Ордынская броня Александра Невского - Дмитрий Абрамов

Лишь через три седмицы после пребывания в Мосальске, козляне смогли тронуться далее в сторону Новгорода Великого. Весть о мужественной обороне Козельска, взятии его и расправе татар с его защитниками, о страшных потерях татарской рати быстро облетела всю Северную Русь. Эта весть обогнала Горислава и его спутников на пути к Новгороду. Когда они проезжали верхом через какое-нибудь село или слободу в землях, не тронутых татарами, кто-то расспрашивал о том, откуда они и куда держат путь. Один из четверых воев отвечал, но, услыхав ответ, на них смотрели с недоверием или с ужасом.

Козляне подъехали ко двору бронника и остановили коней. На дворе залаял пес. Над одной из построек вился дымок, шедший из трубы, и слышался перезвон кузнецких молотов. Кузница жила своей повседневной жизнью. Горислав, подъехав к воротам, постучал в них и позвал хозяев. Пес забрехал еще громче. Вскоре отворилась калитка и вышел младший брат Антонины в потемневшей от пота и окалины рубахе с закатанными рукавами и в кузнецком кожаном фартуке. Волосы его были подвязаны ремешком. Серые строгие глаза внимательно смотрели на незнакомцев. Крепкая длань десницы сжимала большие клещи. Он сильно возмужал и окреп за эти годы, но Горислав узнал его и поздоровался с ним. Молодой широкоплечий кузнец с удивлением вдруг понял, кто перед ним, улыбнулся и шагнул навстречу. Горислав быстро сошел с коня, и они обнялись. Шуряк[142] громко крикнул, вызывая отца. Тот появился через минуту. Они обнялись, расцеловались на радостях. Алекса стал звать гостей в дом. Тем временем растворили врата, козляне спешились, стали заводить коней во двор. С крыльца сошла удивленная, обрадованная теща, выбежали детишки, бросившиеся к отцу и повисшие на нем. Сколько слез и радости было. Все плакали, обнимались, целовались. Сколько времени не видели друг друга! Сколько вопросов сразу посыпалось на козлян. Глазам своим не верили новгородцы, что приехавшие к ним люди совсем недавно чудом избежали смерти. Алекса повел гостей в дом, велел сынам немедля топить баню, жене, снохе и младшей дочери, уже невесте, накрывать на стол и принести из погреба пива и медовухи. Горислав же напрасно искал глазами. Не было Антонины среди тех, кто так радовался нежданной встрече.

Уже после бани козляне сидели распаренные, вымытые в летней холодной клети за столом. Пили, закусывали, ели. Расспросам не было конца. Пиво и мед развязали языки воям, хотя рассказывали они о том, что было в Козельске скупо. Никому не хотелось вспоминать те страшные, кровавые дни. Алекса и сыновья поведали козлянам о новгородских делах. Хвалили молодого князя Александра И порядки, заведенные им в новгородском полку и княжеской дружине. Горислав внимательно слушал всех, был молчалив, целовал и прижимал к себе детей да нехотя отвечал на вопросы. Потом еще пили и затянули протяжную, лихую песню. Подгулявшего тестя теща увела почивать. Затем уложила спать и детишек. Уже как свечерело и стемнело, старший шурин поднялся из-за стола и пошел что-то проверить в кузнице. Хмель плохо брал Горислава. Он поднялся и пошел следом. На дворе остановил шуряка и негромко спросил, где Антонина. Тот помолчал. Вздохнул глубоко и отвечал, что еще месяц назад, уже после того, как пришли вести о взятии татарами Козельска, Антонина неделю-другую плакала и убивалась. Затем сходила в церковь, собралась и уехала с каким-то торговым гостем в Руссу. Где уж она с ним познакомилась, Бог ведает. Уезжая, просила матушку пока приглядеть за детьми и обещала возвратиться через несколько месяцев. Никто ее не неволил, ведь считалась она теперь молодой вдовой. Вот и уехала. С той поры не было от нее вестей. Услышанное словно обожгло Горислава. Протрезвев, он скрипнул зубами, выматерился, сплюнул и возвратился к друзьям. Сев за стол, с тоски и негодования хватил до дна полный ковш крепкого меда. Помолчал немного, глядя на хмельных товарищей, клонившихся головами долу и, чувствуя, что быстро пьянеет, негромко запел протяжную, тоскливую песню…

На следующий день похмелились. Алекса и сыновья потихоньку принялись за кузнечную работу. Что же касалось гостей, то те еще погуляли и отдохнули до вечера. К вечеру захмелевший Горислав объявил, что собирается остаться в Новгороде рядом с детками. Однако утром поедет на княжеское Городище и будет проситься в княжескую дружину, чтобы как-то снискать хлеб насущный и прокормить детей. Путята и двое молодых козлян, услыхав это, безотлагательно решили ехать вместе с ним и поступить в услужение к новгородскому князю Александру. Вечером задали хорошего корма коням и улеглись спать.

