Невеста Нила - Георг Эберс

Дорога из города к набережной реки показалась девушке бесконечно длинной; она не удостоила ни одним взглядом толпу, запрудившую улицы, и не переставала молиться. Когда же ее гордая кровь закипала при мысли об ужасном насилии, и отчаяние закрадывалось в душу, Паула брала руку епископа, который не уставал поддерживать ее мужество и веру, говоря, что христианин должен надеяться на милость Божию, несмотря ни на какие испытания. Так они достигли места, где юную красавицу ожидал переход в неведомый мир. Торжествующие крики народа слились в несмолкаемый восторженный гул. Музыка и пение смешались с ропотом тысяч голосов. Оглушенная Паула машинально позволила снять себя с колесницы и пошла за юношами и молодыми девушками, которые служили ей свадебной свитой; они попеременно пели невесте лучший гимн прославленной Сапфо, посвященный Гименею.

Епископ сделал попытку образумить свою непокорную паству, но его тотчас заставили умолкнуть. Тогда он снова подошел к осужденной и вместе с ней вступил на разукрашенный помост.

Паула призвала на помощь всю свою силу воли, гордость и мужество, чтобы спокойно взглянуть в лицо смерти.

Гордо выпрямившись и приняв свойственную ей величественную осанку, девушка дошла уже до половины мостков, как вдруг позади нее по деревянным доскам раздался стук копыт. Горус Аполлон догнал осужденную и преградил ей путь. Едва переводя дух, обливаясь потом, он с насмешливым и торжествующим видом приказал ей снять покрывало, а Иоанну — отойти прочь, чтобы уступить место представителю благодатного Нила, кузнецу исполинского роста, который хотя стыдился своего фантастического наряда, но был готов до конца исполнить порученную ему роль. Однако епископ и Паула отказались исполнить требование жреца Исиды. Тогда старик сорвал покрывало с головы дамаскинки, кивнул «богу Нила», и тот вступил в свои права. Почтительно поклонившись прелату, которому оставалось только покориться, кузнец взял дамаскинку за руку, чтобы довести ее до платформы, где кончался помост. Здесь оба старца, шедшие впереди поезда Осириса-Бахуса, бросили в реку, в виде предварительной жертвы, принесенные ими сосуды из серебра и золота..Затем судейский оратор, переодетый языческим жрецом, начал произносить отлично составленную речь, в которой разъяснилось значение предстоящего торжественного обряда. При этом он взял Паулу за руку, намереваясь передать ее силачу. Представитель Нила готовился уже схватить дамаскинку и бросить в глубину реки, но тут возникло неожиданное препятствие: большая нарядная барка подошла к самому краю помоста. Вся толпа и зрители на трибунах снова заволновались, тогда как до этой минуты все замерло в напряженном ожидании развязки. Отовсюду послышались громкие возгласы:

— Праздничная лодка вдовы Сусанны!

— Смотрите на Нил, смотрите на реку!

— Это «мотылек», дочь известного богача Филаммона!

— Какое очаровательное зрелище!

— Вторая невеста Нила!

Все взгляды, как по мановению волшебства, обратились с Паулы на Катерину. Красивая, нарядная барка Сусанны уже целый час лавировала туда и сюда мимо эстрады. Стража не раз обращалась к гребцам, приказывая им держаться подальше от места церемонии, но те не слушались, а воины не рискнули подплыть на своих маленьких челноках к большому судну, насчитывавшему пятьдесят человек экипажа.

Теперь барка приблизилась к самому помосту, красуясь у всех на виду своим стройным корпусом, яркой позолотой, высоким навесом каюты на серебряных столбах и пурпурными парусами с богатой вышивкой. Только большой черный флаг на мачте нарушал общее впечатление. Катерина приказала служанкам переодеть себя в каюте в белое платье и украсить белыми цветами, зеленью мирта, розами и лотосами. Встревоженные рабыни спрашивали, что это значит, но она ничего не объяснила.

Горничная, прикалывавшая ей цветы на груди, чувствовала, как сильно билось сердце ее госпожи; колокольчик лотоса, свесившийся с плеча на полную грудь Катерины, быстро поднимался и опускался, как будто бы его качали уже бурные волны Нила. Губы девушки подергивались, щеки были мертвенно бледны.

«Что она хочет делать?» — перешептывались между собой ее спутники.

Только вчера у нее умерла мать, а сегодня Катерина явилась на празднество и даже приказала рулевому подъехать к месту церемонии и держаться вблизи помоста, у всех на виду. Она, очевидно, хотела показать народу свой роскошный наряд и заставить любоваться собой, потому что взошла на крышу каюты. Поднимаясь по ступенькам лестницы, дочь Сусанны была прелестна, как невинный ангел; ее движения были полны детской застенчивости, но глаза горели радостью, как будто здесь ее ждало что-то желанное, к чему она давно стремилась всей душой. Анубису пришлось поддерживать молодую девушку на последних ступеньках: у нее подкашивались ноги; но, взойдя наверх, она отослала его назад, с поручением никого не пускать на палубу.

