть их снова. Это дает точку опоры. А что насчет тебя? Ты же не женат, верно?

            Кушинг  покачал головой.

            - Я сказал себе, что не женюсь, пока мне не исполнится сорок. А когда исполнилось, я решил, что пятьдесят тоже звучит неплохо.