Встали с рассветом. Умылись ледяной водой из колодца. Трезвея, сливали друг другу из ведра на голову и фыркали от холода. Теща напоила теплым киселем. Вывели и заседлали коней, вздели доспехи, приторочили оружие и тронулись со двора. Неторопливо проехав улицами Славны, добрались до Знаменских ворот. За воротами пустили коней наметом по дороге на восток — в сторону Болотова поля. Затем проехали мост над Малым Волховцем, а от Волотова свернули на юг в сторону Ковалева, держа путь к Спасо-Нередицкому монастырю и княжескому Городищу. Утро уже полностью вступило в свои права, солнце грело и уверенно шло к зениту, когда козляне подъехали к воротам княжеского града. Десная створа ворот была открыта, но в воротах и на верхах вежи были вооруженные и доспешные вои, остановившие приезжих и потребовавшие объяснений, кто они и откуда. Горислав и Путята сошли с коней, приблизились к створам ворот и, отвечая на вопросы сторожи, попросили вызвать кого-нибудь из старших в княжеском полку. Когда княжеские вои узнали, что за люди перед ними, то явно насторожились и стали посматривать на приезжих с недоверием. Разговор прервался. Горислав и Путята отошли в сторону к лошадям и стали ждать. Через четверть часа из ворот выехал молодой и нарядный верховой, по виду боярин. Ему указали на козлян. Не сходя с коня, боярин подъехал к ним. Еще раз переспросил их о том, откуда они. Услыхав ответ, с удивлением вскинул десную бровь, внимательно осмотрел приезжих и спросил, о чем-хотят говорить. Горислав отвечал за всех. Без слов, осмотрев доспехи, оружие и коней, боярин кивнул головой. Затем велел козлянам оставить коней за воротами под присмотром сторожи и следовать за ним. Четверым воям княжеской дружины велел сопровождать их до княжеского терема.

Через десять минут обезоруженные козельские вои уже стояли перед князем Александром на княжеском подворье в окружении переславских гридей, отроков и новгородских кметей. Ратмир, приведший козлян, был рядом с князем. Высокий, широкоплечий, голубоглазый и светлорусый князь явно нравился Гориславу, ибо был «остромысл» не по годам и задавал вопросы со знанием дела. Более всего интересовало князя, как вооружены и уряжены татары. Дадеко ли бьют их пороки и какова сила и точность их ударов. Князь спрашивал, почему татарская рать так долго не могла взять Козельска, как устроен был Козельский град, и помог ли князь Михаил козлянам. Горислав разъяснял уверенно, обстоятельно и складно. Но на последний вопрос взялся отвечать Путята. Видно было, что ответы понравились князю, и он понял, что имеет дело с опытными и бывалыми воями. Молодые козляне — Вышеслав и Поспел лишь утвердительно кивали головами во время ответов старших товарищей и пытались вставить хоть слово. Когда же под конец Горислав добавил, что занимал в черниговской дружине место детского, что он и Путята повидали татар еще на Калке пятнадцать лет назад, то князь Александр и все окружавшие его в полном молчании и с великим уважением воззрели на старых козельских воев. После недолгого молчания князь спросил еще, почему козляне решили служить ему, а не черниговскому князю. Горислав отвечал, что в Новгороде на Славне у него семья, и что после того, как князь Михаил Всеволодович оставил Козельск, Вщиж, Дебрянск и другие города своей земли на произвол судьбы, служить ему он более не станет никогда. Эти же слова подтвердили и произнесли Путята, Вышеслав и Поспел. Более говорить было не о чем. Новгородский князь подошел к Гориславу, положил длань ему на десное плечо и молвил:

— Ти реклъ есмь. Буди тако.

У Горислав отлегло от сердца, и он благодарно поклонился князю. Все четверо поступали на службу в княжеский полк как простые гриди. Им показали в конюшне, где поставить коней, отвели место для отдыха и ночлега в гриднице, а для доспехов и оружия в оружной палате. Через день бывшие козельские вои уже несли дозорную службу в окрестностях Новгорода Великого.

Жаркий июль вступил в свои права. В Оденпе в русском храме на Собор Архангела Гавриила (13 июля) служили литургию. Нарядная Елена стояла и молилась в ошеей части храма вместе с матушкой и младшей сестрой. Правее их и ближе к солее стояли дядья, старшие братья Елены и еще несколько бояр. Среди них Елена выделяла одного лет двадцати шести — двадцати восьми от роду статного и красивого ликом. Он был наряден и, казалось, весел, ибо у него сей день были именины. Звали его Гаврилой Борисовичем. Он был старшим сыном бывшего новгородского тысяцкого Бориса Негочевича — ярого сторонника покойного посадника Внезда Водовика. Говорили про Гавриила, что он был храбр и дерзок, не раз дрался в сечах против воев Ярослава Всеволодовича, псковичей и поганой литвы. Да и по его лику было видно, что он смел, умен и благороден. Елена уже не первый раз видела его здесь в храме и успела заметить, что Гаврила Борисович вместо молитвы часто смотрит на нее с восхищением и не может оторвать очей. Они уже не раз приветствовали друг друга при встрече поклонами, причем он улыбался Елене, сияя очами, и пытался заговорить. Однако она избегала разговора. Вот и сейчас он как нарочно встал позади ее братьев, почти вровень с ней, и искоса посматривал на нее. Ей льстило это. Но мысли об Александре не давали ей покоя, и она стыдила себя за то, что этот боярин нравится ей.