Юноша, привыкший к повиновению, не возразил ни слова. Тогда Катерина встала на скамейку у перил борта, повернулась к Пауле, которая подходила к ней все ближе, и протянула к дамаскинке и епископу правую руку с двумя стеблями великолепных лилий. Это происходило в ту самую минуту, когда переодетый Нилом кузнец измерил взглядом расстояние между помостом и баркой, а затем объявил, что судно мешает ему сбросить невесту Нила в глубину реки; между тем Катерина воскликнула:

— Почтенный отец Иоанн и все присутствующие! Настоящая невеста Нила, не дочь Фомы, а я — Катерина. Добровольно — слышишь, Иоанн! — добровольно хочу я отдать свою жизнь, чтобы спасти мой бедный народ от страшного бедствия. И моя жертва будет приятна небу, как сказал сам патриарх. Молитесь за меня! Сжалься надо мной, Спаситель! Мать моя, я иду к тебе! — Тут она повелительно крикнула рулевому: — Дальше от помоста!

Несколько ударов весел вывели разукрашенную барку к середине реки. Тогда молодая девушка ловко вскочила на перила борта, бросила в воду стебли лилий, потом улыбнулась, мило склонив головку к плечу, стыдливо собрала вокруг колен складки длинной одежды и, подавшись всем корпусом вперед, бросилась в волны. Они тотчас сомкнулись над ее головой, но Катерина, отлично умевшая плавать, опять показалась на поверхности Нила. Ее черты были спокойны, точно она приятно нежилась в воде во время купания, и нильские волны, играючи, ластились к ее стройному телу.

Народ рукоплескал в безумном восторге, хотя у многих невольно вырывались крики ужаса и сострадания; может быть, Катерина успела еще расслышать их. Минуту спустя она нырнула в глубину.

Кузнец, переодетый Нилом, добродушный человек, который в обычное время не мог допустить, чтобы живая душа погибла на его глазах, совершенно забыл свою роль. Выпустив руку Паулы, он бросился за Катериной, то же самое сделали ее молочный брат Анубис и несколько матросов. Но им не удалось найти утопленницу, и бедный юноша пошел ко дну, потому что сломанная нога затрудняла его движения.

Обращение Катерины слышали только стоявшие поблизости; но прежде чем девушка исчезла в волнах, епископ Иоанн повернулся к народу. Он крепко схватил Паулу одной рукой, а другой поднял распятие, висевшие у него на поясе, и обратился к тысячной толпе:

— Желание нашего святейшего отца Вениамина исполнилось! Сам Бог говорил его устами. На ваших глазах непорочная, благородная якобитская девственница по собственному великодушному побуждению пожертвовала жизнью за страждущих ближних. Нил принял свою жертву. Теперь осужденная свободна! — прибавил епископ, привлекая Паулу к себе.

Дамаскинка дрожала от волнения. Но не успел Иоанн окончить свою речь, не успел народ высказать своего приговора, как взбешенный Горус ринулся к ним. Он схватил Паулу за одежду и крикнул хору юношей:

— Скорей за дело! Пусть один из вас займет место речного бога. Кидайте в волны невесту Нила!…

Но епископ снова отстранил жреца от девушки; тут старик, ослепленный яростью, бросился на Иоанна, стараясь отнять у него распятие. Глубоко возмущенный прелат вскричал гневным, громовым голосом:

— Анафема!…

При этом страшном слове и святотатственном насилии в египтянах заговорила преданность христианской вере, только искусственно подавленная в тяжелое время народного бедствия.

Начальник хора оттолкнул жреца и стал на защиту епископа; другие последовали за ним; но несколько юных певцов вступились за Горуса, который по-прежнему не выпускал одежду Паулы, готовый скорее погибнуть, чем уступить свою жертву.

В этот миг в опустевшем городе загудел набатный колокол; толпа заволновалась, охваченная страхом. Какой-то человек, размахивая обнаженным мечом, прокладывал себе дорогу между любопытными. Несмотря на изорванную одежду, растрепанные волосы, закопченное лицо, большинство присутствующих узнало в нем Ориона.

Все расступились перед ним; он мчался, как безумный. Достигнув помоста, юноша окинул взглядом участников церемонии и бросился прыжками мимо переодетых людей прямо на эстраду. Он оттолкнул Горуса Аполлона от Паулы, которая почти в беспамятстве упала к нему на грудь: неожиданная радость отняла у нее последние силы.