Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами - Джеймс Купер

Мир в целом бесспорно стремится к самосовершенствованию, но идет к нему путями, не человеком предначертанными; как первое, так и второе не вызывает у нас ни малейших сомнений. И если человек в какой-то мере содействует этому процессу, то чаще всего без соответствующего намерения или расчета. Кто, к примеру, возьмет на себя смелость утверждать, что институты нашей страны, составляющие предмет нашей величайшей гордости, выдержали бы испытание временем, не будь основополагающих принципов, на которых зиждится наше государство; у кого достанет тщеславия объяснять исключительное влияние этих великих принципов мудростью человека, в чем бы она ни проявлялась? Нам всем известно, что к возникновению федерального правительства привели совершенно случайные — или представляющиеся нам случайными — обстоятельства и что к наиболее сильным и наименее порицаемым относятся те его особенности, которые не могли бы возникнуть и надолго удержаться, будь они частью чьей-то политической доктрины.

Ныне христианство содрогается от спазм, вызываемых в его недрах усилиями политического движения. Они безусловно увенчаются положительным результатом, но вряд ли в такой форме и под воздействием таких факторов, которые нам, людям, было бы дано предвидеть. Следует признать, что обстановка, породившая эти усилия, никак не является следствием хорошо рассчитанных действий нашего общества, напротив, она находится в явном противоречии с ними; в процессе ее кристаллизации рушились преграды, возведенные человеческой мудростью на пути тех суждений, что без лишнего шума, не привлекая к себе внимания, прокладывают путь совершенно неожиданным и внезапно наступающим результатам. И если мы движемся вперед, то скорее по воле Господа Бога, чем вследствие продуманной деятельности человека; а в тех случаях, когда последний проявляет чрезмерную активность, есть все основания опасаться ее последствий.

Одним из наглядных примеров осуществления воли всемогущего Господа Бога в применении к человеку, по нашему разумению, может служить как раз Питер. Из тысячи средств, употребляемых с целью тронуть сердце человека, наибольшее воздействие на загадочного вождя оказало зрелище обреченного на смерть, который молит Бога простить его врагов! Оно встревожило Питера, напомнив по контрасту его былые прегрешения, поколебало твердыню, коей являлся его характер, и заставило открыться глубочайшие сердечные тайники, где скрывались наклонности и привязанности вождя. В его руки как бы вложили отмычку, чтобы он с ее помощью распахнул давно не проветриваемые затхлые помещения своей души и очистил их от скверны.

ГЛАВА XXVII

Ты тот, кому сатир иль фавн готов

Услугу оказать без лишних слов:

То ль зайца в полусне перепугав,

То ль по крутому склону мчась стремглав,

Спасти ягненка от когтей орла,

Пастушку ли, что в чащу забрела,

Вновь вывести на верную тропу.

Легко себе представить, что после ухода Питера Бурдон и его товарищи пребывали в состоянии величайшей тревоги. От Медового замка их отделяло ничтожное расстояние — чуть больше полумили — и вопли дикарей, несмотря на лесной заслон, то и дело достигали слуха беглецов. Столь близкое соседство дикарей уже само по себе внушало страх, и его лишь усугубляло то обстоятельство, что Бурдон не был абсолютно уверен в благих намерениях Питера. Оно и понятно — бортник почти ничего не знал о внезапной перемене, происшедшей в настроениях загадочного вождя. Да и знай он, так тоже вряд ли сумел бы оценить этот факт по достоинству. Наш герой был очень поверхностно знаком с догмами христианства и, даже получив исчерпывающую информацию о случившемся с Питером, скорее всего усомнился бы в том, что подобный революционный переворот в сознании человека может свершиться с такой чудодейственной быстротой. Он, конечно, безоговорочно согласился бы, что для Бога нет ничего невозможного, но, по-видимому, стал бы отрицать вероятность влияния Святого Духа в такой форме и сделал бы это лишь потому, что самому ему никогда не доводилось испытывать подобное на себе. Поэтому все, что говорил Питер, вызывало у бортника скорее недоумение, чем понимание. Цветик же была человеком иного рода. По сравнению с остальными членами компании она получила неплохое образование, и ее не раз задевало полное равнодушие любимого к вопросам религии, что, впрочем, не мешало ей любоваться мужественной внешностью Бурдона и наслаждаться непринужденностью и веселостью его характера. Но поскольку Бурдон никогда не выказывал активно отсутствия у него должного благочестия, то есть ни словом, ни делом не оскорблял возвышенных чувств Марджери, его образ мыслей вызывал у нее не обиду, а скорее озабоченность по поводу его будущего благоденствия.

А вот в оценке Питера молодая чета расходилась намного больше, чем в отношении к религии. Бурдона то с большей, то с меньшей силой, но тем не менее постоянно грыз червь сомнения относительно намерений Питера, тогда как его жена с первой минуты их знакомства прониклась к нему беспредельным доверием. Строить догадки, почему это произошло, наверное, бесполезно; бесспорно лишь, что внутри каждого из нас есть потаенные пружины, заставляющие с одними людьми — нам симпатичными — сближаться, а от других — антипатичных — отдаляться. Встретившись впервые, люди испытывают взаимное притяжение, словно две находящиеся рядом капли воды, или, напротив, неприязнь и отскакивают друг от друга, как два одноименных электрических заряда.

С Питером и Марджери произошло первое. С первого взгляда они понравились друг другу, а обоюдные проявления доброты усилили это чувство. К этому времени девушка настолько привыкла к индейцам, что относилась к ним как ко всем прочим людям, включая своих соотечественников, то есть одним симпатизируя, а другим — нет, независимо от цвета их кожи. Правда, Марджери вряд ли могла бы влюбиться в индейца, даже если бы ей встретился молодой человек подходящего возраста и характера: этому — и только этому — помешали бы впитанные с молоком матери предрассудки расового свойства, но, исключая любовные отношения, она была способна видеть в каждом аборигене и плохие и хорошие стороны, точно так же, как в белом человеке. Взаимное расположение, возникшее у Питера и Марджери, имело своим следствием то, что девушка была твердо уверена: загадочный вождь ей друг и в случае надобности придет на помощь. Так она была настроена даже в тот период, когда Питер еще томился сомнениями — то ли распространить свой кровожадный замысел и на Марджери, то ли сделать для нее одной исключение. Воистину неизъяснимы чувства, питаемые нами к окружающим! Вот ведь Марджери никогда не испытывала доверия к Быстрокрылому Голубю, хотя он был всей душой предан Бурдону и оставался с ним лишь из одного желания быть ему полезным. Его грубоватая манера общения, менее обходительная и вежливая, чем у Питера, с самого начала оттолкнула девушку, а впоследствии ей было трудно преодолеть это отчуждение и сблизиться с Быстрокрылым настолько, чтобы иметь возможность разглядеть, что он за человек — хороший или плохой.